Автор: Диляра Тасбулатова
Культовому, как сейчас принято выражаться, фильму «Умница Уилл Хантинг» исполнилось четверть века: повесть о вундеркинде, придуманная Мэттом Дэймоном и Беном Аффлеком, тогда совсем юными, сделала их звездами первой величины. Удачный старт, редкость в мире кино – история о том, как проснуться знаменитым.
…Фотографии двух закадычных друзей, вундеркиндов Голливуда, - конца девяностых, десятилетней давности и современные – запечатлели почти незаметные изменения: ирландская красота Бена и простецкое обаяние Мэтта все еще производят впечатление, хотя одному уже чуть за пятьдесят, другому почти. Оба успешны, богаты и знамениты, особенно Мэтт, недаром желтая пресса то и дело муссирует подробности их бытования. Познакомились они еще пацанами, с детства бредили Голливудом, оба – из приличных семей, к тому же родились в Бостоне, самом интеллигентном и интеллектуальном городе Америки.
Совместный сценарий двух друзей - о математическом гении с трудной судьбой, - тоже в своем роде интеллектуален, что наводит на некоторые размышления: как правило, массовый зритель, обеспечивающий фильму кассу, любит что попроще. Со временем многообещающий Дэймон, не будь дурак, так и поступил, оседлав конька коммерции и принося студиям многомиллионные прибыли.
Уилл Хантинг, конечно, совсем из другой оперы, уж точно посложнее шпиона Борна – и гений, и трудный подросток в одном флаконе, представитель редкой человеческой породы, что может и по физиономии заехать, и мгновенно решить математическую задачу невероятной сложности. Оригинально, что и говорить – представить, скажем, Перельмана, раздающего направо-налево оплеухи, все же затруднительно, как и какого-нибудь Ван Дамма (который и в реальной жизни не умеет писать) профессором Гарварда. Видимо, в этом и крылась фишка: ход, что ни говори, остроумный - дух, как известно, веет где хочет. На сей раз он повеял над гением из низов, неоднократно битым папашей-алкоголиком, что в припадке злобы мог и кастетом двинуть, и сигарету затушить об ребенка, отчего, естественно, несчастный постепенно вырастает в так называемого трудного подростка и драчуна. Вечно чувствующего себя лишним, ненужным, не вписывающимся ни в какое сообщество - для своих дружков-гопников он слишком умен (да и ученого, будучи уникумом, заткнет за пояс), для интеллигентской среды – дурно воспитан, и это еще мягко сказано, агрессивен и неуправляем. Работает уборщиком в Гарварде, натирает полы, в свободное от работы время дерется, вдаряет по пивасику, но и Ницше успевает почитывать, хотя менять в своей жизни ничего не собирается. Еще немного, еще чуть-чуть – и сядет, в порыве ярости врезав полицейскому. Ну а потом по накатанной – если не зарежут сокамерники, станет обычным рецидивистом, паханом тарантиновских бесславных ублюдков.
Кадр из фильма "Умница Уилл Хантинг"
Характерец тот еще - нордический, стойкий, не без истерических взрывов, впрочем. Мучаясь от сознания своей исключительности и в то же время маргинальности, Уилл, хоть и умница хоть куда, решает оставить все как есть – уборщик так уборщик, тюряга так тюряга, математику – побоку, тем более денег на Гарвард у него, естественно, нет, нищий из пригорода одинокий волк, обитающий в раздолбанном старом доме. Задуматься о том, что со своим фантастическим даром он и так, без средств, может сделать ослепительную карьеру и заниматься любимым делом, ему, видите ли, недосуг, он полы моет. Прямо как в анекдоте о заштатном российском актере, которого зовут в Голливуд, а тот отвечает, что не может, у него, видите ли, «елки» (Дедом Морозом в Мухосранске подрабатывает, а вылетать нужно под Новый год).
…То ли это гордыня, то ли сознательный выбор, то ли то и другое вместе – разобраться в этом сложном замесе предстояло двум друзьям, Бену и Мэтту, что они и сделали, начав упорно продвигать свое детище в Голливуд. Поначалу - тщетно, никто за эту историю браться не хотел (впрочем, не знаю почти ни одного случая, чтобы будущий шедевр или просто хороший фильм понравился бы сразу, на стадии литзаписи), пока им не поверил ныне печально знаменитый Харви Вайнштейн, на счету которого множество таких попаданий, поистине снайперских, чутье редко его подводило. Как продюсер он гений – разглядел и Тарантино, который тоже долго не мог никуда протиснуться со своим «Криминальным чтивом», позволив будущему каннскому лауреату снимать нелинейный сюжет на свой страх и риск. И не только ему – послужной список г-на Вайнштейна весьма внушителен.
Он даже разрешил Бену и Мэтту сыграть главных героев (ребята как раз-таки писали в расчете на собственное участие), хотя студия мечтала о Ди Каприо и Брэде Питте, сладкой парочке, много лет спустя встретившейся на площадке у Тарантино.
