Автор: Диляра Тасбулатова
«Ромео и Джульетте», фильму Франко Дзеффирелли, исполняется 55 лет – а ведь именно эта экранизация великой пьесы о великих любовниках признана лучшей из лучших, хотя во всем мире их несть числа.
Бедные веронские подростки, погибшие в столь стародавние времена, что простой человек, обыватель, никогда не назовет точно, предварительно не справившись в Википедии, какой это век: на самом деле, о ужас, четырнадцатый, непредставимая архаика, 700 лет назад (!). Сюжет (Шекспир, как известно, не стеснялся брать основу для своих пьес из старых новелл и хроник, в том числе и итальянских, то есть отражающих дух переходного времени в преддверии Ренессанса) был известен и до него, из повести Банделлы и поэмы Брука. И не только. Источников было много – тут и некий Де Порто, тоже описавший роковую любовь, которую испытал и сам (его возлюбленная, правда, не погибла, а вышла замуж за другого по настоянию своей семьи, а влюбленный Де Порто погрузился в отчаяние), мотивы трагической страсти есть и у Данте, и у других авторов, разной степени таланта: в общем, отголоски этой великой трагедии, возвышенной и возвышающей всех, кто бы с ней ни соприкоснулся, рассеяны тут и там. Можно сказать, по всему полю европейской культуры…
Ромео и Джульетта - в своем роде матрица, основа, задающая самый высокий тон, критерий духовного в человеке. Ибо Шекспир (на то он и гений «всех времен и народов», как у нас любили говорить), полагаясь на похожие сюжеты, аккумулировал дух, концентрат, смысл этой истории, выразив главное, ее потаенную суть: то есть величайшее самопожертвование, всепоглощающее и, как ни странно, жизнеутверждающее, хотя вследствие роковых совпадений герои погибли.
Свобода, с какой они отдаются своему чувству, не терпит «суеты» - то есть феодальных распрей, непрекращающегося злобного противостояния, сословной спеси, бесконечных стычек «стенка на стенку» в борьбе за призрачное лидерство, уже стоившее многим жизни на улицах Вероны. Оба они, Ромео и Джульетта, готовы проклясть собственный род ради чувства: Джульетта не хочет быть больше Капулетти и прощает возлюбленному убийство своего родственника, Тибальта. Точно так же Ромео откажется от чего угодно – рода, сана, принадлежности к нуворишам Монтекки, так называемого блестящего будущего (возможно, даже положения правителя Вероны), - ради Джульетты. Да что там будущего – от самой жизни. Их история – это освобождение от условностей, в том числе и «племенно-родовых»: юная Джульетта так и говорит, что, мол, имя – лишь название, оболочка, к которой человек имеет косвенное отношение. Она не виновата, что родилась Капулетти, это чистая случайность, а не роковая предопределенность.
Капулетти или Монтекки, Иванов-сын или Петров-сын – суть обертка, «ведь роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», рассуждает Джульетта. По сравнению с их чувством, стремящимся к бесконечности, к трансценденции, к бессмертию, - это действительно нечто незначительное, мелкое и пустое. Находясь между молотом феодальной анархии и наковальней фатума, зажатые в тиски большой Истории, эти люди будущего, то есть Ренессанса, времени божественной свободы от вековых предрассудков, к сожалению, должны погибнуть. То, что гонец падре Лоренцо, который должен был предупредить Ромео, что Джульетта проснется, разминулся буквально на минуту с другим вестником, смерти, – и драматургический ход, и одновременно историческая неизбежность.
Кадр из фильма "Ромео и Джульетта"
Такого рода противостояние, когда речь идет о свободе воли, поистине - смертельно, причем в буквальном смысле. Внутренняя свобода героев, величие их чувства, никому не понятного, кроме них самих, совершенно «антиисторично» (историчен, а на самом деле архаичен как раз Тибальт и даже Меркуцио, сам ввязавшийся в драку и погибший во цвете лет), что и порождает неразрешимый конфликт. Погрязшие в кровной мести кланы не дают покоя друг другу, давно позабыв причину мщения: на протяжении новейшей истории «кровники» порой истребляли друг друга до последнего человека, враждуя столетиями. В Италии – в том числе, и этот первобытный обычай еще существует у некоторых народов (у Коза Ностры, между прочим, тоже).
