Радио "Стори FM"
Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея (Глава 3)

Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея (Глава 3)

КАКАЯ-ТО МИСТИКА

В понедельник 22-го в десять утра позвонила секретарь Малинина, главного редактора «Мысли», и воркующим голоском попросила от имени Сергея Сергеевича срочно приехать.

Это был ожидаемый звонок. План Фогеля предполагал два основных направления усилий. Первое – понять, как могли проморгать в редакции. Второе: подать сигнал людям оскорбленного Мудрика (и через них опосредованно ему самому, если повезет), что произошла чудовищная накладка, провокация, а он, Ефим Романович Фогель, абсолютно лояльный, тихий, законопослушный человек, пал жертвой коварных негодяев.

План сформировался. Оставалась мелочь: реализовать. Она-то и ужасала. Но инстинкт самосохранения подстегивал, и кое-какие мыслишки появились.   

Малинина Фима видел пару раз на каких-то праздничных вечерах редакции, куда получал приглашения как постоянный автор, но приходил редко. Разумеется, не общались: Фима, как всегда, следовал своему принципу – не лезть на глаза сильным мира сего, жить в сторонке. Так в сторонке, в компании двух-трех рядовых сотрудников издания, он и попивал свою водочку, закусывая чем спонсор послал.

Через час Фима вошел в приемную и немедленно был призван в кабинет. Малинин, человек с узким сухим лицом, чем-то смахивающий на Суслова, идеолога-инквизитора коммунистических времен, не вставая и не отрывая взгляда от какой-то рукописи, жестом указал на кресло. Потом так же вслепую дважды ткнул в спикерфон и дважды буркнул «зайди», получив в ответ лишь одно «иду».

Король кроссвордов открыл было рот, чтобы начать монолог, но осекся – то ли от нерешительности, то ли по здравому суждению: надо дождаться вызванных.

«Виновник торжества» догадался, кого дернул Главный. Наверняка Буренина - он возглавлял отдел информации: развлекуха последней полосы тоже относилась к рубрикам отдела.

Фима неплохо знал Антона, общались не раз и очно и по телефону, симпатизировали друг другу.

Но Буренин не откликнулся.

Второй - Арсик – ответственный секретарь редакции. С ним общался на отвлеченные темы, опять-таки держа почтительную дистанцию – все-таки редакционная номенклатура.

Арсик шел. Малинин продолжал молча изучать некий текст. Вдруг поднял взгляд, от которого на Фогеля повеяло ледяными ветрами российской истории, и тихо, но очень внятно прошипел: «С-сука…»

Фима был не готов. Он выстроил другую последовательность. Он намеревался тотчас начать говорить, объяснять, огорошивать собеседника мощным накалом фактов, доводов, эмоций. Мысленно репетировал роль взбешенной жертвы, каковой, в сущности, и являлся.

Он упустил момент и поплатился: унижен, сражен наповал, даже не успев вылезти из окопа.

Однако наш герой по целому ряду признаков оставался все-таки евреем. В людях этой маленькой, но заметной части народонаселения весьма распространена бешеная вспыльчивость особого вида. Она часто проявляется откуда ни возьмись у тихих, смиренных, глубоко интеллигентных особей в минуты, когда никто ничего подобного не ждет, а, напротив, готов дожать, добить, дотоптать полумертвого от страха иудея. Эта вспыльчивость есть, может быть, некая форма протеста скорее не против слов и действий обидчика, а против собственной же вековечной покорности судьбе, издревле унаследованного страха и испокон веков побеждавшего благоразумия.

Фогель выскочил из топкого кресла, перегнулся, опершись руками о край начальственного стола, и, приблизив мигом побагровевшее лицо почти вплотную к малининскому, заорал истошно, во всю мощь почти здоровых легких: «Сам сукаблядь, фашист паучий!..»

Позже Фима мучительно недоумевал, с какого рожна он приплел к своему «ответу Чемберлену» столь витиеватое биолого-идеологическое определение. Но в тот момент непреодолимо взбурлил гнев, и контроль над собою полностью был утрачен.

Глаза Малинина расширились, он оцепенел, глядя на взбесившегося очкарика, как на кобру в смертоносном выпаде.

Не его одного парализовало. Ошеломленным свидетелем Фиминого экстатического бунта, бессмысленного, но неожиданно эффективного, оказался и Евгений Арсик, успевший тихо открыть дверь и просочиться аккурат за секунду до взрыва.

Арсик был невысокий, с виду вполне добродушный крепыш, но редактор и отсек (ответственный секретарь) крайне жесткий и суровый. Сказывался характер, закалявшийся в юности на морских дальневосточных просторах.

Пугающая тишина воцарилась в кабинете Малинина. И он и Арсик онемело воззрились на кроссвордиста. Первым ожил Малинин, предложил коллеге сесть, а себе и Фиме – успокоиться.

