Радио "Стори FM"
Наталья Негода: Тело как улика

Наталья Негода: Тело как улика

Автор: Диляра Тасбулатова

Наталью Негоду, суперзвезду конца восьмидесятых, запомнили исключительно по одной роли, маленькой Веры из одноименного фильма, ставшего символом Перестройки.

…Ужасно обидно: Негода, пожив какое-то время в Америке и снявшись там в нескольких картинах, ныне вернулась, живет в Москве, но от предложений упорно отказывается, утверждая, что лучше ничего, чем откровенная халтура. Кто бы спорил…

Тем более, что характер у нее сильный, принципиальный, то бишь не совсем, если верить штампам, «женский». Да что там – не женский, еще и не актерский, то есть чуждый излишней нервности, страха за карьеру, суетливости и пр. Говорят, (хотя кто его знает, уже ничему не веришь) она неуступчива, суховата, умна, не терпит фамильярности и пр. Кстати, похоже: встречала ее на одном из фестивалей, заметив, что в ней напрочь отсутствует специфически актерское - ни игры на публику, ни фальшиво любезной улыбки, ни дамского кокетства некогда сверхпопулярной звезды. Очень закрытая, судя по всему.


Бунт тела

С той самой Верой, которая «маленькая», причем во всех смыслах и со строчной буквы (очень хорошее название у фильма, двусмысленно-объемное) – с «верой», которая граничит с неверием ни во что, ужасом полной пустоты и бессмыслицы, - персонально у Негоды ничего общего. Она, в общем, не себя играла, хотя идентифицируют ее именно с этой ролью, забывая, что она не какая-нибудь там яркая дебютантка «из низов», случайно обнаруженная въедливым кастинг-директором, а профессиональная актриса, закончившая театральный ВУЗ, после которого работала в ТЮЗе. К тому же накануне своей лучшей роли сыгравшая школьницу Зиночку Коваленко у Юрия Кары в фильме «Завтра была война» - ну, вы, конечно, помните.

5.jpg
Кадр из фильма "Завтра была война"

Кстати, вот что интересно: даже там, намеком, среди бесполого коллектива наивных старшеклассников уже видна просыпающаяся чувственность Зиночки-Негоды. Недаром Кара именно ей доверил откровения в духе «хочу быть просто женщиной» (а не, скажем, летчицей-ткачихой-мотальщицей) и инспекцию собственного бюста, день ото дня растущего, к ужасу и одновременно удовольствию его обладательницы. Хорошая роль, совсем иная, нежели у Пичула – две будущие женщины, Вера и Зина, между которыми лежит около полувека, бабушка и внучка, каждая из которых борется с заведенным порядком вещей. Грубо говоря, Зиночка – как это ни смешно, со сталинизмом (ну, в той части, что отрицает пол), как это делали оруэлловские любовники, Вера – с кромешной действительностью, духовной пустотой, всеобщей ненавистью и тоской, в которой вынужденно пребывает. Впрочем, ей, бедняге, кроме подросткового бунта и своей откровенной сексуальности, и предъявить-то больше нечего, она и сама, пока не дорастет до любви, - часть этого повседневного ада.


На стадии сценария

…Как это обычно бывает, у будущего фильма были проблемы – еще на стадии сценария, который целых три года не брали в разработку (автор этой новаторской истории, Мария Хмелик, успела за это время послужить в …суде). Затем прицепились к так называемой «семейственности», с которой якобы боролись: фильм должен был снимать Василий Пичул, молодой муж сценаристки, никому не известный режиссер, да еще и близкий «родственник».

1.jpg
Кадр из фильма "Маленькая Вера"
Дальше - больше: по слухам, финал был жестче - Сергей умирает, да и Вера сводит счеты с жизнью… То есть в анамнезе мы имеем два трупа, что, в общем-то, логично для этой истории с уклоном в трагедию. Драма тотального непонимания просто обязана была обернуться трагедией, таковы непреложные законы драматургии. В итоге (опять козни цензуры, будь она неладна) окончательный вариант действительно получился несколько топорным: почему преданный невестой Сергей должен вдруг вернуться в ненавистный ему дом? Почему по дороге он встречает брата Веры, который зачем-то возвращается к родителям, хотя уже собрался отчаливать, заодно спасая отравившуюся сестру, насильно заставив ее хорошенько, простите, проблеваться?