При небольших - ну, для голливудского размаха, - вложениях в 10 млн., фильм впоследствии сорвал кассу в 225, хотя, казалось бы, кому нужны разговоры о математике и психоанализе вкупе с рассуждениями о выборе цели (советский фильм с одноименным названием вначале был озаглавлен, ха-ха, как «Цель выбора») и прочей околонаучной, как сказал бы подросток, «фигне». Это потом Мэтт Дэймон повадился изображать из себя супершпиона, прыгать-бегать, виснуть на шасси, летать как ниндзя, мочить в сортире (буквально), затевать умопомрачительные драки с врагами человечества, самолично устраняя всяких там террористов и пр.
Кадр из фильма "Умница Уилл Хантинг"
То есть сам Мэтт – тоже, так получается, фигура двойственная, интеллигент с кулаками, каскадер, часто выполняющий сложнейшие трюки без страховки, рискуя жизнью, и в то же время интеллектуал, либерал и левак, отменно воспитанный: умеет себя вести, лично убедилась во время интервью в Каннах. В общем, Вайнштейн не ошибся – идеальный кандидат на роль хулигана-вундеркинда (Ди Каприо, думаю, тоже бы не оплошал, хотя дерется он не так эффектно) – редкий, согласитесь, случай, когда автор сценария еще и играть умеет. Причем одинаково достоверно и в сценах с кровавыми разборками, и в разговорах с Робином Уильямсом, своим психоаналитиком Шоном, который впоследствии (сначала они, впрочем, чуть не убили друг друга, причем напал Шон, в ответ на хамство своего подопечного) заменит ему отца.
Надо сказать, что в биографии Дэймона это, пожалуй, лучшая роль – наряду с мистером Рипли, подонком и убийцей, завистливым негодяем из низов в американском римейке старой картины с Делоном (которому многие отдают предпочтение, как красавцу-оборотню, более зловещему, нежели его американский наследник). Но и Дэймон хорош – не обладая таким внешним очарованием, он берет чем-то другим, особым мерцанием двойственной личности, несмотря на более пролетарскую внешность: видимо, пошел в предка-финна – такие сейчас в чести, каноны мужской красоты то и дело меняются.
И если его Рипли – кромешный, то Уилл – трагичный, нервный, вечно трепещущий, глубоко несчастный, органичный и в сценах агрессии, и плачущий, раздавленный своими страхами. С рыдающими мужчинами, да еще такими мачо, никому не дающими спуску, - вообще проблема: у многих, как, скажем, у Круза в «Магнолии», хотя актер он хороший, слезы выглядят недостоверно, вызывая у зрителей смех. С Дэймоном вы сами заплачете, в унисон с ним: то ли Гас ван Сент (режиссер, прямо скажем, не самый великий, но все же значимый) тому «виной», то ли мастерство совсем юного в ту пору Дэймона, трудно сказать. То и другое, видимо: на сей раз карты легли как надо, пасьянс сложился почти идеально. Робин Уильямс, который любой, пусть самый банальный текст (например, о трогательной любви к своей умершей жене) умеет произнести так, что и отъявленный циник проникнется, - по-видимому, идеальный партнер для любого визави. Не давит (а мог бы, при его-то мастерстве), помогает, смотрит в глаза собеседнику, создает необходимую ауру. Между ним и Деймоном и вправду сложились тонкие отношения, на крупных планах обоих это сразу заметно.
Говорят, что Мэтт и Бен, как уже говорилось, в ту пору юные и никому не известные, увидев материал, где их сценарий ожил, а реплики, придуманные ими, произносили не кто-нибудь, а Скарсгард (звезда Триера, напомню) и сам Уильямс, заплакали от восторга – и их можно понять. Редкий случай, когда драматург доволен воплощением своих замысла, такого почти никогда не бывает, у каждого пишущего свое видение.
…Поскольку фильм знаменит, кто только его ни видел, о спойлере и речи быть не может: всем известно, чем все закончилось и чем сердце успокоилось. Долго думая, что выбрать, математику или «самостояние» личности (как будто одно другому мешает, наоборот, мне кажется), Уилл все же выбирает второе и едет в Калифорнию к любимой девушке. Той самой, которую вроде как бросил, заранее опасаясь, что бросят его, ибо главным его страхом является страх, спровоцированный кошмарами его детства, быть отвергнутым, униженным и оскорбленным. Психоаналитик Шон (который Робин Уильямс) жил не по лжи, любовью к жене, в полноте духа, сердца и пр., зато профессор Ламбо (который Скарсгард), лауреат Филдсовской премии и спец по комбинаторике (как и дружки Уилла, не знаю, что это такое) борются за своего подопечного не на жизнь, а на смерть. Ламбо против философии этой самой «полноты жизни», ибо человек, и он тут прав, должен осуществиться - тем более если он гений. Шон же гнет свою линию – забавно, что эта антиномия пришла в голову двум юным американцам, самим заточенным на успех, как и вся страна, чей девиз - бороться и искать, найти и не сдаваться. Собственно, ее экономическая, военная и научная мощь такого рода приоритетами и обеспечена, как и широко известные умопомрачительные истории американского успеха - нищий разносчик газет становится миллионером, инвалид покоряет горные вершины, слепой получает научную степень и так далее. Американская мечта снедала и самих Мэтта и Бена – в ином случае жили бы тогда в своей этой «полноте» и не писали бы сценариев.