Новоявленный бунтарь и сквернослов тотчас сник и перевалился назад в кресло, уставившись в пол.

- Мы все погорячились, - хрипло произнес Малинин, поймав недоуменный взгляд Арсика, которого к погорячившимся подверстали, как колонку о погоде к передовице. – Но вы должны понять, Ефим Романович, что вы чудовищно подставили газету, меня лично, Евгения Палыча, всех… Я подписал номер. Не мне вам объяснять, какие времена и кого обидели. Последствия непредсказуемы. Мне уже звонили. Вызывают. Простите за излишнюю интеллигентность, но я свою жопу подставлять не намерен. Автор – вы. К сожалению, в моей газете, под моей визой.

Фима взял себя в руки и попробовал вернуть тот тонус, каким зарядил себя по дороге в редакцию. Тонус не возвращался. И тогда он начал свой рассказ тоном подследственного, дающего показания под грузом неопровержимых улик. Впрочем, когда он дошел до экспертизы, произведенной Проничкиным («обозначил его как специалиста экстра-класса, но фамилию интуитивно не озвучил»), что-то в нем ожило, воспряло, пробудился азарт постижения истины, и финал своего повествования Ефим Романович исполнил уже не как подозреваемый, а скорее как следователь, делающий выводы по результатам экспертизы.  

- Итак, господа, если исходить из тезиса, что я нормальный, аполитичный, не замеченный в ереси, тихий лабораторный человек, да к тому же крайне осторожен и, не скрою от вас, трусоват, то злой умысел или желание подшутить над вами и над Ним никак не проходит, ну, не вяжется никак с моей персоной. Давайте пригласим вашего специалиста к моему компьютеру, давайте меня освидетельствуем на предмет психической нормы. Но первое, что надо сделать, - срочно проверить, что получил на свой электронный адрес юноша-редактор Костя Ладушкин, который со мной, так сказать, на линии. Что он передал Буренину на визу, а Буренин, соответственно, скинул вам, - Фима выразительно взглянул на Арсика.

- У меня в окончательной верстке то же самое, что и у вас, - грустно констатировал ответственный секретарь. – Я подписал. Но…

Фима резко повернулся в его сторону в импульсивной надежде на спасительные слова.

-Но… Видите ли, отправитель – не Буренин?

- А кто? – в один голос спросили Малинин и Фогель.

- В графе «от кого» неизвестный электронный адрес. Я обнаружил только сегодня утром, клянусь. В пятницу имя отправителя значилось «Буренин». Абсолютно точно. Могу поклясться. Я не снимаю с себя какой-то доли вины. Но вы же понимаете, - он заискивающе посмотрел на Малинина, - что ответы на кроссворд я сверять просто не в состоянии. Я и так в этом кошмаре пятнадцать часов в сутки, это не мое, черт возьми, дело… И не ваше, конечно, Сергей Сергеевич, хотя вы тоже подписали номер. Ответственный Ладушкин, а потом Буренин.

Малинин нервно вдавил кнопку связи, с тем же успехом. Вызвал секретаря. Рыкнул: «Срочно найти мне Буренина и Ладушкина из его отдела».

Через пять минут секретарь обрадовала: ни того, ни другого нет в редакции и не появлялись с утра.

- Найти! – заорал Малинин дурным голосом и, шарахнув кулаком по столу, добавил такое, чего в старые добрые времена в винных отделах гастрономов не всегда позволяли себе даже бухие грузчики.

Помолчали. Прошло еще несколько минут. Спикерфон ожил. Подрагивающий голос секретаря: «Извините, Сергей Сергеевич, но их нигде нет. Дома нет, мобильные молчат, в отделе ничего не знают, сами удивляются».

Малинин решительно встал с кресла, Арсик последовал примеру шефа, поднялся и Фима. «Пошли!» - скомандовал Малинин, и они поспешили за ним по редакционным коридорам, спустились, игнорируя лифт, двумя этажами ниже и вошли в офис отдела информации.

-Где компьютер Ладушкина? – выстрелил Малинин в пространство офиса, в котором, разделенные перегородками, размещались восемь сотрудников. Семеро вскочили в изумлении. Девушка, лицом и прической напоминающая популярную певицу Мирей Матье, не отрываясь от компьютера, невозмутимо указала на соседний стол. На нем дремал дисплей, «ячейка» была пуста.

-…Вас зовут?...

Только тут она обернулась, осознала, кто перед ней, и поспешно пролепетала:

-…Дина.

Глаза ее выдавали испуг и готовность сообщить куда более интимную информацию.

- Вы знаете пароль компьютера Ладушкина?

- Конечно. Козлы.

- Что?

