Приятель прислал ссылку на сайт, где, перемещаясь курсором по карте мира, можно увидеть, как выглядело то или иное место в прошлом. Фотографию может выложить любой, отметить адрес, подписать год. Архив огромный, даже мой забытый богом Сенгилей там есть - туда я сразу и отправился.
Фотографии, в основном, безлюдные, но иногда можно наткнуться на случайного прохожего, который и не подозревает, что на него будут смотреть из 2020-го. Вот завод «Родниковая долина», на котором всю жизнь проработала бабушка. 1985 год - десять лет до моего рождения. Бабушка сейчас там, в лимонадном цеху, или стоит прямо за дверью проходной, того гляди откроет и поздоровается с фотографом. Или вон она - на заднем плане, в белой косыночке - не разобрать. Посмотри, я здесь!
Cенгилеевская набережная, 1994-й, почти ничего с тех пор не изменилось. Может быть, пять минут назад по этой набережной прошли родители, говорили о скорой свадьбе, планировали бюджет. Вот кинотеатр, вот школа, вот чей-то деревянный дом, вот неузнаваемый через 50 лет перекресток - зачем его сфотографировали, кто этот невидимый фотограф? И всё-таки неловко было бы наткнуться на знакомое лицо. Пусть уж они живут там, не знают об этой замочной скважине. Правильно, что в гугл-панорамах, где тоже можно призраком бродить по улицам, лица людей закрашивают, затуманивают - не разберешь.
Я сентиментальный, ничего с этим не поделаешь. Семь лет я таскаю из одного места в другое листья, камни, нитки - кем-то когда-то подаренные, письма - мои прошлые друзья любили писать письма. У меня для этого есть специальная коробка. Я люблю, в отличие от Бродского, возвращаться на места любви, и на места преступлений тоже. Ориентируюсь хорошо, стоит раз пройти по улице - узнаю и с похмелья. Иду, например, по Марьиной Роще, перехожу эстакаду и думаю, что под этим мостом, где слой пыли по щиколотки, окурки, шприцы и говно, я в первый раз поцеловался. Лица не помню, даже имени не помню - а место помню.
Или вот недавно ездил в Чертаново, где жил первые два года в Москве. Подошел специально к нашей старой общаге, потом к пруду, на дне которого осколки посуды - мы с однокурсниками торжественно её разбили, переезжая. Ничего не чувствовал, ни о чём специально не думал - просто нужно было проверить, как это место изменилось и что от него осталось.
Совершенно случайно оказался на месте второй общаги, где Костя выбил чердачную дверь, и мы пили на крыше. Прошел мимо третьей общаги, там рядом снесли здание - по соседству теперь прореха, которая с моей картинкой совсем не вяжется.
Или квартира на Бауманской, где можно заглянуть в моё окно. Тот, кто там живёт, не подозревает, что в одном углу, под обоями, написан стишок, я написал и потом заклеил - не знаю зачем, был такой приступ экзальтации.
Что мне эта лавочка во дворе - мы посидели на ней 15 минут и ушли. Но это были счастливые 15 минут, и если б было можно, я возил бы эту лавочку в своей коробке, доставал бы её раз в три года, смотрел и убирал обратно. Пусть лежит рядом, пусть можно будет достать и посмотреть, понюхать, передать привет тому, о ком уже ничего не знаешь.
На том сайте я нашел удивительную фотографию. На ней перекресток рядом с домом, который мне очень знаком и дорог. Фотография сделана в конце пятидесятых. Человек в белой рубашке стоит посреди черно-белых летних сумерек, смотрит на дом, но дом смазан, от него остались только несколько горящих окон. Зачем он так замер и повернулся? Что он там высматривает, в этом расфокусе?
Когда-нибудь я поеду в Париж и подойду к одной гостинице, дорогу до неё я хорошо помню. Я найду нужное окно, посмотрю в него, постою минут пять и пойду дальше. Фотографа не замечу. В 2150-м кто-то увидит меня в замочную скважину. Надеюсь, моё лицо будет предусмотрительно стёрто.
фото: личный архив автора
