Радио "Стори FM"
Галина Вишневская: «Наше достояние должно остаться в России»

Галина Вишневская: «Наше достояние должно остаться в России»

Автор: Татьяна Пинская

Татьяна Пинская сделала для Story несколько материалов, и все – о звездах – актерах, певцах, дизайнерах моды, преимущественно, французских. Героиня этого интервью - отечественная оперная певица Галина Вишневская, оказавшаяся по всем известным причинам «во французской стороне», но не утратившая в изгнании смелость и резкость суждений. Фрагменты из неспешных французских бесед мы публикуем сегодня – в день юбилея оперной звезды. Галине Павловне исполнилось бы 95.

vmeste.jpg
Галина Вишневская и Татьяна Пинская
Шестнадцатый округ Парижа вызывает у французов самодовольную усмешку. Они говорят, что «если кому-то в голову придет отметить звездами дома, где живут знаменитости, то зданий без отметок не останется». На одном из домов написано, что здесь жила Эдит Пиаф, другая табличка рассказывает о Далиде, третья оповещает, что именно тут Мария Каллас провела последние годы. Величественные здания с лепниной похожи на дворцы. Читать таблички интересно, но есть на авеню Манделя дом, который мне особенно дорог. Затейливый стеклянный козырек над входными дверьми и большой парадный подъезд с бесшумным лифтом. Минута - и ты оказываешься в гостях у Галины Павловны.



Наследие Марии Каллас

kallas.jpg
С Марией Каллас

Наш дом находится рядом с домом Марии Каллас. Мы купили свою квартиру после ее смерти. Я помню это очень хорошо, потому что в 1978 году нас лишили гражданства, а она умерла за год до этого. Я не могу сказать, что мы были друзьями, но все-таки встречались время от времени. Заходили к ней в гости со Славой… Она бывала на наших концертах, хотя и слыла затворницей. Редко выходила из дома и была очень одинока. Особенно после смерти Аристотеля Онассиса… Это из-за него она потеряла голос. В сорок лет потерять голос!? Как это может быть? Ну, если травма со связками – понятно. Это что-то физическое… Я читала книгу про нее немецкого автора Юргена Кастинга. Одна фраза, документально подтвержденная, меня потрясла. Онассис посмел сказать: «Что ты собой представляешь? В глотке у тебя лишь свисток, да и тот не свистит!» Вы представляете!? Как такое можно пережить? Да за это убить мало! А как она его не убила, этого я не представляю… это же ужас какой-то! Несчастье!

Когда Мария Каллас умерла, нам предложили купить ее квартиру. Как раз в это время мы подыскивали жилье. Я зашла в ее дом, в котором раньше бывала и хорошо помнила, что где стоит, назначение и расположение комнат. Но то, что я увидела, было невероятным. Я просто не поверила своим глазам! Квартира была совершенно пустая. Ничего! Ручки сняты с дверей, лампочки выкручены, но в спальне, то есть в комнате, в которой раньше находилась спальня, на полу лежала груда каких-то бумаг. Когда я подошла ближе, то увидела, что это ноты. Сверху лежал клавир «Мадам Баттерфляй» Пуччини. Ноты Каллас! В этой пустой квартире, из которой унесли все, вплоть до туалетной бумаги – ноты певицы лежали в углу, никому не нужные. Я была потрясена. Мне стало жутко.

Конечно, мы не купили эту квартиру, атмосфера там была ужасная. В фильме «Каллас навсегда» меня поразил такой факт. После потери голоса Каллас предложили записать фильм-оперу «Кармен» с ее участием, озвучив ее же пластинками. Актриса согласилась. Фильм получился, но после просмотра Каллас попросила смыть пленки…