Как бы там ни было, фильм, как вы знаете, сделать все же позволили, пусть и с купюрами: все, кому за сорок и более, хорошо помнят, как он буквально гремел на всю страну. Ради «Маленькой Веры» мерзли в очередях по три-четыре часа, а на редких показах «для своих» висели на люстрах и теснились в проходах. Мне вот голову положили на колени, как сейчас помню, и деваться было некуда, прямо в ногах сидели.

«Маленькую Веру» купили и заграницей, дублировали на английский, заодно снабдив титрами, к тому же щедро увенчали множеством престижных европейских наград (скажем, в Венеции строгие критики объявили его лучшим фильмом) – в общем, картина стала чуть ли не национальным хитом и символом нового времени так называемого «ветра перемен».


Соленья-варенья

Хотя – и в этом состоит ее главный парадокс – речь там о извечном тупом рабстве, воплощенном в Вериных родителях, ее одноклассниках, окружении и пр. То есть теми, кто живет дикой, бессмысленной, провинциально убогой и в конечном итоге страшной жизнью. Со звериной, чуть ли не лагерной ненавистью к интеллигенции, хорошим манерам, культуре («женщина она культурная, оперу слушает, дома не убирается», - с презрением говорит Верина мамаша о чьей-то свекрови). Ну да, нет бы соленья без конца закручивать, которые и девать-то некуда, никто их уже и не ест, - зато всегда при деле, истинно женское занятие, не оперу же слушать или книжки читать. Помню, одна тетка называла «засранкой» свою начитанную невестку - ну да, книги ведь отвлекают от ежедневного фанатичного мыться полов.

2.jpg
Кадр из фильма "Маленькая Вера"

Юрий Назаров и Людмила Зайцева играют родителей Веры столь страшно и подробно, так узнаваемо в мельчайших деталях и интонационно точно, что буквально вздрагиваешь, будто видишь своих соседей, у которых по осени тоже начинается заготовочная лихорадка (я для них на балконе банки храню, не выбрасываю). Чем бы дитя, то есть страна инфантилов, ни тешилось. Хотя заготовки – это еще не самое страшное…

Даже в момент прозрения, когда полуживой Сергей, сбежав, едва оклемавшись, из клиники, сидит на кухне со своим неудавшимся убийцей, Вериным папашей, - на утлом столике нищенской крошечной кухни вновь высятся эти вездесущие соленья, трехлитровые банки, символ скудости ума.


Борьба с тоталитаризмом

…Драматург послабее, видимо, наделил хотя бы Веру, живущую среди всей этой хтони, положительными качествами – ну, например, гневным неприятием старого мира «бунтующей молодежью», обозначив таким образом конфликт поколений, отцов и детей. И через сексуальную свободу можно бунтовать: как смеялся один мой приятель, что, мол, в те самые годы, перед Перестройкой, выпивая и без конца меняя партнерш, они с дружками таким образом «боролись с тоталитаризмом». Вот и Вера могла бы в меру своих сил побороться с этим проклятым тоталитаризмом, для чего у нее были все данные - как-никак, богиня секса, а стало быть, адепт свободы выбора. Где тело и сексуальность, рассуждая теоретически, могут стать залогом еще большей свободы, то бишь свободы как таковой. Которая, возможно, сделает твое существование более осмысленным.

Ничего подобного, Вера и сама - часть этого равнодушного даже к себе, тоскливого и безнадежного существования. Где так называемые нравственные критерии, хоть и папаша-алкаш о них вечно талдычит, уже давно не работают. Скажем, для нее нет ничего экстраординарного в сексе с школьным учителем, причем за оценки, не говоря уже о бытовом хамстве, отвязности, диком бессмысленном хохоте, склонности к пьянству, какой-то идиотской гульбе на разрыв, да еще и в опасной компании дружков, где драка, поножовщина и изнасилование не заставят себя долго ждать. Вроде как влюбленный в Веру мальчик чуть не принудит ее к сексу - с криками, что, мол, долго ты меня, сволочь, «динамила»…

Понятно, среда заела, как народники оправдывали бессмысленных и жестоких представителей низов: отчасти так и есть, понятно. Среда, страна, нищета – или в телефонистки идти, или, как говорит Верина подружка, малышне в детсаду попы подтирать. Ни будущего, ни прошлого – ничего: это самое прошлое, которое преподносилось еще недавно как героическое, теперь воплотилось в Вериных родителях столь карикатурно, что просто оторопь берет. Некуда жить и думаешь в голову, как говаривал Андрей Платонов. Точнее и не выразишь…

