«Репетиция оркестра»: Конец света под звуки арфы

Автор: Диляра Тасбулатова

«Репетиции оркестра» Федерико Феллини, фильму, снятому по заказу итальянского телевидения, исполнилось 45 лет.

Срок, довольно солидный для кино - искусства, стремительно стареющего (прямо как тщеславная красавица), тем более что хитроумный маэстро, в те годы уже подобравшийся к своему шестидесятилетию, сделал его в форме интервью.

Якобы интервьюируя музыкантов, пусть и не заштатного, но и отнюдь не выдающегося оркестра под руководством волевого дирижера, сделавшего (судя по тому, сколько у него недвижимости в мировых столицах), приличную международную карьеру. Ну и, конечно, демонстративно презирающего своих подопечных, это уж как водится.

О дирижерах вообще ходит много баек, они и в соцсетях часто мелькают: как они витиевато обзывают оркестрантов, ругая за ошибки и всячески куражась над ними. Ну а старичок-переписчик нот в этом фильме (он же проводник в чудный мир музыки и заодно свидетель века, персонаж с виду чуть ли не средневековый) вообще всякие ужасы рассказывает: раньше провинившийся, если дул не в ту дуду, случайно ошибившись нотой, играл весь концерт стоя, а весь оркестр почитал дирижера за живого бога.

Здесь всё не так: компашка музыкантов, поначалу пространно, изящно и трогательно, любовно рассказав каждый о своем инструменте как о живом (тексты, написанные самим Феллини вместе со сценаристом, упоительны), в дирижере не видят ничего «сакрального». Ну, как они говорят, машет своей палкой и черт бы с ним. Более того - постоянно ссылаются на трудовой кодекс, нудят о маленькой зарплате, призывая в свидетели профсоюзного босса и по совместительству мелкого мошенника, непослушны, фальшивят, халтурят и вообще. Наши обывательские представления об оркестре, исполняющем классическую музыку, как о живом организме, где кровь исправно бежит по венам, а сердце (ну скажем, первая скрипка) колотится с бешеным восторгом, - как выясняется, суть литературщина чистой воды. Музыканты – те же люди: мне, например, многие из них жаловались, что, дескать, надоело играть одно и то же, сплошная рутина; другие попивают; третьи, даже из знаменитых коллективов, считают, что жизнь прожита зря, если ты не первая скрипка… Ну и так далее и тому подобное.

Как-то, в который раз прокручивая видео концерта знаменитой молодой скрипачки, я наконец заметила взгляды поживших музыкантов из оркестра, нескрываемо завистливые. Понятное дело, люди есть люди, что с них взять, живой человек, как правило, - скопище (в том числе) и бесов, не одни же ангелы трубят в свои трубы. Хотя, как говорит дирижер в перерыве, глядя в камеру, раньше, дескать, исполнение симфонии было подобно служению, мессе, разговору с Создателем – не то что сейчас, будь эти идиоты неладны.

Дальше (ну это всем известно, фильм знаменитый, хотя, по мнению критиков, да и зрителей тоже, - не лучший в фильмографии маэстро, но это как сказать) следует бунт на корабле, стоит дирижеру отвлечься на это самое интервью, где он приравнивают музыку к откровению. Стены громадной залы старинного монастыря, где проходит репетиция, испещрены матерными словами, музыканты скандируют «Долой тирана!», под роялем уже чуть ли не совокупляются, один так вообще достал из широких штанин не то что вы подумали, а револьвер. Кругом раздаются вопли, недовольство растет – в общем, назревает чуть ли не массовое побоище, пролетарская революция, где «диктатору» за пультом уж точно не поздоровится.

Некоторые критики считают, что на сюжет картины повлияло убийство Альдо Моро, в котором принимали участие «Красные бригады», марксисты и леваки, терроризировавшие Италию в семидесятые. Там вроде и СССР был замешан, и ЦРУ – жуткая история, бедный Моро, христианский демократ и жертва международных интриг, что всем стоял поперек горла. Феллини был лично знаком с ним и косвенно показал, к чему приводит диктатура масс, фанатичная преданность левой идее, разброд и шатания, непослушание лидеру и пр.

Но и лидер - в самом конце картины, когда уже погас свет и идут финальные титры, - почему-то кричит на своих подопечных на чистейшем немецком, причем с интонациями Гитлера, взвизгивая и отдавая короткие приказы, будто на расстрел гонит или о величии немцев талдычит.