molodost.jpg
Галина Вишневская

Я могу понять это. У меня был случай в молодости. Я пришла в оперу в 1952 году совсем девчонкой! Для артистов того времени под фонограмму петь было немыслимо! У меня случился скандал на телевидении, когда при записи фильма сцены из «Укрощения строптивой» Петруччио и Катарины я должна была играть под фонограмму. Тогда была уже выпущена моя пластинка. Я категорически отказалась. Я посчитала это унижением. Потому что, по моему мнению, должен был быть театр, оркестр… Но после жарких дискуссий, когда мне сказали, что тогда будет сниматься другая актриса под мою фонограмму, я все же согласилась. Прошло много лет, я снялась в фильме «Леди Макбет Мценского уезда» и поняла, что играть в фильме без фонограммы невозможно. Нельзя ведь дублировать, петь в полный голос до бесконечности арии в сопровождении оркестра, но я понимаю внутренний протест Марии Каллас против самого приема. Я вот снялась под свою фонограмму с концерта в Петербурге, где Шостакович мне аккомпанирует им посвященные мне «Сатиры» на стихи Саши Черного. Был дан всего один концерт в 1966 году, случайно обнаружилась запись, и я сделала видеокассету. Я также записала несколько видеокассет с романсами Чайковского, Рахманинова, Мусоргского, арии из разных опер. И я очень жалею, что Мария Каллас не снялась в фильме. Очень жаль, очень жаль…


Большой

Я вообще считаю, что лучшими годами для оперных голосов были 50 и 60-е годы. В 1964 году умер главный дирижер Большого театра Александр Мелик-Пашаев. Это было большое несчастье для всего оперного искусства. После этого пошла смена молодых главных дирижеров – Светланов, Рождественский - оба занимали должность по 2-3 года и уходили сами. А в 70-м году появился Симонов, который только что закончил консерваторию и был назначен главным дирижером Большого театра. Над Большим театром разразилась катастрофа. Человек в силу своего возраста и творческого состояния просто не мог возглавить такую труппу. Он элементарно не знал оперного репертуара. Тем более создавать спектакли был не способен, хотя бы в силу своей неопытности. Я не могла с ним петь ни в одной опере. Меня разрывало на части от ужаса, что творится в театре. Это был примитив. Симонов должен был прийти в Большой театр учиться, тогда из него могло бы что-нибудь получиться в дальнейшем. Он был 14 лет в Большом театре главным дирижером. За этот период можно уничтожить все.

2.jpg
С Ван Клиберном
Надо понимать, что атмосфера в Большом театре особая. Для многих артистов оперы и балета Большой стал абсолютно всем, потому что мы как  крепостные отдавали ему всю жизнь. У меня с ним  счеты… как с мужчиной. Для меня он - живой организм. Все было запрещено. Никуда не уехать. Если попал в этот театр, то все кончено…, это твоя жизнь, и оттуда только ногами вперед или на пенсию. Другого пути не было. И если мы себя отдавали, то мы и ждали такой же отдачи, потому что он нам принадлежал, этот театр. Как в браке между мужчиной и женщиной. Сейчас я наблюдаю за новым поколением певцов, которым в принципе везде открыта дорога – езжай туда, куда тебя берут… И Большой театр уже не так им дорог, нет этого внутреннего конфликта, этого требования! Я знаю, как уходила Майя Плисецкая из театра. С какой болью, словно вырывала у себя кусок сердца! А целое поколение знаменитых певцов, которые отдали свою жизнь театру, а затем в 50-е годы были переведены на пенсию раньше времени, хотя голоса еще были… Какую боль они несли в себе! До конца жизни. Многие не приходили никогда в театр. Представляете себе, что это такое? Что творилось в душе у человека, который отдал жизнь театру? Это такая обида, что не идет в театр человек. Не переступить порог… Это была ненормальность.  Но вспоминаю ощущение сцены, зал – как будто в бездне, и понимаю, что самые счастливые мгновения у меня были в Большом театре.


Принципиальность

Я вспоминаю случай, как в молодости приехала петь «Фиделио» в Германию. Это было в 1956 году и на спевке, когда дошли до заключительной сцены, вдруг режиссер говорит:

- Значит так, вот здесь мы делаем купюры, а вот здесь четыре такта новой музыки.

Я удивилась:

- Я вас не понимаю, какая музыка?

Он отвечает:

- Ну мы здесь вставили дописанное.

- А кто дописал?

- Да мы тут дописали.

Я говорю:

- А зачем?

Режиссер:

- Ну, неважно, вы это должны выучить.

- Я это не буду петь.

- Как? А почему?

Представляете, 1956 год! Но я нашлась, хотя была молодая.

- Вы знаете, я пою арию Леоноры, а если я от себя допишу четыре такта музыки, как вы на это посмотрите?

Режиссер побледнел. Немец, да! Он онемел и не мог говорить от ужаса. Бетховен для него – все!

