Радио "Стори FM"
Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея (Глава 5)

Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея (Глава 5)

ПРЕВЕНТИВНЫЕ МЕРЫ          

- Подробностей не знаю, - немного придя в себя, пробормотал Малинин, предупредив возможные расспросы. – Следователь приедет через час. Помолчав, добавил:

- Ладно, пока вернемся к нашим баранам…

…- сусликам, - не удержался Фима, и сам поразился, откуда набрался наглости язвить в столь драматичную минуту. Видимо, форма истерики…

Малинин расстрелял Фиму бронебойным взглядом, но продолжил в отрывистой деловой манере сухого доклада.

- Уже в воскресенье на дежурного пошли первые читательские звонки и письма на сайт. Сегодня с утра поперли валом. Издевки, возмущение, недоумение и все прочее, чего следовало ожидать. Девочка на справочном телефоне долдонит одно: «Досадная опечатка, виновный будет строго наказан, правильный ответ «суслик», редакция приносит извинения». Ни слова больше. Это мое указание. С самого верха пока тихо. Это впереди. Но ждать не будем. Нужны превентивные меры. Даем поправку. А завтра попрошу встречи кое с кем… - он многозначительно ткнул пальцем в потолок.

- Я уже думал о поправке… - подхватил Фогель, но осекся под тем же смертоносным взглядом Главного.

- О чем вы думали, мне наплевать. Лично я думаю о том, как спасти газету и собственную задницу. Заодно, если повезет, твою (он выразительно кивнул в сторону Арсика). Буренина спасать уже не надо, а ваша, Ефим Романович, положа руку на сердце, меня во всех смыслах не волнует.

Как большой знаток и ценитель языка, Фогель отдал должное всей пошлой двусмысленности, но и хлесткости этого заявления.

- Вот текст, - продолжил Малинин, вынув из ящика стола три стандартных листка и вручив экземпляры. - Ваши соображения?

Фогель прочел:

ПОПРАВКА

«В субботу, 20 апреля на 12-й странице нашей газеты в разделе «Ответы на кроссворд, опубликованный в предыдущем номере»» допущена досадная опечатка. Под N9 по горизонтали правильный ответ «суслик». Приносим извинения читателям. Виновные строго наказаны».

- Я бы снял последнюю фразу, - робко предложил Фогель. – Она как бы поднимает градус произошедшего, возводит все в ранг большого скандала. А само понятие «опечатка» с этим не сообразуется. Ну, опечатка, опечаточка, подумаешь!..

- Согласен, - подхватил Арсик, - мы такой фразой интригуем любопытный народ. Кроссворды отгадывает процентов пятнадцать читателей. А тут все полезут смотреть, за что в редакции головы поотрывали.

- Идиоты, кретины! - вдруг завопил Малинин, и его, казалось, от рождения бледные впалые щеки мгновенно сделались пунцовыми. – Положил я на ваш народ и на ваших гадателей! С прибором! Я не для них поправку пишу! Я для него!.. – И редактор ввинтил указательный палец в пространство над головой. Для него и для его людей! Для министерства печати. Для наших левых шизоидов-недобитков, которые, чего доброго, решат, что это форма протеста, и начнут орать «Мы с тобою, Малинин!»  

- Делайте, как знаете, - обреченно согласился Фима.- Мне все равно. Я сказал правду. Понимаю, когда позвонят оттуда, свалите все на меня. Отдаю себе отчет - сотрудничать со мной газета больше не станет («Да уж! - нервно вставил Малинин»), но взываю к вашей порядочности. По крайней мере, прошу донести и мою версию случившегося, поскольку мне туда не достучаться.

- Они сами к вам постучат, - с нескрываемым сарказмом бросил Малинин, и Фима, выйдя из кабинета, с холодящей душу явственностью осознал: так и будет.

Чудовищное настроение усугублялось вестью о смерти Буренина. Так неожиданно, приличный человек, образованный, воспитанный… Не связано ли как-то с «сусликом»? Узнал, перенервничал, сердце?.. А когда успел стереть файл? И зачем? Странно… Ведь таким образом он банально подставляет себя: признать оплошность безопасней, чем в спешке заметать следы.