Даже в культуре противоположной, а именно в православной, а именно в «Андрее Рублеве» Тарковского звучит мотив таланта, который нельзя зарыть в землю, одаренности, что может послужить людям: пойду, говорит Андрей Рублев, поначалу отказавшийся от своей миссии, ибо грешен, иконы писать, а ты, Бориска, колокола лить.
Другой вопрос, что Уилл наотрез отказывается работать на разведку, произнеся обличительный спич о заговоре империализма против малых народов и «недоразвитых» стран, мировом господстве и пр. – он, кстати, и в реале ненавидит ЦРУ (в интервью говорил, тем более что премьера в Каннах, фильм «Ложное искушение», был об этом). Не знаю, правда, заблуждается ли он по поводу коммунизма, но похоже на то.
Черт с ней, с разведкой, но вот почему он отвергает научную мысль, которая и сама по себе – приключение духа, ибо имеет дело не только с абстракциями и формулами, но и с мировоззренческими вопросами, по крайней мере в его случае, он же гений. С вопросами того же самого бытия и пресловутой полноты жизни: у меня нет уверенности, хотя это звучит демократично и порой широко обсуждается, что каждый самоценен: разве только в этическом смысле, но не в вопросах научного или какого-либо иного прогресса. Если он, конечно, в принципе существует: понятно, что мысль человеческая зашла уже так далеко, расщепив атомное ядро, что пора и сворачиваться, идем на самоуничтожение; но и средневековый способ существования самоубийственен. В общем, куда ни кинь, всюду клин: разведка и давление на более отсталые цивилизации культуры – это, разумеется, плохо, кто бы спорил: как бы, однако, эти отсталые, прикупив себе ядерное оружие, не нажали, спьяну или сдуру, не на ту кнопку...
Кубрик, сардонически усмехаясь, постоянно, всю свою жизнь, твердил обо всем об этом, а знаменитый Уэльбек вообще поставил нашей планете большой жирный ноль, обвинив цивилизацию в никчемности пополам с самоуверенной глупостью и отсутствии сверхидеи, то бишь духовной, как любят говорить, составляющей…
Так-то оно так, кто бы спорил, нам, наверно, довелось жить в последние времена – но не думаю, что два юнца, сочиняя свой сценарий, задумывались именно об этом. Похоже, ими владела идея какого-то абстрактного всечеловека, одухотворенного и простого как табуретка, сознательно отказавшегося от своей миссии во имя…
Вот во имя чего, я так и не поняла. Любви? Но разве она мешает работать – разве не наоборот? Будет ли интересен Уилл своей девушке, которая отдала свое наследство, огромные деньги, чтобы учиться в престижном университете и стать врачом? Решительно непонятно.
А так, конечно, всё хорошо – смотреть «Умницу» интересно, с годами фильм не стареет. Более того - некоторое ханжество финала было воспринято на ура, и у меня, как у старого циника, есть нехорошее подозрение, почему. Да потому, что большинство, как и ваш покорный слуга, далеко не гении, разве что дважды два можем перемножить, да и то с трудом, и потому элитизм, в какой бы сфере он ни проявлялся, людям неприятен. Нет чтоб честно себе сказать – от того, что ты получишь корочку, никому ни жарко, ни холодно, а вот мистеру Хантингу призадуматься бы, - так ведь нет, рукоплещут. С другой стороны, все мы, с нашими корочками и дипломами отнюдь не гарвардскими (да и там не все гении, о чем Скарсгард честно предупреждает, и себя тоже имея в виду), все же не хотели бы мыть полы.
Любой труд почетен, как сказал один язвительный писатель, знаменитый и много сделавший (впрочем, малоприятный) журналисту, который его троллил. Это как посмотреть, если быть честным.
Чего нашей цивилизации явно не хватает – а уж от восстания масс, когда каждый вопит о чем-то о своем о девичьем, понося великих (Лев Толстой – мизогин, Достоевский – шизофреник и пр.) - просто деваться некуда. На том стоим – надолго ли, вот в чем вопрос, как говаривал Гамлет. Быть или не быть – отказавшись от цивилизации, точно не быть. Приняв ее – возможно, тоже.
На месте этих двоих я бы сделала открытый финал, как любят братья Коэны: в «Серьезном человеке», только-только в жизни маленького человека все более-менее утряслось, как на его городок идет торнадо, в врач-онколог зовет побеседовать. И тут же – титры.
Запустить бы их на фоне выразительного лица Дэймона, когда он размышляет, идти ли ему в Гарвард или продолжать лупить всех подряд и глушить пиво. Как-то так, в общем.
фото: Shutterstock/FOTODOM; kinopoisk.ru
