Эссе профессора философии Дмитрия Новикова, владеющего, между прочим, пятью языками и читающего лекции о сложнейших вещах: ну, например, о Спинозе. Как он всегда был «Мямликом», которого выгнали из…детсада. Как говорили в незабываемом советском сериале – информация к размышлению. Как работает мышление.
…В детстве я был очень медлительный, настоящий копуша. Когда в детской передаче возникали Шустрик и Мямлик, я всегда переживал за неудачи Мямлика, который явно не тянул, был с проколом в голове, и держали его в передаче, очевидно, для морального назидания.
Во-первых, чтобы было видно, что Мямлику путем психотехники можно внушить правильные социальные установки и сделать его «Счастливым Мямликом». А, во-вторых, ради раннего развития чувства толерантности среди младшего детского возраста. Но Мямликом я был взаправдашним и из детского сада меня исключили после первого дня. После тихого часа начались какие-то танцы-хороводы и, естественно, все дети, обувшись после сна, принялись что-то хороводить под громкое и веселое фортепьяно. Все, кроме меня, поскольку, как и положено Мямлику, я завязывал шнурки на своих ботинках долго, очень долго. И еще очень долго – все время пока дети плясали в большой зале, который казался огромным, где вдоль стен были расставлены стулья с детскими сумочками, и еще потом, когда они играли в какие-то игры, которые требовали передвижения по желто-красному, натертому воском паркету и еще позже, когда нужно было переместиться в другую комнату, где были уже тихие игры на столах.
Ботинки были большие, из красно-коричневой мягкой кожи и шнурков у них было много, даже слишком. И чем больше я старался в них разобраться, тем более бедственным становилось мое положение, поскольку, стремясь распутать их, я только все больше их запутывал. В общем, с психотехниками работа там велась плохо, да и чувство толерантности они не очень развивали в сообществе, поскольку - когда отец пришел забрать меня вечером - воспитательница детского сада кратко сказала ему: «Не детсадовский. Не получится».
Отец был авиационный инженер, двигателист, преподававший в Жуковке, где среди его слушателей были и те самые космонавты, включая «первого», и он привык, что, если говорят, что эта болванка не полетит, даже если ты ее лаком покроешь, значит, не полетит. В общем, не нужны мямлики вроде меня в детском саду. Мямлики вообще нигде не нужны, — это было сообщено со всей решительность ответственного педагога, стоящего между миром детства и миром взрослым.
Так я впервые в своей жизни ощутил привкус изгойства, изгойства из большого мира, сидя с отцом на лавочке на Пушкинской площади под падающим грустным снегом, подсвеченным фонарями, прямо под поэтом, невозмутимо взирающим на нас со своей высоты.
«И что же мы теперь будем делать?», - спросил меня отец, который понял, что имеет дело в моем лице с изделием нестандартным. Мы выпили кофе с пончиками в кафетерии, прямо напротив памятника поэту – вот что мы сделали.
Если ты Мямлик, то и не надо притворяться, ничего хорошего из этого не выйдет. В пятый класс хорошей школы, в новом районе, куда ты переехал из центра, тебя не примут, потому что «Никогда, никогда в моем классе, не будет учиться человек, который делает двенадцать ошибок в одном предложении и не умеет писать слова «корова» и «скамейка!».
- Никогда! - Искра Андреевна, а она и правда была с буйной рыжей копной волос, свесилась через перила и кричала мне вслед, через пару пролетов, пока я, получив очередную карточку Мямлика, бежал по лестнице через две ступеньки от ее всеиспепеляющего гнева, - никогда я не видела такой фантастической неграмотности!
Наверное, она могла бы меня задушить или четвертовать, думал я, когда ночью просыпался, видя опять перед собой лестницу, уходящую в преисподнюю, в которую меня провожает Искра Андреевна, злорадно наблюдающая через все пролеты мое падение.
Психотехника, которая должна внушить правильные социальные установки, работала, и социальные установки начали потихоньку изменяться. Ну, если ты Мямлик, так и получай кулаком по скуле, когда шпанистая группка из района, что у кинотеатра, поджидает тебя вечером у выхода: еще один урок толерантности и солидарности – ходи в кино с приятелями со своего двора, да не забывай тоже что-нибудь сунуть в карман.
Но Мямлик не отпускал – сочинения в классе я сдаю последним, когда уже никого нет, и учительница проверила все предыдущие: «Ну, Мямлик, что там у тебя, это всё? Ты уже пишешь четыре часа. Побойся Бога, мне надо домой».
Бога я не очень боялся, а если начистоту, то совсем не боялся, учительница была толерантная и, к тому же красивая - она опять повлияла на мои социальные установки, но мне просто почему-то не хватало времени. Быть Мямликом, это значит двигаться очень быстро или очень медленно? Для птицы, пролетающей через ветви дерева, мы все стоим на месте – так же, как и это дерево; а для улитки летящей птицы или едущей машины просто не существует. Нужно ли мне было ускориться или, наоборот, замедлиться, чтобы совпасть со своим временем, чтобы подойти к финалу вовремя, когда дети одевают ботиночки и становятся в круг?
Как-то, отвечая на вопрос «Как тебя зовут?», я сказал, как обычно: «Мямлик», и лишился имени. Я пошел к учителю и сказал: - Учитель, я хочу научиться быть быстрым.
- Каким быстрым?», - спросил учитель.
- Быстрым как ртуть, - почему-то сказал я, вспомнив не ртуть, а свинчатку, которой шпана била по скуле после фильма.
- Хорошо, - сказал учитель, - Я научу тебя быть быстрым как ртуть.
И он научил меня быть быстрым как ртуть. Теперь я мог поймать стрелу не лету, видеть большое как малое, а малое как большое, смотреть не мигая, угадать номер трамвая, появляющегося из-за угла и прочесть мысли собеседника прежде, чем нейроны в его голове оформят сигналы в соответствующих зонах мозга.
Теперь, когда я бывал Мямликом, я чувствовал себя животным, пред которым простирался величественный, небывалый ландшафт, похожий на последние кадры фильма «Меланхолия», где над миром в абсолютной тишине, неподвижно зависла планета Меланхолия. Фантастическая красота мира в деталях, который наконец остановился, чтобы его разглядеть. Когда я был «Быстрым как ртуть», я был другим животным, которое знало, откуда идет смерть, какие травы полезны и для чего, и в темноте я видел мысли других животных, а мир для меня тоже остановился, но совсем иначе – как у птицы, летящей сквозь ветки. Во сне я был кем-то еще, кого невозможно описать. Но Шустриком я так и не стал, повторяя частично путь Форрест Гампа. Я все также пишу уже не с двенадцатью, но пятью ошибками на странице или в предложении – как повезет, не успеваю к дедлайну и всё никак не могу развязать узлы на шнурках на том самом ботинке. Учитель говорит:
- Причем здесь скорость? Их нужно просто развязать, если ты, конечно, хочешь. А мне становится играть с ним все интереснее и интереснее. Слова «скамейка» и «корова» я выучил, но это единственное, что я знаю твердо…
фото: pixabay.com