Франко Дзеффирелли, постановщик опер, мегаломан, человек с размахом и (что немаловажно в его случае) архитектурным образованием, чьи сценические опыты производили колоссальное впечатление и вошли в историю оперных постановок как наиболее эффектные, отчасти – ученик Висконти и наследник великой культуры Италии ренессансного периода, взялся за знаменитую трагедию не без трепета.
Назначить на главные роли настоящих подростков, немногим старше описанных Шекспиром (хотя Джульетте по пьесе вот-вот должно исполниться четырнадцать, а Оливии Хасси «целых» шестнадцать, с поправкой на эпоху это почти одно и то же, как и возраст семнадцатилетнего Леонарда Уайтинга), по тем временам казалось невероятной смелостью. К тому же в фильме есть так называемая «постельная сцена». Звучит курьезно, но, как вы знаете, совсем недавно внезапно сдуревшие на старости лет экс-звезды подали в суд за «использование» их обнаженки в коммерческих целях, спустя полвека примкнув к стародавним ханжам, гневно распекавших Дзеффирелли за эту сцену, целомудреннее которой не найти во всем мировом кино. Если уж на то пошло, мы видим Уайтинга только со спины, а Хасси так вообще укрыта одеялом: где здесь «порнография», ума не приложу. В лицезрении «пятой точки» прелестного юноши, будто сошедшего с античного барельефа? Гм… Тем более что за эти годы мы и не такие виды видывали, вплоть до радикальных сцен на грани с настоящим порно, причем в серьезных арт-фильмах, а не категории три икса для озабоченных.
Кадр из фильма "Ромео и Джульетта"
Люди вообще странно устроены: пожилая толстуха Тарасова, любимица Сталина и прима МХАТа, на пару с пенсионером Массальским стяжали немалый успех в ролях Анны и Вронского, зато цветущая юность Уайтинга и Хасси вызвала нарекания, недовольство и ханжеское шушуканье кумушек. Зато другие постановки, где Ромео играли сорокалетние, а Джульетту дамы сильно за тридцать (и это не предел) воспринимались как должное: видимо, дело в инерции публики, привыкшей к театральной условности, иногда смахивающей на злую пародию. Если Наташа Ростова, естественный человек, в ужасе и недоумении смотрела во все глаза на толстую Жорж, нараспев, с комическим пафосом (которого, впрочем, никто из ее великосветских поклонников не замечал) читающую античные стихи, то другие, как было и с Тарасовой, млели от восторга.
Дзеффирелли, честь ему и хвала, одним махом стер хрестоматийный глянец с вечного сюжета, выбрав и на главные роли подростков, и на второстепенные – совсем еще молодых людей. И Меркуцио, и Тибальт, и Бенволио – юноши, по сути – мальчики, а не заслуженные старики, поднаторевшие в театральной дикции и фехтовальном искусстве по всем правилам. Страшная драка Тибальта и Ромео, разъяренного смертью Меркуцио, потасовка без правил с искаженными яростью лицами – это вам не унылое фехтование с точными отскоками на сцене очередного академического театра; не дуэль, а жуткое побоище, где противники катаются в грязи и пыли, где жажда мести искажает юное лицо Ромео, превратившегося в зверя.
То же самое и с каноническим текстом: в других постановках стихотворный текст, вообще-то труднопроизносимый, поскольку в реальности люди стихами не говорят, здесь звучит поразительно естественно – возможно, благодаря юности актеров-дебютантов. В их страсть веришь безоговорочно – им, возможно, даже не нужна изощренная техника (хотя играют они замечательно), настолько они естественны и прекрасны: как говорится, юность всегда права. Любой крупный план Оливии Хасси с ее внешностью юной Богоматери (позже она как раз ее и сыграет) – не лицо, а лик, будто сошедший с полотен Риберы или Рафаэля, заставит биться любое зачерствевшее сердце. Несмотря на детский облик, здесь нет ничего «педофильского» (хотя могут обнаружить, с них, новых пуритан, станется) – это, скорее, воплощение юности, торжество красоты в ее полном, абсолютном выражении. Такое лицо еще нужно найти: и говорят, что произошло это чисто случайно, другая претендентка обрезала волосы перед пробами и потому не прошла кастинг. Что и говорить, огромная удача. Под стать Оливии и Леонард Уайтинг, хотя именно она антропологически более безупречна.
