Автор: Диляра Тасбулатова
Фильму Никиты Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино» исполнилось, страшно сказать, уже 45 лет, то есть почти полвека. Солидный срок. Картина, между тем, не то что не устарела, но и до сих пор актуальна, ибо речь в ней идет о будущем России.
…Тут вот что интересно – в России постоянно думают о будущем, а не, скажем, о настоящем: в этом, мне кажется, ее коренное отличие от Европы. И в этом же состоит ее фундаментальная ошибка: ведь будущее, как говорят философы, нам не принадлежит. Настоящее, если углубиться в долгие рассуждения о кажущемся и реальном, впрочем, - тоже; но все же больше, нежели будущее, каковое всегда темно и вяло. И уж точно, как мы, к сожалению, знаем, не пойдет по тому благостному пути реформ, какой для себя наметили иные герои этой картины (прототипы автор черпал у Чехова) – например, свежеиспеченная феминистка, восторженная Софья, и ее бездельник-муж, полный прекраснодушных идей, дурак и фанфарон.
Кадр из фильма "Неоконченная пьеса для механического пианино"
…Это, если я не ошибаюсь, восьмидесятые позапрошлого века, безвременье, революционные кружки, жажда перемен, нечаевщина и пр. Раскачивание России между Западом и своей, так сказать, особенной самобытностью, каковую умом не понять, остается только, господи прости, верить. Одна нога там, другая здесь, а внизу – пропасть. «Бездна», как назвал свою статью один юный кинокритик, причем задолго до нынешних событий. Бездна здесь тоже – перманентна, хотя мы во времена оны над критиком потешались: какая еще бездна, помилуйте, все идет по плану, еще полвека, и будем истинными европейцами. Теми самыми, кого еще и презираем за ихнюю мещанскую ограниченность, хотя идеи свободы равенства и братства нам все же не чужды. Берем все хорошее, плохое, как-то пьянство-хулиганство, безделье и пустое времяпрепровождение, в данном конкретном случае - правящего класса, отвергаем.
…Чехов, по мотивам которого (одной его ранней пьесы, о чем он сам не хотел вспоминать, нескольким рассказам и двум гениальным повестям, «Три года» и «Моя жизнь») поставлен фильм, тоже ведь жил, как принято говорить, «в сумерках». Зорко наблюдая за действительностью, мучаясь ею, презирая ее и одновременно чувствуя с ней страшное онтологическое родство, не изживаемое, как родовое пятно, клеймо вечного рабства. Герасим Кузьмич, на средства которого гуляют и витийствуют герои фильма, разорившиеся или разоряющиеся помещики, - видимо, прототип чеховского Лаптева, того самого, кто прожив на наших глазах всего три года, печалуется, что так пройдет еще и тридцать лет, и пятьдесят (а ему всего-то 33) и ничего не изменится. Изменится, но в худшую сторону, сами понимаете – разорят или зарежут, вот вам и небо в алмазах. Будучи из простых, внук крестьянина, купец, человек крепкий, деловой, умный, презирающий бездельников и словоблудов, трудяга, он, как и этот Герасим Кузьмич, поставивший на место Щербука, талдычащего о «белой кости» и «чумазых», с которыми за один стол не сядет, все равно никакого будущего для России не видит. Хотя и о пользе труда, подобно бездельнику Войницкому, не рассуждает: да и что о нем, труде то бишь, талдычить, ты трудись, а не талдычь, вот и вся недолга.
Кадр из фильма "Неоконченная пьеса для механического пианино"
Собственно, истерика Платонова (мне тридцать пять лет - Лермонтов давно лежал в могиле, Наполеон командовал армией, а я - ничтожество!) возникла вроде как и на ровном месте, но на самом деле – нет, отнюдь не на ровном. Как в другом рассказе Чехова, в «Даме с собачкой» думает Гуров: какие пошлые лица, какие ненужные разговоры! «А осетрина-то была с душком» - в ответ на неожиданное для самого себя признание, что он, Гуров, влюбился… Пошлость, пошлость, всюду пошлость: Щербук со своим коронным номером, «брачным криком марала», лакей, подражающий барину и презирающий «холопов», из которых сам вышел, восторженная Софья с елейными народническими речами – надо, мол, жить чистой, честной, трудовой жизнью, - ничего о труде не знающая; генеральша, промотавшее наследство мужа и торгующая собой; бездельник Трилецкий, ненавидящий свою работу и ленящийся по разбитым дорогам ездить к больным… И так далее.