То есть и так плохо, и эдак: на самом деле Феллини, с его, как любят выражаться, адриатической мягкостью, теплым юмором и видимым легкомыслием не так прост, как может показаться на первый взгляд. Недаром он был поражен и даже возмущен реакцией на «Амаркорд», о котором все кому не лень писали, что это, дескать, сон о детстве, щемяще трогательное воспоминание о годах, когда ты был счастлив, и все было еще возможно. Как бы не так, говорит он не без раздражения: вы что, не заметили, в какой удушающе провинциальной атмосфере, зараженной бациллой фашизма, происходит действие моего фильма? Вы что, не поняли, что такое итальянская провинция тридцатых с ее культом силы, дикостью, малограмотностью, деревенским идиотизмом, ограниченностью и присяганием злу? Притом, что он, как правило, никогда своих фильмов не объяснял, не снисходил до этого, обходя прямые толкования - довольно, кстати, ловко. А тут вдруг разразился – удивительно.

А вот по поводу «Репетиции оркестра» от политических аллюзий Феллини решительно открещивался, доказывая, что снял фильм всего лишь о музыкальном «коллективе», не более того: а если вам приходит в голову толковать его шире, чем я задумывал, это, мол, сугубо ваше дело. Разумеется, это не так, тут маэстро явно хитрит и шифруется, ибо аллюзии здесь еще более явны, нежели в «Амаркорде», где его ярость растворена в такой пленительной магии жизни, что всякий ошибется, как бы ни был умен и прозорлив. Догадаться (да и мало кто сумел, кстати), что эта магма, чудо, овеществленное усилием его воли Демиурга время – казалось бы, навсегда утраченное, - погружено в трагедию оболванивания нации, весьма затруднительно. Это двойной фокус объемного зрения встал у нас на пути – и мы, обольщенные, забыли, о чем на самом деле речь. Есть такой грех.

Здесь он, конечно, более прямолинеен, что не мешает этой картине, пусть не такой чудодейственной, как «Амаркорд», стать вечно актуальной. К сожалению. Оркестр, разумеется, и это лежит на поверхности, здесь – модель общества: причем общества больного, допустившего террор и не защитившего своих граждан от разгула троцкистов. Альтернатива чему - сильная рука, от чего не легче, одно другого стоит.

У цивилизации нет иного пути, кроме, как говорил старина Мюллер в известном советском сериале, кроме …национал-социализма (?!). Иная дорога ведет к диктатуре пролетариата и тоже террору, каковой приватизируют массы под руководством «дирижеров», даже впоследствии свергнув их.

В этом смысле «Репетиция оркестра» - определенный ребус. Возможно, Феллини стоит на распутье после убийства Альдо Моро – точно так же он тяжело размышлял о путях цивилизации в «Восьми с половиной», помянув уже в начале фильма о Карибском кризисе. Повлиявшем и на форму этой загадочной картины, и на восприятие мира в целом: Гвидо Ансельми, его alter ego, не просто, как любят выражаться, «запутавшийся» в жизни интеллигент, но тот, кто наконец понял, насколько хрупким может быть этот мир. И если Кубрик, для кого атомная энергия стала уже фобией, снимает «Доктора Стрейнджлава», злой пасквиль на эту тему, то более мягкий Феллини лишь намекает на очередной кризис гуманизма, сказав об этом вскользь.

Как, собственно, и здесь, в «Репетиции оркестра»: в финале стена зала монастыря рухнет, похоронив под собой самый чистый, волшебный звук в оркестре, арфу – вместе с ее обладательницей. Видимо, следуя логике маэстро, в мировых катаклизмах в первую очередь гибнет самое возвышенное, невинное, мечтательное. Как-то так.

Впрочем, фильм, которому уже почти полвека, до сих пор открыт для толкований. Как и все творчество Феллини, где бессознательное исподволь структурирует повествование, скрываясь за его знаменитой витальностью, которую принимают за чистую монету.

Конкретно эта картина, скорее экспериментальная, эдакий кунштюк гения, снятый за две недели и в одном помещении (Феллини, впрочем, с блеском справился бы с любой задачей, хотя ограничений здесь масса, вплоть до бюджета) не так сложна, как те же «Восемь с половиной», «Рим» или «Сладкая жизнь». Сделано в перерыве между двумя проектами (один из них, о Масторне, о котором он много говорил, так и не состоялся), что называется, в полпинка, между делом, изящно, упоительно виртуозно и пр. Не более.

Но и не менее.