В компании стали отшучиваться заявлениями, что на самом деле на кроссовках проступает силуэт Гоголя. Но шутки шутками, а Puma быстренько убрала эти новые кроссовки из своего интернет-магазина – видимо, от греха подальше.
Ситуацию вокруг компании Puma психологи называют апофенией. Это когда человек вдруг начинает видеть в окружающих вещах тайные знаки, все вокруг наполняется особыми смыслами. И мировая история богата примерами подобной массовой апофении.
Например, в СССР власти и граждане очень любили повсюду искать – и находить - как раз свастику и другую фашистскую символику, следы иностранных спецслужб. Такую символику, в частности, обнаружили в маслобойках, изготовленных на заводе в Запорожье: лопасти аппарата якобы напоминали свастику. Правда, лопасти находились внутри маслобойки, так что их никому не было видно – но все равно эту бытовую технику изъяли из продажи.
Московская пуговичная фабрика выпустила пуговицы, изображающие футбольный мяч – и в линиях швов на мяче тоже углядели свастику. Доложили на самый верх, и Сталин вынес свой вердикт, написав на донесении: “Ну и нечисть”.
Апофения, связанная с пуговицами, оказалась весьма живучей. Полвека спустя сотрудники КГБ докладывали в партийные органы: в магазинах Черкасской области появились японские костюмы, и у них на пуговицах “имеется изображение, схожее с фашистской свастикой”.
Сотрудники органов находили вражеские знаки повсюду - и тон задавал Главлит. В “Вестнике государственных архивов” можно увидеть любопытный документ под названием “Приказ № 39 по Главному Управлению по делам литературы и издательств”. Документ объяснял, как надо проверять фотографии и иллюстрации в публикациях:
Путем сочетания красок, света и теней протаскивается явно контрреволюционное содержание.
ПРИКАЗЫВАЮ:
Цензорам осматривать особо тщательно все оформление в целом, с разных сторон (контуры, орнаменты, тени и т.д.), чаще прибегая к пользованию лупой.
И вот, вооружившись лупой, сотрудники органов обнаружили на спичечных коробках ленинградской фабрики в изображении пламени профиль Троцкого. Для этого коробок надо было перевернуть и посмотреть на рисунок под определенным углом.
В этой игре со смыслами активно участвовало население - и пионеры находили фашистскую символику даже на своих значках. А в 70-е годы бдительные советские граждане обнаружили фашистов среди немецких рок-музыкантов - когда группа “Чингисхан” выпустила песню “Москау”.
Пошли разговоры, что у этой песни, кроме официального текста, есть и другой - с тайным и враждебным смыслом. Вот как в этих разговорах описывался тайный вариант песни:
Москау, Москау,
Закидаем бомбами!
Будет вам олимпиада,
Ох-ох-хо-хо-хо.
И что интересно – власти поддержали опасения озабоченных граждан, хотя все это был полный бред. Клип “Moскау” купили для показа по телевидению, но не показали – как раз из-за разговоров о тайном фашистском послании песни. Группу “Чингисхан” включили в список идеологически вредных зарубежных ансамблей, и за песню “Moскау” закрывали дискотеки, хотя на самом деле в ней не было ничего враждебного - наоборот, признание в любви к загадочной и романтичной Москве.
А сколько скрытых смыслов цензоры находили в книгах – от Большой советской энциклопедии до детских сборников. Например, все те же призраки Третьего рейха преследовали цензоров, которые курировали перевод книги Астрид Линдгрен “Малыш и Карлсон, который живет на крыше”.
Цензоров встревожили слухи, что образ летающего толстячка Карлсона был навеян фигурой рейхсмаршала Германа Геринга, министра авиации нацистской Германии. Якобы Астрид познакомилась с Герингом в 1925 году, когда он, известный летчик Первой мировой войны, устраивал авиашоу в Швеции. На тот момент Геринг как раз находился “в полном расцвете сил”, а еще любил поесть и отличался большим обаянием.
Сходство этим не ограничивалось: утверждали, что знаменитая фраза Карлсона “пустяки, дело житейское” – это была и любимая поговорка Геринга. И в этих слухах упоминался еще случай, как юная Линдгрен услышала на авиашоу, что Геринг со смехом рассказывал друзьям об идее моторчика за спиной – вот бы ему такой. В общем, цензоры досконально прочесали “Карлсона” в поисках каких-либо намеков на рейхсмаршала, а заодно изъяли и много других вредных для советских детей деталей и подробностей.
Но цензура, гоняясь за вымышленными страшными смыслами, в пылу борьбы, возможно, порой пропускала самое страшное. Писатели партизанили: протаскивали крамолу и в тех же детских книжках делали недетские намеки взрослым.
Взять, скажем, “Приключения Буратино” Алексея Толстого. Книга вышла в 1936 году, в уже начавшуюся эпоху Большого террора - и вот читаем в ней, как собаки-полицейские хватают Буратино и на его крики «за что!» отвечают: “Там разберутся...” Такие же слова слышали миллионы советских людей, когда за ними приезжали сотрудники НКВД. Буратино доставляют в полицию и там ему моментально выносят приговор:
«Ты совершил три преступления, негодяй: ты – беспризорный, беспаспортный и безработный. Отвести его за город и утопить в пруду».
Взрослые читали это детям -- и видели жизнь в СССР, где к этому времени уже были приняты законы, утвердившие жесткую паспортную систему, приравнявшие безработных к бродягам, беспризорным и попрошайкам. В общем получалось, что Буратино судили по советским законам.
Исследователь истории российской цензуры Арлен Блюм вспоминает еще один недетский намек - в вышедшем в 1935 году цикле стихотворений Самуила Маршака о животных в зоопарке. Удивительно, как цензоры пропустили одно из двустиший: по словам Блюма, эта фраза, учитывая атмосферу Большого террора, могла вызвать совсем уже прозрачные аллюзии:
За что сижу я в клетке,
Я сам не знаю,детки!
Толстому, Маршаку и авторам других недетских намеков повезло. Возможно, в момент подготовки к публикации их книг цензоры и органы были слишком заняты тем, что обнаруживали антисоветские символы в пионерских значках и свастику в разрезе колбасы…
фото: Depositphotos.com/FOTODOM