- «Козлы», пароль такой…

Малинин одарил девицу взглядом, полным сострадания, какое испытывают к убогим, и включил системный блок.

В почте в разделе «Входящие» ни кроссворда N 28 от 19 апреля, ни ответов на него не было вообще. Соответственно, и в «Отправленных» – тоже. Предыдущие фогелевские файлы благополучно размещались в именованной папке. Малинин со скоростью уверенного пользователя покопался в недрах почтовой программы, проверил черновики, корзину, удаленные, спам. С тем же успехом.

У дежурного охранника взяли ключи от кабинета Буренина. Действовали на удачу: вдруг его компьютер незапаролен. Так и оказалось. Но никаких следов злосчастного кроссворда N28 Малинин не нашел. Фогель и Арсик молча следили за поисками, наверняка испытывая похожие ощущения: происходящее напоминало интригующий эпизод какого-то детектива.

Вернулись в кабинет Малинина. Главный раскурил трубку, Арсик разжег сигарету и сочувственно поглядел на некурящего Фогеля. В эту минуту Фима впервые пожалел о том, что двадцать лет назад завязал с никотином. Дым в кабинете сгущался, как тучи над невольным автором злополучного «суслика». Фиму истязала страшная догадка: три звена из четырех безнадежно выпали. Ладушкин и Буренин, скорее всего, избавились от улик, Арсик вывел кроссворд за сферу своих обязанностей. Если не считать Малинина, по идее отвечающего за все, Фима остается героем-одиночкой, бросившим отчаянный вызов всемогущему теневому лидеру страны, которого, так уж выходит, издевательски обозвал грызуном семейства беличьих.     

- Итак, что мы имеем!? - произнес Малинин, и вид его с трубкой у губ напомнил Фиме следователя-садиста из американского фильма, название которого вылетело из головы.

- Не знаю, что вы имеете, но поиметь хотите меня, - тотчас вставил Фима.

- Боюсь, Ефим Романович, иметь вас будут совсем другие люди и в другом месте, - резонно заключил Малинин. – И все же… Давайте исходить из вашей невиновности. Допустим… Допустим, вас взломали и искусно подсунули…- Малинин осекся, явно не желая называть фамилию. Предположим, наши проморгали и решили смыть следы. Но скажите на милость, как злоумышленник мог сделать ставку на безответственность сразу троих сотрудников газеты?

- Двоих, - немедленно среагировал хмурый Арсик.

- Нет, Женя, троих, - акцентировано повторил Малинин. – Он ведь не мог быть уверен на все сто, что некий раздолбай не проверит на последнем этапе.

Арсик побелел, скрипнул зубами, но промолчал, сочтя за благо не нарываться.

- Наш доброжелатель, - продолжил Малинин, - вряд ли из тех, кто действовал на удачу, на авось. Он либо знал наверняка, что ошибка проскочит, либо…

- … взломал и Ладушкина и Буренина, - закончил за него Фима, и они обменялись понимающими взглядами.

- Получается, кто-то хозяйничал и в персоналке Ефима Романовича, и в нашей корпоративной сети, которая, между прочим, надежно защищена, - резюмировал Арсик.

Зазвонил городской. Главный поднял трубку, сказал «да», еще раз «да», замер. Сидевший близко Фима почувствовал, что разговор имеет отношение к «делу о кроссворде». Интуиция сработала. Но лучше бы подвела. Малинин слушал молча. Внезапно глаза редактора закатились, брови взметнулись, рот приоткрылся. Лицо исказила гримаса страха, точно ему сообщили о неизлечимой болезни. Медленно положив трубку, он с видимым трудом выдавил из себя лишь одну фразу: «Буренин умер».

Похожие публикации

  • Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея  (Глава 2)
    Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея (Глава 2)
    За ошибкой в кроссворде потянулись необъяснимые кровавые события. За тихим, незаметным евреем-кроссвордистом идет большая охота. Один за другим, гибнут те, кто как-то с ним связан, но он пока жив
  • Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея (Глава 1)
    Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея (Глава 1)

    Дорогие читатели! Мы открываем новую рубрику «Детектив по пятницам» остросюжетным романом «Клеточник, или Охота на еврея» нашего постоянного автора Григория Симановича

  • Григорий Симанович: Мой Бродский
    Григорий Симанович: Мой Бродский
    Написал этот заголовок и тотчас решил его убрать. Наглость, подумал, беспримерная: ценители Поэзии тотчас ассоциируют с "Мой Пушкин" Цветаевой и зададутся законным вопросом, а кто этот нахал, собственно, такой, чтобы публично, на популярном сайте, "приватизировать" великого поэта и рассуждать о нем, не будучи именитым и прославленным, не имея громкого авторитета ни в поэзии, ни в литературоведении, ни в обществе