 

Юлька ждала с ужином. Изо всех сил скрывала, что волновалась безумно. Солнышко мое, кого ты пытаешься обмануть!

Ультимативно заявила:

- Сперва поешь, потом – разговоры.

Аппетит не пострадал. На нервной почве Фима начинал молотить противоестественно много, причем – без разбора и вкусовых ощущений. Выпил четыре рюмки водки: жена покорно извлекла початую из холодильника, понимая, что спорить и читать лекцию о гипертонии – лучший способ спровоцировать криз.

Дожевав, прошел в кабинет, уселся, спросил, кто звонил.

Юлька опустила голову, пробормотала что-то невразумительное.

-Я тебе умоляю, - устало попросил Фима.

- «Московское время», Грушицкий, просит больше не беспокоить.

- Еще?

- «Светлячок».

Серьезный удар. Десять лет сотрудничества, приличные гонорары.

Но ждал убойной вести. Дождался.

- …и телевидение, - выдавила из себя жена, даже не пытаясь бодриться, что было на нее не похоже.  

Сокровенный проект «Слово в кармане». Игра, придуманная Фимой. Оригинальная. Пусть для небольшого кабельного телеканала, но аудитория все равно не чета газетной, а программа его, авторская… Да, по предварительной договоренности он сохранял анонимность, в титрах должен стоять псевдоним («все-таки, все-таки…»), но это бессонные ночи в размышлениях, концентрация опыта и творчества, и гонорары, какие гонорары!..- может быть, даже обеспеченная старость. Хренушки! Все в тартарары!

Юлька несла какую-то утешающую околесицу, но выступала слабо. Силы и фантазия явно поиссякли за эти двое суток переживаний.   

Фима тоже смертельно устал. Он не знал, как быть дальше. Утро вечера мудренее. Почему мудренее? И кто обещал, что он доживет до утра?

Поцеловал жену, заверил, что чувствует себя нормально, жахнул таблетку феназепама (после водки-то!), лег и провалился…

На следующее утро он прочел на последней полосе газеты «Мысль» ту самую поправку. Естественно, поставили вариант Малинина. Там же, на второй полосе, помещен был короткий некролог, с прискорбием извещающий о безвременной кончине редактора отдела информации, замечательного журналиста Антона Львовича Буренина. Коллектив понес невосполнимую утрату и прочее…

А накануне вечером в кабинете Малинина Жираф расспрашивал об инциденте, выяснял подробности.

Малинин выложил все. Так Ефим Романович Фогель к шестидесяти годам впервые стал еще и фигурантом расследования причин смерти человека. Вадика же Мариничева после беседы с главным остро заинтересовал как раз не Ефим Романович, хотя и он тоже. Уши и ноздри сыщика аж подрагивали, как у гончей, в предчувствии добычи, когда он мчался по вечерней, слегка отдышавшейся от пробок Москве на своем стареньком, но резвом «Фиате» по адресу: Средний Хорошевский проезд,17. Его живо заинтересовала квартира 32 и ее запропастившийся жилец Костя Ладушкин, молодой редактор, получивший от Фогеля текст.

Электронное письмо стерто. Мобильный и домашний телефоны по-прежнему не отвечали – Вадик сам звонил из кабинета Малинина. Где Ладушкин?

Пятиэтажка постройки 60-х годов – таких здесь целый квартал. Лифта нет, последний этаж. Никаких проблем – баскетбольные ноги Мариничева могли с легкостью взбежать и на сорок четвертый.    

Необитая дверь, в отличие от соседних. Изрядно обшарпанная. На звонок никто не ответил. Соседнюю открыла девушка лет шестнадцати, даже не спросив, кто там. («Глазка нет, вечер, ничего не боится поколение дискотек», - подумал про себя Вадик).

Он показал удостоверение. Девочка оказалась слегка подшофе и словоохотлива, но за порог пока не приглашала. Звали Вера. Костю знает, конечно. Клевый бой, без понтов, хотя и служит в крутой газете. Квартиру снимает. Сегодня не видела. И вчера тоже. Кстати, вчера, в воскресенье он вообще-то обещал проклюнуться: занести кинцо с каким-то мочиловом и крутой сексухой. Она любит именно с мочиловом, но чтобы и секс, и все такое. Нет дома? Странно! Он обычно вечером, если не на работе, дома торчит, один или с телкой. С какой? «С какой-нибудь», – Вера при этом горьковато усмехнулась, и Вадик решил, что девочка была бы не прочь стать одной из них. А может, уже и стала, ревнует?