В общем я бы охарактеризовала это явление так: дирижеры уничтожают оперный жанр. Так дурачить публику! На этом же воспитывается наше поколение. Они же слышат!


Карьера

В 17 лет я уже пошла на сцену,  где должна была быть лучше всех. Сегодня меня иногда спрашивают: «Как делать карьеру?», и я отвечаю: «Один путь. Если ты получила место на сцене, неважно какой - Большой театр или маленький клуб. Ты на сцене, и тебя слушают люди. Так будь лучше всех, даже если тебя слушают несколько человек. Вот это карьера. Тогда не нужны ни протекции, ни  любовные связи. Другого пути я не знаю. Я пела во всех крупнейших театрах мира – Ла Скала, Ковент Гарден, Гранд Опера, Метрополитен-опера. Легко и радостно мне было петь в Большом. И ушла я в самый пик по собственной воле. Была в абсолютной форме, но почувствовала физическую усталость. Пришло то время, когда искусство не приносит счастья. На сцену нужно идти как на праздник. А если этого нет, значит нужно заканчивать. Наблюдаю сейчас певиц в возрасте. Они пытаются петь, а голос не звучит, сами они в полуобморочном состоянии мокрые стоят на сцене. Зачем это нужно? Особенно, если была большая карьера.

galiy.jpg
Галина Вишневская

Оперную сцену я оставила в 1982 году. В тот год исполнилось тридцать лет моей оперной деятельности. Я дебютировала в Большом театре партией Татьяны в «Евгении Онегине» в 1959 году и этой же партией закончила свою оперную карьеру через 30 лет. Это было очень красиво. Я была в форме и выглядела даже моложе Ольги. Париж был в недоумении, почему я оставляю оперу? Конечно, затем несколько лет я выступала с концертами, но петь в опере закончила, и это решение далось легко. Вот, к примеру, у Каллас это было трагедией, потому что ей было всего сорок лет, когда она потеряла голос. Это катастрофа! А петь в опере партии молодых девушек до 60 лет– это подвиг! Я не знала, что такое унижение на сцене, неудачный спектакль, чтобы сорвала голос, «дала петуха», фальшиво пела… Я всего этого не знала и ушла в абсолютной форме. Такое редко бывает. И я очень этим горжусь. А сейчас я занимаюсь домом, семьей и школой…


Семья

Я любящая жена, мама, бабушка и потрясающая теща. К зятьям я отношусь как к своим сыновьям. Как будто это мои дети. А вот если бы был у меня сын… Не уверена, что я была бы так мила с невестками, как с моими «мальчиками-зятьями». Потому что если бы пришла женщина МОЕГО сына, то возможно ревность и взыграла бы…И это нормально, я ревнивая. А что, бывают не ревнивые люди? Просто одни ревнуют по одним причинам, другие – по другим. Во всяком случае, мне не чуждо это чувство. Здесь на западе отношения между родителями и детьми складываются гораздо проще, чем у нас в России. Их никто не заставляет меня посещать. А я в свою очередь не должна сидеть в своей комнате (в лучшем случае) или на кухне, запершись, как это часто бывает, чтобы не видеть в каком состояния пришел зять. У меня с детьми прекрасные отношения.
gir.jpg
Галина Вишневская и Мстислав Ростропович

Мои внуки растут самодостаточными людьми. Они все говорят по-русски, но с акцентом. Внуки говорят на многих языках. Двое мальчиков, живущих в Америке (их отец - француз), говорят на французском, английском и русском языках. У второй моей дочери Елены, живущей во Франции, двое старших детей говорят на всех перечисленных, а также еще на немецком, потому что их папа – немец. Второй муж Елены – итальянец, так что у меня появилось еще два внука, а дети заговорили еще и на итальянском. Обожаю, когда старший внук Ванечка зовет меня басом «бабушка». Я привыкла, что у меня в доме всегда было «бабье царство», мужчин представлял один Ростропович. А дочери наградили нас пятью внуками и одной внучкой. Для меня мои внуки - самое главное богатство. Но есть еще страсть – фарфор, к котором я ценю красоту и историю.