Что же касается персонально Негоды, то она, не побоюсь этого слова, здесь абсолютно гениальна, вровень с Назаровым и Зайцевой, а это большие актеры. На роль Веры хотели было Яну Поплавскую – боюсь, при таком раскладе фильм либо провалился бы, либо не достиг столь убойного эффекта: слава богу, она не согласилась. Перепады Вериных настроений, дикая повадка юной пантеры, еще не превратившейся в настоящего зверя, ее спортивное изящество, гибкость и настоящий, без дураков, жар соблазна, который она так и источает буквально каждым своим движением, сделали свое дело. Фильм, как известно, стал бомбой. Ну, помимо всего прочего, хотя за ее женским и актерским великолепием порой не видят новаторства этой драмы в целом.

…Помню, как один язвительный критик во времена оны писал, что по части эротики мы тут, в России, безнадежные двоечники, с Европой и даже Америкой не сравнить: у нас это, извините, или грубо в лоб, или так осторожно-ханжески, что уж лучше бы, ей-богу, в лоб. Раньше еще и в ЗТМ (в затемнение), чуть что, уходили: как бы опять не начали, страшно, аж жуть. Сейчас кое-чему уже научились, да и то – порой не поймешь, то ли это порно-задорно, то ли гламур с претензиями на откровенность. Что-то не то, вы уж извините, не цепляет, в общем. О сексе сорокалетних, как это было у Патриса Шеро в «Интиме», с его последней прямотой, но без похабщины, нам до сих пор далеко.


Символ раскрепощения

…Как когда-то, на пороге шестидесятых, символом сексуального раскрепощения стала Брижит Бардо в своем провокационном бикини, так и Негода на пороге девяностых открыла для нас целую вселенную потаенного, ни разу не переступив опасную черту, то есть не соскользнув в пошлость, хотя и играет туповатую девку-оторву. Что Веру-Негоду все хотят, включая зрителей, охотно веришь (что бывает далеко не всегда, как бы режиссер ни восхвалял свой выбор) – и настолько хотят, что требовательный в этом смысле журнал «Плейбой», мастак по этой части, заключил с ней контракт на откровенные фото. Если мне не изменяет память, обнаженная Негода предстала в позе Мэрилин - на той самой знаменитой фотографии, где американская звезда словно подсвечивает пурпурный бархат, служащий ей фоном, своим божественным телом, к восторгу мужчин всей планеты. Недаром именно это фото стало каноническим, хотя пин-ап гёрлс, девушек с обложки, и в те времена было пруд пруди.

Сразу скажу – Мэрилин не Мэрилин, но и с Негодой получилось отлично – то, что надо, не придерешься. Наконец заслужили свою пятерку, и полвека не прошло, молодцы. И дело даже не в ее статях (Негода по балетному стройная по сравнению с ММ), а в безупречном вкусе и модели, и, разумеется, фотографа.


Толпы побегут!

Ее собственная реакция на всеобщее, извините, возбуждение (не столько сексуальное, сколько с привкусом скандала – в новинку же, после долгих лет запрета) мне неизвестна. Но на ее месте я бы обиделась, что в откликах на фильм чаще всего поминают ее позу наездницы, водрузившейся на любовника - в самой, дескать, «шокирующей» сцене фильма. И более ничего. Прямо как с Мэрилин, символ которой – взлетевший от ветра подол платья, обнажающий прелестные ножки, - размноженный на миллионах сувенирах, гипсовых скульптурах, постерах, украшающих и жилье студента, и громадные мегамоллы, и что только не украшающих. Как будто ММ только этим фото исчерпывается…

Вот и Негода отнюдь не исчерпывается своей знаменитой позой, что была тогда для нашего ханжеского кино в новинку. Иностранную продукцию, где порой показывали секс без прикрас, купировали, вырезая сцены, извините, соития, как будто это не часть жизни. Может, и не главная, но таки существенная, к Фрейду не ходи. Как раз в «Маленькой Вере» секс – именно что часть жизни, а не вставной номер, фокус-покус для привлечения публики: хотя Пичул, настаивая на этой сцене, уверял худсовет: «Толпы побегут! Толпы!»

