Радио "Стори FM"
Максим Жегалин: Зина

Максим Жегалин: Зина

Мама прислала фотографию.

Наверное, 2005 год. Мы приехали в гости к тёте Зине, сестре деда. Мне десять лет, брату пять, еще бабушка, мама - сели вокруг Зины. В углу кадра белая кошка, на фоне желтый ковер в фиолетовых цветах, нелепый пластмассовый Дед Мороз стоит на спинке дивана - фотографировались в январе. Никто не улыбается, кроме Зины. Ей уже больше семидесяти лет, волосы подобраны гребнем, взгляд растерянный, мимо объектива. Она очень радовалась, когда мы приезжали.

Зина жила в Тушне, недалеко от Сенгилея. Дом её стоял в отдалении от поселка, в поле, под высоким клёном. Мы приезжали без предупреждения, долго стучали. Собака, очередная Жучка, носилась вокруг, лаяла, пыталась не пустить. Кошка, очередная Мурка, испуганно выглядывала из окна.

⁃ Зина! - кричала бабушка.

⁃ Зина! - подхватывали мы.

Не выходит и не выходит. Почему-то в моей памяти погода в Тушне всегда плохая, будто бы вот-вот дождь. Наверное, из-за того, что, когда мы приезжали к Зине в последний раз, была осень. Не выходит и не выходит. Начинает моросить. Неужто зря приехали?

Оставался единственный шанс: бабушка заходила в палисадник, лезла через мокрые кусты, вставала у окна с другой стороны дома и начинала колотить. Достучались: слышали, как открывалась одна дверь, шаги, иду-иду, шаги, вторая дверь, а я спала, батюшки, не слышала, здравствуйте.

Дом был маленький, большую часть его занимала печка. В комнате тесно: три идеально заправленных кровати, стол, трельяж, на стенах портреты - фотографии такого качества, будто бы все черты обвели черным карандашом, немного подрисовали, довели до совершенства. На одной так вообще - у черно-белой Зины розовые щёчки.

Портреты моей прабабушки, прадеда, дед в молодости, чьи-то братья, сестры, золовки, зятья - все стены в лицах. Зина ходила по этому музею, единственная из всех живая.

Она была толстой, медленной, каждые пять минут плакала - то ли от радости, то ли просто так. У неё болели ноги, если выходила в магазин, то с двумя палками, и сама себя называла «лыжницей».

- А ты на гардионе-то играешь? - спрашивала у меня.

- На чем?

- На гардионе.

- А, на аккордеоне. Играю, да.

Однажды мы приехали на Пасху. Это было очень давно и подробностей я не помню, но за столом в тесной комнате сидело человек 20 народу, всем хватило места. Все какие-то наши родственники: дальние, виденные мною тогда в первый раз и никогда после, слетевшиеся вдруг без предупреждения в один день. Пили, ели, бились крашеными яйцами, кажется, даже пели, вспоминали, сидели до самой ночи. И потом разъехались. И больше никогда эта семья вместе не собиралась.

Однажды Зина между делом заметила, что, мол, видимся в последний раз. Она вообще любила такие разговоры: видела сон, где говорила со старичком, и старичок ей сказал - умрешь тогда-то тогда-то. Мы уезжали, она, как всегда, стояла у двери и махала вслед - пока совсем не исчезнем из виду. Обернешься - она всё стоит и машет. То ли я дорисовал, то ли помню на самом деле: тот самый последний раз, и я вижу её - в темно-синем пальто и в оранжевом платке - машет, машет, машет и, конечно, плачет.

Умерла Зина в ноябре. Целый день что-то делала, устала, легла и уснула. Проспала неделю. Из этого сна вдруг выкрикнула: «Папа!». И провалилась обратно. Будто бы долго шла, искала, брела через туман, по какому-то лесу, болоту, в темноте, и вдруг увидела свет - постучала в дверь, потом в окно, и ей наконец открыли.

Фамилия её была Лотова. И вот Зинаиду Лотову похоронили на кладбище, которое в том же поле, что и её дом, буквально метров триста идти. Могила с краю, и так получилось, что Зина с фотографии смотрит в сторону дома, и будет смотреть всегда.

А дома того уже нет. Вскоре умер муж Зины, я почему-то не помню его совсем. Потом погиб сын. Потом дом сгорел: вместе с портретами, кроватями, скатертями, пластмассовым Дед Морозом.

Когда едешь из Сенгилея в Ульяновск, проезжаешь Тушну насквозь. Мы всегда смотрим вправо, туда, где жила Зина. На месте дома растет крапива, в крапиве лежат головешки. Даже высокого клёна нет - тоже, наверное, сгорел.

- И приехать больше не к кому, - вздыхает бабушка.

Чистое поле. Будто кто-то подрисовал было домик, дерево, собаку в конуре, и передумал - и достал ластик.

фото: личное фото автора

Похожие публикации

  • Максим Жегалин: Где искать сирен
    Максим Жегалин: Где искать сирен
    Деревня, в которой родился мой отец, называется Буераки. Название очень точное, и даже странно, что такое ничтожное, никому неизвестное место, присвоило себе это слово. Буераки-реки-раки-руки-ноги-береги
  • Максим Жегалин: Детсад в тумане
    Максим Жегалин: Детсад в тумане
    Уже утром, когда будильник был дважды отложен на попозже, а сосед с дрелью приготовился за стенкой, приснилась мне Людмила Ивановна, музыкальный работник детского сада «Березка»
  • Дмитрий Воденников: Драгоценная лиса
    Дмитрий Воденников: Драгоценная лиса
    «Лиса-оборотень всех дурачит»