Страсть коллекционера

maxim.jpg
Возле ресторана "Максим"

Я никогда не использую сервиз по назначению. Боже упаси! Это же Екатерининский фарфор. В Эрмитаже всего одна такая чашка, а у нас – целый сервиз. Я их даже мыть никому не доверяю. Все – сама. Ведь это же произведение искусства! Каждую чашечку, каждую тарелочку отдельно мою, отдельно протираю, аккуратно ставлю. Когда беру в руки эту хрупкость, у меня перед глазами встают картины. Я представляю себе крепостную девку, которая под светящуюся лучину разрисовывает эту чашку и поет песни о своей бедной доле, любви, кручине, а на чашке расцветают узоры. Я представляю гончаров в длинных грубых домотканых рубашках, с ремешком, стягивающим волосы, готовящих из глины легчайшую посуду. Чьи руки держали эти чашки, в каких домах они побывали? Мы никогда этого не узнаем, но радость, которую они доставляют людям, живет веками. Порой коллекционеры в обморок падали. Мы ведь начали собирать фарфор очень давно, а затем увлечение перешло в страсть. Я стала большим специалистом в этой области. Сколько книжек прочла на эту тему! Фарфор меня вдохновляет, а школу оперного пения я считаю своей миссией.


Центр оперного пения

В Москве на улице Остоженка, 25 я открыла школу, которая называется «Центр оперного пения». У меня там 25 студентов, которые прошли конкурс. В школе целый штат преподавателей: педагоги по вокалу, концертмейстеры…Студенты изучают иностранные языки. После окончания консерватории, имея музыкальное образование, студенты проходят здесь двухгодичное обучение, готовят оперный репертуар. Так что я один месяц в Париже, один - в Москве. Ученики приходят разные. Когда проходит отбор, то по одной или двум ариям трудно составить представление. Иногда приходится с кем-то расставаться. Изредка встречаются самородки, такие, как Фрося Бурлакова из фильма «Приходите завтра». Они проявляются сразу. Хваткие, работают с утра до ночи, видно, что ничего в жизни больше не нужно. В школе есть зал на триста мест с оркестровой ямой, большой сценой. И, кстати, школе… Я ее не покупала. На этом месте был пустырь и меня попросили похлопотать люди, желающие получить этот участок. А в благодарность обещали построить школу. Ну, я пошла, выхлопотала разрешение на этот участок со строительством дома. Два крыла принадлежат банку, а часть здания в пять этажей – моя школа. На это помещение мне оформили собственность. Когда я увидела все в готовом виде, то подумала: «Зачем мне эта собственность? Я ничего в нее не вложила материального». И я подарила эту школу городу и очень рада, что это сделала. Теперь у города есть школа оперного пения.


Дом в Санкт-Петербурге

На набережной Невы у нас есть свой дом, изумительной красоты. На первом этаже наши архивы – мой и Ростроповича. Масса интересных вещей, которые мы хотим сохранить для России, рукописи, посвященные мне и Ростроповичу - Шостаковичем, Прокофьевым, Бриттеном. Хранятся рукописи Петра Ильича Чайковского. Хочется, чтобы все это осталось в России, чтобы после нас не появлялось наше достояние на чужих аукционах.


Фотографии из архива Г.П. Вишневской/ Г. Вишневская и М.Ростропович

Похожие публикации

  • Клод Лелуш: «Когда у человека нет любви, он удовлетворяется успехом»
    Клод Лелуш: «Когда у человека нет любви, он удовлетворяется успехом»
    Все фильмы Клода Лелуша - о любви. Без его фильмов, особенно ставшего культовым «Мужчины и женщины», мир, похоже, лишился бы чего-то существенного. Возможно, романтики, которой нам так порой не хватает
  • Илья Авербах: Судьба интеллигента
    Илья Авербах: Судьба интеллигента
    Илья Авербах – «советский», как пишут в энциклопедиях, режиссер, так и не дожил до Перестройки, предвидя, что так и будет – как вспоминал его ближайший друг, драматург Павел Финн, автор сценария «Объяснения в любви», фильма о ХХ веке, увиденного глазами alter ego самого Авербаха
  • Вагрич Бахчанян: Бей баклуши – спасай Россию!
    Вагрич Бахчанян: Бей баклуши – спасай Россию!
    Вагрич Бахчанян, один из самых ярких шестидесятников, был, как он сам о себе говорил, «художником слова», и придумал многое, что потом вошло в поговорку