Более того, с секса, часть он или целое, уж не знаю, великая любовь маленькой во всех смыслах девицы как раз и начнется, и даже сноб Сергей, более культурный человек, нежели Вера и ее чудовищная семейка, сделает ей предложение, хотя они явно не пара. Несмотря ни на что - ни на презрение к ее окружению, их тупости и агрессии, ни на снисходительность к ней самой. Любовь, нежность – да, но вот особого уважения к своей невесте он не испытывает, учинив унизительный допрос, кто у нее был первый, зачем да почему. Что там дальше будет, неизвестно: как уже было сказано, в первоначальном варианте – в буквальном смысле ничего, гибель обоих. Убитых, как сказали бы критики, беспощадной средой. Ну а в этом, облегченном, даже страшно представить, что им предстоит. Одно ясно - это союз Мужчины и Женщины, а не сожительство «социально близких» или коллег, разделяющих общие интересы. Как сетовал Анджей Вайда, сказав как-то Бергману, что вы, мол, всегда говорите о Мужчине и Женщине, а я об улане и барышне. Да уж, есть различия.


Инфернальный сантехник

…«В городе Сочи темные ночи», следующая картина Пичула, снятая на гребне успеха «Маленькой Веры», буквально вслед, по структуре сложнее, зато не столь безупречна. Критики фильм ошельмовали – дескать, Вася Пичул, гад такой, обманул наши ожидания. Ибо хаос, о котором он продолжает повествовать, и сделан слегка хаотически, в этом смысле они, к сожалению, отчасти правы… Но – лишь отчасти.

3.jpg
Кадр из фильма "В городе Сочи тёмные ночи"

Да и прима здесь отнюдь не Наталья Негода, а Алексей Жарков в роли сантехника (с редкой для наших широт фамилией Иванов) и по совместительству мошенника. Обещая своим клиентам то квартиру устроить, то запрещенные доллары прикупить, то черной икорки или дефицитное авто достать, делать всего этого он, разумеется, не собирается. Да и связей таких нет, задаток же остается при нем. На всякий случай этот инфернальный сантехник прикидывается кинорежиссером, снявшим, хе-хе, «Лав стори», то есть знаменитую американскую мелодраму семидесятых, как он врет понравившейся ему девушке, продавщице универмага, отдел посуды. Эдакий романтик и мелкий бандит в одном флаконе, которому после сорока понадобилась большая и светлая любовь, как водится, к заурядной девице, принимающей от него дорогие подарки и медлящей с ответом. Пока, стало быть, его сынок не подсуетится и не переспит с предметом воздыханий папаши, с девицей Жанной, отомстив предку за свою поруганную жизнь, за мать, за детство – в общем, за всё. За то, что он сын мошенника, уже два раза отсидевшего. В пересказе (хотя фильм многие, надеюсь, видели) всё это выглядит мелодрамой не самого высокого пошиба, если не дракой в прямом эфире между мамашей и дочкой, у которых один любовник на двоих. У «нашего всего» середины двухтысячных, телеведущего Малахова, в эфире еще не то бывало, будто незабвенные Верины родители собрались продолжить свои безобразия уже в студии, а не на своей жалкой кухне. Никакой, понимаешь ли, заповеданности стыда, что хочу, то и ворочу. А что? Все логично: его истерические выкрики «Встречаем тещу!» с последующими прилюдными разборками между ближайшими родичами как раз и станут «духовной пищей» обывателей наподобие Вериных «родоков». К моменту триумфа высокорейтингового ведущего как раз состарившихся, чтобы не отлипать от телика. И шире – не отличать добро от зла.

Кстати. Малахова я здесь не просто так приплела, не словоблудия ради – то, что показал Пичул в своем дебюте, выросло потом до объемов устрашающих и постепенно приобрело своеобразную легитимность. Так вот, начало этого нашего прекрасного конца Пичул во второй своей картине как раз и отрефлексирует, отказавшись тиражировать успех «Маленькой Веры» и выбрав путь наибольшего сопротивления. Сценарий опять-таки принадлежит перу Мария Хмелик, точной в своем социальном диагнозе, по-мужски (или все же по-женски?) беспощадной, без иллюзий фиксирующей постперестроечный распад, когда экономика стремится к нулю, люди растеряны, связи оборваны, и герои фильма беспорядочно мечутся, словно испуганные рыбы в аквариуме…