- Ты с ним поддавала,- с места в карьер выстрелил Вадик, явно   ошарашив переходом на «ты» и панибратско-развязной интонацией. Но Вера быстро пришла в себя.

- А тебе какое дело? Пошел ты, ментяра… - и попыталась захлопнуть дверь. Вадик ловко подставил свой башмак сорок седьмого размера и снова резко сменил тон.

- Извините за бестактность, Верочка, я сегодня очень устал, крышу сносит. Мне просто дико нужен Костя, помогите мне, пожалуйста.

Виноватое лицо симпатяги «мента» сработало. Вера подтаяла, сменила гнев на милость и, кажется, даже прикинула, не обломится ли с этим высоченным парнем лав без дальнейшего напряга.

- Матери его позвоните, у меня ее домашний есть, он оставлял на всякий случай. Она, может, знает… Заходите, у меня никого, старики в отъезде.

Это входило в его планы. Во-первых, для изучения оперативной обстановки. Кроме того, единственная лампа на лестничной клетке не позволяла четче разглядеть проступающие под отворотами халатика формы, показавшиеся внушительными для столь юного создания. Что поделать: Вадик стойко нес бремя страстей и грехов человеческих.

Он скинул куртку и прошел в «апартаменты».     

Неверный тусклый свет в тесной прихожей оказался бессилен перед наблюдательностью классного следока: формы девицы были воодушевляющими. Да и все прочее располагало любого здорового мужчину к штурму здесь и сейчас. Все, кроме возраста юной сексапилки: сперва неплохо бы заглянуть в паспорт. Совращение малолетней – только этого не хватало!

Двухкомнатная квартирка с 5-метровой кухней рапортовала о материальном положении хозяев. Здесь жили скромно. В интерьере, меблированном, должно быть, еще в годы расцвета застоя при содействии примитивной комиссионки, фарфоровым зубом среди грубых металлических коронок торчал неслабый серебристый «Самсунг» с экраном дюймов эдак на 27, а под ним тоненький DVD–плейер. Нетрудно представить, как напрягались родители, чтобы потрафить желанию дочурки, да и себя побаловать.

Верочка по-взрослому и на манер героев западных фильмов немедленно предложила выпить, и это был намек. Вадик вежливо и благоразумно отказался.

Она продиктовала телефон из драной коричневой записной книжки. Он набрал, спросил Александру Семеновну. На том конце провода откликнулся приятный и спокойный голос. Представившись, Жираф попросил не волноваться, к Косте никаких претензий, но просто к сыну есть вопрос в связи с безвременной кончиной его начальника. Александра Семеновна понятия не имела, где Костя, обычно звонит позже вечером, но необязательно каждый день. Позавчера, например, отмечался.

Вадик попросил передать номер своего телефона, когда Костя объявится, извинился, положил трубку.

Вера стояла рядом, поглядывая на «вариант» с любопытством и плохо скрываемой надеждой на приключение.

- Так как насчет выпить грузинского? - она кивнула в сторону хорошо початой бутылки «Мукузани», как будто и не слышала отказа. Вадик согласился в интересах следствия, принял из рук обольстительницы бокал с золотой каемочкой. Вино имело такое же отношение к Кавказу, как продавший его ларек – к поставщику двора его императорского величества.

- Закурим! – предложил, указав на балконную дверь. Разумеется, прикинул, что ее с Костей балконы тоже должны соседствовать. Вера с готовностью проследовала за ним, и довольно теплый апрельский вечер романтизировал ситуацию до той грани, за которой только поцелуй, за которым…

Но взгляд под углом на окно соседнего балкона, отстоявшего не более чем на полтора метра, вмиг отогнал плотские соблазны. Оно, хоть и скудно, подсвечивалось изнутри. «Что-нибудь вроде настольной лампы. Уже интересно!» - подумал Вадик. В ноздри ударил запах добычи, в погоне за которой он чуть не попал в объятия нимфы сомнительного возраста..

