Авторские колонки
-
Татьяна Вайнонен: Проводник
Дорогие читатели! Предлагаем вам новый рассказ Татьяны Вайнонен из серии «Ангелы». Ангелы могут приходить к нам на помощь в разных, совершенно неожиданных образах. На сей раз это оказался... -
Татьяна Вайнонен: Улыбка
Улыбку нарисовать очень трудно. Гораздо легче поймать печальное выражение лица. Улыбка Джоконды – большая редкость в живописи. И то, она – задумчивая, погруженная внутрь… -
Лев Рубинштейн: Признание в любви
Едва ли я один заметил, что дни поздней осени, как и то, что идет следом, то есть то самое, что даже не хочется называть по имени, чтобы не торопить неизбежное, приходят всегда неожиданно, приходят всегда навсегда, приходят, чтобы не уходить уже никогда -
Ганна Слуцки: Истерика
Была середина восьмидесятых. Я сидела в кабинете тогдашнего главного редактора Госкино и слушала приказ об очередном закрытии моего сценария -
Лев Рубинштейн: PR и Пиар
Вначале было даже не слово. А была вначале лишь английская аббревиатура, означавшая что-то для меня не вполне внятное, какую-то «связь с общественностью» или что-то в этом роде, и вообще существовавшая на далеких перифериях моего сознания и моих социально-культурных интересов -
Александр Хургин: Полуподвал
Все их называют просто – старухами. И они знают, что их называют старухами. И не обижаются. Потому что они и есть старухи, и как же их ещё называть -
Лев Рубинштейн: Книжка за книжкой
Вот замечаете вы, допустим, что кто-то из вполне взрослых окружающих вас людей в разговоре с вами постоянно цитирует что-нибудь детское, и даже младенческое -
Максим Жегалин: Где же булочная?
Сентябрьский вечер был такой, что заходить в метро даже как-то кощунственно, а пешком далеко и уже поздно, поэтому я пошел к автобусной остановке. Автобус идет через полгорода и, так совпало, останавливается прямо у моего дома -
Татьяна Вайнонен: Июньская всадница
Начало июня в южном рыбацком поселке… Что может быть прекраснее, чем жить в маленьком деревянном домике, в ста метрах от песчаной прибрежной полосы! Вставать с рассветом и бежать мимо серебристых длинных деревянных заборов, на которых сушатся влажные от росы спутанные сети... -
Дмитрий Воденников: Письма улиток к Богу
Лет пятнадцать назад я был со своей подругой в одном приморском городке, и к нам из Рима приехала наша приятельница. Тогда я и узнал, что есть такое понятие «нулевой километр»: какие-то продукты, вина скучно пить или есть вне их родины, причем даже не страны, а региона -
Лев Рубинштейн: Горизонтальная вертикаль
Еще давно, еще во времена позднего СССР в моем персональном оперативном словаре существовала такая понятийная категория, как «тетка из очереди». -
Михаил Осокин: Непатриотичное пение
Среди знаменитых русских певцов выделяются несколько с совершенно удивительной судьбой. Их роднит то, что они оказались за пределами России: одни – случайно, другие сознательно, а некоторые из них даже перешли на сторону Гитлера -
Ганна Слуцки: Тахикардия
Сегодня в моей жизни ничто не зависит от Госкино, но всякий раз, когда я прохожу мимо этой арки, начинается сердцебиение, по-научному тахикардия. Видимо, мой организм независимо от меня реагирует на прошлый страх -
Лев Рубинштейн: Необычайные приключения дресс-кода
Это явление существовало более или менее всегда. И в разные времена обозначало нечто вроде пропуска в ту или иную социальную, культурную, сословную, классовую, возрастную, - и так далее – среду. -
Татьяна Вайнонен: Штукатурка
Когда человек регулярно опаздывает в школу? Когда школа находится прямо во дворе его дома, метрах в ста от подъезда. Когда человек просыпается за десять минут до звонка, совершенно не реагируя на стук в дверь, восклицания в коридоре, и резкое сдергивание одеяла под бесчеловечный трезвон будильника? -
Ганна Слуцки: Диалог в темноте
Ганна Слуцки – кинодраматург, блогер, писатель и просто очень остроумный человек. Много лет я читаю ее в Фейбсуке и покатываюсь – и не я одна. Прочтите этот рассказ, начинающийся как забавное приключение, в доме творчества потух свет, а заканчивающийся.. ну, сами увидите -
Татьяна Вайнонен: Табор
Во дворе стояла хоккейная коробка. Деревянный такой заборчик, дополненный сверху металлической сеткой - рабицей, порванной и повисшей кое-где ржавыми кудрявыми лохмотьями. Зимой в коробке заливали каток и ставили ворота из кирпичей или бутылочных ящиков, а весной поле ненадолго зарастало одуванчиками и веселой травой. Потом траву вытаптывали, и к июлю коробка превращалась в выжженный солнцем пустырь -
Михаил Осокин: Здесь будет город-сад...