Негода здесь играет потерянную девушку Лену, которую в самом начале фильма бросил парень, в середине отчислили из института, а в конце, в гостинице города Сочи, куда прибыл тот самый Иванов, основной двигатель сюжета, она косвенно станет виновницей случайной смерти. Бедного милиционера, которому когда-то приглянулась. Причем гибель несчастного Лена сама и спровоцировала, нехотя, правда, спасая своего Иванова, который ноет, что в третий раз не сядет, не выдержит его язва…

Пожалуй, во всем фильме это единственный момент, когда буйный темперамент Негоды явлен во всей своей красе: что и говорить, она актриса открытых эмоций (хотя, как выяснилось, может их и притушить, но об этом чуть позже). Чтобы не арестовали этого самого Иванова, нового, похоже, мужчину в ее жизни, она угрожает спрыгнуть с 14 этажа и ставит условие лейтенанту Кондакову: снять, извините, штаны, после чего связывает ему ремнем ноги и велит скакать в ванную. Вот в этой проклятой ванной он и погибнет, случайно долбанувшись головой об унитаз – со связанными-то ногами. А познакомились они когда-то в захолустье, где все мужчины, включая и лейтенанта, от скуки клеятся к Лене, заполонив ее убогий гостиничный номер с разбитым окном и соревнуясь друг с другом, кому она достанется.


Жертва-победительница

…Негода вновь играет жертву-победительницу, брошенная и желанная, растерянная и жесткая, сексуальная и никому, кроме скучающих провинциальных бонвиванов, не нужная: разве только на ночь (одному таки свезло, но утром он срочно ретировался - жена, дети). Впрочем, здесь никто никому не нужен, несмотря на истерики Иванова, потерявшего одновременно возлюбленную и сына. Истерика пройдет, девица надоест, да и мало ли у него таких было. Он жулик, перекати-поле, широко пользующийся повсеместным «дефицитом» - колбасы не достать, куда уж дальше… Здесь, впрочем, все будто не у себя дома – неприкаянные, никому не нужные, нищие, стремящиеся хоть как-то собрать свою расколовшуюся жизнь в единое целое. Тщетно.

Да и сам Пичул, попав в безвременье, чувствует родство со своими героями: и каково же это – говорить о распаде, находясь в состоянии распада?


Индивидуальность

Наталья Негода, может, потому и покинула страну, что не желала присутствовать при всем при этом, хотя для актрисы чужбина, тем более Голливуд с его жесткими нравами, - все же не выход из положения. Может, влюбилась, отправившись за океан вслед за мужем, может, то и другое вместе, не знаю, но факт остается фактом: в ее лице мы потеряли одну из самых талантливых актрис ее поколения. К тому же одну из самых необычных, обладающих яркой индивидуальностью, независимых, стихийно талантливых…


Некуда жить

Когда Негода вернулась, то, как говорится, попала из огня да в полымя: Вера, лихая и несчастная одновременно, пережившая жизненный крах в ранней юности (да и то, как уже говорилось, лишь по произволу цензуры – на самом деле никакой Веры давно уж нет на свете) теперь обернулась некой Катей, Екатериной Артёмовной, женщиной чуть за сорок, застрявшей в глухой провинции в качестве библиотекарши. В фильме «Бубен, барабан» Алексея Мизгирёва, 2009 года выпуска.

4.jpg
Кадр из фильма "Бубен, барабан"

Показанный на «Кинотавре» он, помнится, всех привел в смятение, будто мы не видели нищей и депрессивной российской провинции, тем более, что как раз в 2009-м именно на эту тему картин было в избытке. Самый жуткий из них – «Волчок» Василия Сигарева с неподражаемой Яной Трояновой* (согласно реестру Минюст РФ признана иноагентом) в главной роли, играющей шлюху и убийцу, бросившую посреди улицы свою малолетнюю дочь; «Сумасшедшая помощь» Хлебникова - о ментовском беспределе; документально-художественный «Я люблю тебя» Расторгуева и Костомарова, герои которого, в принципе неплохие ребята, разговаривают исключительно матом… Ну и так далее, беспросветно.