Дзеффирелли снимал на реальных улицах маленьких городков Италии (хотя это не Верона) – и его чутье архитектора сыграло здесь свою благотворную роль: то, что называют «костюмным» фильмом, здесь задышало подлинной жизнью, а не пылью театральных кулис. Дурацкие двухцветные штаны с гульфиком, знакомые нам по полотнам раннего Возрождения, в которых современный человек может выглядеть слишком театрально, будто заявился на бал-маскарад, здесь кажутся естественными, контрастируя с серыми камнями храмов и городских площадей. Алый цвет тюрбана Тибальта, цвета агрессии, в противовес серо-зеленому камзолу Ромео и черного Меркуцио, - блестящая дизайнерская находка: известно, что по части костюмов Дзеффирелли почти не было равных, что особенно видно в сцене бала у Капулетти. Стилизованные платья Джульетты, от ярко-красного до светло-сиреневого, своей гаммой напоминают женские портреты Рафаэля и вписаны в интерьеры раннего Возрождения на редкость искусно.
Кадр из фильма "Ромео и Джульетта"
Это сложный эксперимент, который мог бы дать эффект пыльной театральщины, не будь герои столь юными, а ритм фильма – стремительным, как это и было в трагедии Шекспира. Действие которой умещается всего в неделю, если мне не изменяет память: от первой встречи и объяснения на балконе до трагической развязки проходит всего несколько дней. В воскресенье они знакомятся, признаются друг другу в вечной любви, а уже в понедельник их обвенчают. Через неделю оба погибнут, прожив это время, сконцентрированное настолько, что иным и ста лет бы не хватило, на пике своей великой любви. Ни разу не усомнившись, что их ведет сама Судьба, идя наперекор ей и напролом…
Трагедия же их гибели состоит в том, что Ромео дает втянуть себя в конфликт, поддавшись гневу, первоначальному импульсу, мстя за смерть Меркуцио, который сам прицепился к Тибальту и нашел свою смерть, рыдая, что пойдет теперь на корм червям. В Ромео на мгновение проснулся феодальный дикарь, победив в нем так называемого «цивилизованного человека», в котором, по идее, должно было пересилить чувство ответственности за свою любовь, умерив его гнев. То есть человека Возрождения, свободную личность. Стоя одной ногой в прошлом, а другой, соответственно, – в будущем, Ромео терпит крах, будучи личностью на сломе эпох. Иные исследователи видят в нем даже Гамлета, «первого интеллигента» мрачного средневековья, для которого мысль была важнее действия – во всяком случае, предшествовала ему. Но, видимо, это все же преувеличение, ибо для Гамлета мысль была важнее импульса, у Ромео же победил именно импульс, приведший к гибели и его самого, и Джульетты.
То обстоятельство, что над их могилой два клана наконец примирились, - слабое утешение, итог, не стоящий таких жертв. Да и цель их любви состояла отнюдь не в этом: целью, если можно так выразиться, была сама любовь, которую иные ошибочно принимают за подростковую истерию. На самом деле их чувство было настолько величественным, что выходит за рамки всякого воображения, преодолевает земное притяжение и способно на невозможное – то есть смертью смерть попрать.
..Удивительно, как Дзеффирелли смог добиться эффекта высокого трагизма, «всего лишь» следуя каноническому тексту: тотальный успех фильма и громкие рыдания публики на просмотрах тому свидетельством. Помню, простые дети с городских окраин, слыхом не слыхавшие о Шекспире, рыдали в голос, не стесняясь – причем, на втором и даже третьем просмотрах. Мальчики, в быту грубоватые и насмешливые, как и полагается сильному полу, не отставали от девочек: вообще-то такое единодушие и полное слияние с произведением искусства, тем более что речь о простых людях, - редкость. Учтите еще, что это не ординарная мелодрама, слезовыжималка для бедных, а великая трагедия, еще и в стихах.
По прошествии времени (а миновало, напоминаю, уже 55 лет, то есть более полувека) фильм, как ни странно, нисколько не устарел, будто был снят вчера: хотя уже и эта культура в значительной мере утрачена. Дзеффирелли, похоже, тоже балансирует на грани двух эпох – классического и модернистского искусства, счастливо соединив их в своем безупречном шедевре.
фото: SIPA/FOTODOM; kinopoisk.ru