- А у Кости-то свет горит, - как бы между прочим произнес гость, затянувшись «Явой».

Вера слегка перегнулась через тронутые ржавчиной тонкие балконные перила, и ее рельефы проступили с такой неопровержимостью, что Вадик молча взвыл.    

- Да, горит чего-то… Может, погасить забыл?

- А вот мы сейчас проверим, - решительно произнес Вадик, выкинул сигарету и перекинул ногу через ограждение балкона

- Ты че, офонарел, - в ужасе прошептала Верочка, рефлекторно ухватив его за рукав куртки.

Но он уже был на работе.

Балконы не остеклены. Длины его рук и ног, а также силы духа вполне хватило, чтобы перемахнуть в воздухе это небольшое расстояние и ухватиться за край соседского балкона, не потеряв равновесия. Спортивный навык позволял и не такое.

Секунда – и он уже у стеклянной двери. Не поддается, закрыта изнутри. Свет пробивался сквозь щель меж задернутых штор.

Он вытащил из кармана пиджака любимый складной нож фирмы «Gerber», с которым не расставался. Лезвие легко справилось с язычком запорной ручки. Вошел, огляделся. Мебель не лучше той, что у Верочки. На письменном столе компьютер, видна зеленая подсветка кнопки дисплея – не выключен. Странный запах. Почему странный? Просто мерзкий, блевотный.

Стараясь ни к чему не прикоснуться, Вадик на цыпочках неслышно пересек комнату, повернул направо в темноту кухни. Нащупал выключатель и остолбенел.

Смутная, вчерне оформившаяся гипотеза, что погнала Жирафа на поиски Ладушкина, не исключала и труп. Но не такой!

В ноздри ударил запах рвотной массы. За столом в той же позе, как и его покойный начальник, сидел, точнее – полулежал на стуле молодой человек, голова запрокинута назад, глаза закатились, руки свисали как рукава свежестиранной сорочки с бельевой веревки. У ног на полу растеклась зловонная лужа, чего не было в первом случае. Но «натюрморт» на столе вопиюще копировал тот, что Вадик наблюдал вчера. Только сам стол оказался поменьше и клеенка не светлая, а в красную клеточку. Пять пустых бутылок крестом, граненый стакан, надкусанные пол-огурца на тарелке, толстый двухтомник – все…

«Внимание, смотрим на ноги. Точно! Они! Такие же тапочки-валенки, коричневые, неровный обрез на уровне щиколоток».

Вадик нервно сглотнул. «Серийка. Первая серийка в биографии. Спокойно, старик! Теперь не делать ошибок. Вдох – выдох».

Он по привычке применил это нехитрое дыхательное упражнение, не взяв в расчет, чем, собственно, дышит. Выдох спас от вдоха. Вадик зажал нос и, медленно повернувшись, отправился в обратный путь, словно пытаясь нащупать мысками кроссовок собственные следы на паркете.

Он вернулся к ожидавшей его Верочке посредством такого же прыжка «над бездной», чтобы не трогать входную дверь квартиры до приезда бригады. Немой вопрос Верочкиных распахнутых в изумлении глаз Вадик оставил без ответа. Он набрал номер Тополянского и коротко доложил ситуацию. Стоявшая рядом девица, услышав «мертв», в ужасе вскрикнула, пошатнулась и осела на пол. Взгляд помутился, она явно впадала в обморочное состояние.  

Тополянский приехал одновременно с оперативно-следственной группой. К этому моменту Вадик уже давно привел в чувство Верочку испытанными народными методами: холодная вода в лицо, несколько хороших пощечин. Перетащив ее на диван и оставив под воздействием ласково-гипнотической установки дышать и не дергаться, оперативник удалился в соседнюю комнату, где поджидал шефа. Ему было не скучно. Он строил версии.

Вместе с муровцами они осмотрели место происшествия. Тополянский велел явиться завтра утром с соображениями. И уехал. Таким озабоченным и суровым Вадик своего шефа еще не видел.

Соображений у Мариничева набежало до черта. Но что ни версия – фантастическая или… очень неприятная, поскольку по касательной затрагивала имя слишком уж высоко сидящего человека.

Похожие публикации