Мы все-таки обогнали американцев в Арктике - по темпам потепления. Выводы климатологов из МФТИ и других российских научных центров были представлены в журнале Atmosphere -
Максим Жегалин: Зина
Мама прислала фотографию. Наверное, 2005 год. Мы приехали в гости к тёте Зине, сестре деда. Мне десять лет, брату пять, еще бабушка, мама - сели вокруг Зины. В углу кадра белая кошка, на фоне желтый ковер в фиолетовых цветах, нелепый пластмассовый Дед Мороз стоит на спинке дивана - фотографировались в январе
-
Лев Рубинштейн: Имя розы
У соседки Елены Илларионовны возле крыльца рос розовый куст. Довольно чахлый, надо сказать. И многие годы совершенно бесплодный, как бы она, бедняжка, ни хлопотала над ним, сирым и убогим, ни обихаживала его, ни подкармливала его дурно пахнувшими лакомствами, ни укутывала его на зиму старой стеганой телогрейкой. Не цвели там розы никак. Не было там цветов -
Татьяна Вайнонен: Хвостик
У меня была необыкновенная бабушка. Катерина Ивановна. Катя. Военный хирург. На фронт она ушла в 30 лет. Красавицей, с тяжелой косой до пят, с тонкой талией и веселым гордым нравом. Прошла всю войну, вернулась с чемоданом яблок и алюминиевой миской, отлитой для нее благодарными солдатиками из крыла сбитого немецкого самолета -
Дмитрий Воденников: Плачущие ивы японского льва
Когда ивы скорбят, цветы плачут. Ива плакучая клонится, значит, такого же оттенка, как и зима. Лед капризничает, вода талая – как эхо. Вода ничья, и я, и я, и я -
Татьяна Вайнонен: Радуга
Я была «московской невестой». Мой молоденький длинноволосый жених повез меня в деревню знакомить с будущей родней. Родня жила в большом деревянном доме, который до революции принадлежал священнику -
Лев Симкин: Дейл Карнеги как зеркало русской революции
Лев Симкин, наш постоянный автор, обладает удивительной способностью переплавлять настоящие, «документальные» события в литературу, с юмором рассказывая об абсурде нашей жизни -
Михаил Осокин: Чем опасен дадаизм
Юбилей одного из самых экзотических художественных явлений ХХ века: 100 лет назад в Берлине состоялась международная “Дада-выставка”. Публика впервые увидела такой прием как фотомонтаж – а среди скульптур привлекала внимание работа Макса Эрнста: к скульптуре прилагался топор, чтобы разбить ее -
Лев Рубинштейн: Грибной дождь
Я, представьте себе, собираюсь говорить о грибах. И тут не только уступка сезонным обстоятельствам, хотя и это тоже, почему бы и нет -
Татьяна Вайнонен: Волчьи ягодки
Мы начинаем публикацию цикла рассказов Татьяны Ильиной (Вайнонен) о воспоминаниях детства. Они примечательны тем, что, когда маленькая девочка Таня выросла, то стала известным мультипликатором. Можно сказать, что она не забыла детство и не рассталась с ним, отразив его в своем творчестве -
Лев Симкин: Кремлёвский сокол
Лев Симкин пишет об интересном времени – так называемого застоя и, например, перестройки. Казусов тогда было много – их, впрочем, всегда много, но о ретро-казусах читать еще интереснее -
Евгения Лещинская: Неизвестный рассказ Довлатова
Когда-то Сергей Довлатов работал в ленинградском журнале «Костер». И опубликовал там свой рассказ «Двести франков с процентами», который впоследствии не вошел ни в один из его сборников. И зря, по-моему. Хоть и предназначался он для детской аудитории, не было в нем ни скучной назидательности, ни занудства, ни менторства. Дети не хуже нас с вами (а может и лучше) чувствуют живое слово, иронию и теплоту…
-
Максим Жегалин: Где искать сирен
Деревня, в которой родился мой отец, называется Буераки. Название очень точное, и даже странно, что такое ничтожное, никому неизвестное место, присвоило себе это слово. Буераки-реки-раки-руки-ноги-береги