Опять-таки – некуда жить и думаешь в голову или, более элегантно, - боже, как грустна наша Россия. От Пушкина до Платонова, от Платонова до наших дней ничего не изменилось: безработица, нищета, развалюхи, полвека ждущие ремонта, заброшенные или работающие вполсилы заводы, которые тоже скоро отнимут… Тотальное одиночество, женское в особенности (за кого идти-то, за алкаша, что ли?), дети, которым даже ходить не в чем - чтобы справить ребенку китайскую куртку, берут кредит в банке…

Время действия фильма - конец девяностых, как раз после дефолта 98 года, когда рубль в очередной раз обвалился раза эдак в четыре. Вот и папаша маленькой Веры, дальнобойщик (между прочим, такая работа по идее должна бы неплохо оплачиваться), переживал, что на дочкину свадьбу не хватит, чтобы, значит, всё было как у людей. И то об арбузах мечтает, то о кроликах - ну, подзаработать чтобы… Ниче, прорвемся, говорит: крепится, хотя на такой пустяк, как стол человек в тридцать в дешевеньком кафе, и то не хватает…

Екатерина Артёмовна, строгая и элегантная, библиотекарша и интеллигентка, нервно реагирующая на испорченные книги, на самом деле эти книги …ворует, продавая проводницам проходящего поезда за бесценок, чтобы поесть чебуреков в придорожной забегаловке. Символично, однако: книги в обмен на чебуреки - вот вам наглядный пример «кенселлинга» русской культуры, причем исходящий не от злонамеренных басурман, а творимый в самом сердце этой культуры, то бишь в медвежьем углу, цветисто воспеваемым почвенниками (большинство которых, между тем, москвичи со стажем).

Алексей Мизгирёв – интересный режиссер, со склонностью к мрачной небывальщине и российскому сюрреализму (правда, здесь этот сюрреализм под каждым кустом и придумывать ничего не нужно) и, как в этой картине, к …оборотням. Интеллигентная дама – воровка, ее возлюбленный, взбесившийся, что нарвался на таковскую, и сам – бывший сиделец, зэкА; местный врач имеет дело с золотишком, да и с ментами тоже, куда ж без них, вон и Екатерина Артёмовна им отстегивает. Конкретно - молоденькому менту, то бишь стражу порядка, делясь с ним прибылью (!) Страх и трепет, ужас без конца, - сплошная, в общем, клевета, сердятся те же почвенники.   


Судьба и Характер

Что же касается персонально Негоды, коль скоро речь о ней, любопытно, что в роли библиотекарши от ее Веры не осталось и следа: она не станет тиражировать свой уже канонический образ (а ведь даже Бельмондо так делал, господи прости, да и Габен бывало), играя совершенно по-иному. Одержимая бесами злобная фурия, немногословная, с лицом-маской, красивая какой-то зловещей красотой, не щадящая никого, включая саму себя, режет себе вены с недрогнувшим лицом, смертельно в буквальном смысле влюбившись в того самого зэкА, несмотря на его уголовные ухватки. А может, и благодаря им: чем-то она напоминает Юппер в «Пианистке», с ее комплексом садо-мазо…

Интересная судьба – поначалу олимпийская, звездная, блестящая, многообещающая… Затем – отъезд, хотя и здесь в девяностые сниматься была практически не у кого. Российское кино провалилось почти что в небытие, в конце концов восстановившись не без труда. Времена, как известно, не выбирают, в них живут и умирают. Это время нас выбирает, а не мы его…

Сама Негода никогда не сетует, сниматься не хочет, иронизируя над сожалениями в ее адрес. «Как будто нельзя просто жить», - говорит она. Признак сильного характера, если верить, что слава и успех – наркотик, от которого уже никогда не избавишься.

фото: Советский экран/FOTODOM; kinopoisk.ru

Похожие публикации

  • «Еще раз про любовь»: Зависть богов
    «Еще раз про любовь»: Зависть богов
    Культовому, как сейчас принято говорить, фильму «Еще раз про любовь» по сценарию Эдварда Радзинского и в постановке Георгия Натансона исполняется более полувека, 55 лет
  • «Восемь женщин» без мужчины
    «Восемь женщин» без мужчины
    Фильму «8 женщин» Франсуа Озона, фамилию которого у нас часто обыгрывали в «освежающем», эдаком «озонирующем» смысле – он, мол, свежий ветер французской режиссуры, - исполнилось 20 лет
  • «Ася Клячина»: Реабилитация физической реальности
    «Ася Клячина»: Реабилитация физической реальности
    Фильму Кончаловского с непривычно длинным названием «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж» исполняется 55 лет