Похоже на нашу недавнюю ситуацию: люди спят, едят, говорят, а в это время рушатся их жизни, как устами своего персонажа сказал все тот же Чехов. Застывшая, будто над ней не властно историческое Время, страна вечных ожиданий, вечно кончающихся крахом – и, к сожалению, не только иллюзий.
Кадр из фильма "Неоконченная пьеса для механического пианино"
При этом Михалков (а картина мастерская, вынуждена признать, профессионально зрелая) допускает, как мне кажется, целых две концептуальных ошибки. Во-первых, обходится с Платоновым издевательски, а во-вторых, все же дает нам надежду – в лице мальчика-гимназиста, спящего невинным отроческим сном на фоне божественной красоты музыки. Мол, вот оно, будущее России, этот мальчик, который встретит, извините, революцию 1917-го уже далеко не мальчиком (и в живых вряд ли останется). Платонов же (лучшая роль Калягина, опасавшегося, считая себя комическим актером, играть всерьез) станет «как все». То есть инфантильным мужем-мальчиком, в слезах признавшись своей жертвенной жене, над которой полчаса назад куражился, что она, мол, его спасение. Христианской любовью, мол, спасемся. И хотя Евгения Глушенко, играя эту самую жену, блаженную и чистую, как слеза, делает это так, что чуть ли не слезы из вас исторгнет, - он что, Платонов то бишь, уже согласился на мелкое прозябание с нелюбимой, в глуши, без надежды на перемены, на жизнь яркую, полную чувства собственного достоинства? Как скоро, однако, надо же, слабаком оказался: ведь только что он орал ей – видеть тебя ежедневно с твоими канарейками, презирать тебя, тяготиться тобой, жить в полноги! Какая, дескать, мука…
Между тем, это разоблачение главного, считай, героя, человека хотя бы резкого и не желающего мириться с существующим положением дел, работает, как ни парадоксально, против самого автора. Стало быть, в России никого нет – ни одного, так я понимаю, человека чести, способного хоть что-то изменить? Издеваясь над интеллигенцией, да еще и в лице Платонова (остальные-то ладно, они, мягко выражаясь, и профукали страну), автор, так получается, говорит, что здесь никогда и никого не было? Но свято место, как известно, пусто не бывает, его всегда займут бесы: да вот хоть в лице нахального лакея, утомительно щеголяющего цветистыми речевыми оборотами.
Так, стало быть? Хотя, предположим и такое, увлекшись возможностью продемонстрировать свой талант, и сатирический в том числе, а заодно раздать всем сестрам по серьгам, Михалков допустил такой серьезный сбой. Или я ошибаюсь, и здесь действительно нет никого, кто мог бы взять на себя ответственность, как это было в другом романе, Гончарова, где, правда, ответственным был не русский, а как раз немец. Русский, как вы помните, тем временем всё на диване полеживал.
Кадр из фильма "Неоконченная пьеса для механического пианино"
«Неоконченная пьеса» - тоже ведь говорящее название: ну, неоконченная, хорошо, когда же она окончится-то? Когда всё придет в норму, хоть какую-то, пусть не идеальную, а? Не дает ответа.
Хотя, повторюсь, фильм завораживает – Чехов, всегда казавшийся «скучным» для киновоплощения или театральной постановки, здесь буквально засверкал, заискрился: какие лица, типажи, диалоги! Какой кастинг – тут вам и Табаков в роли вульгарного аристократомана Щербука, и, как уже говорилось, Калягин, успешно попробовавший себя в драматической роли, и нежная красавица Елена Соловей, девушка 19 века, и блистательный Богатырев, и Никоненко в роли лакея…
А уж режиссура с ее неожиданными ракурсами – из-под лестницы, в контражуре, со световыми эффектами, кружащейся камерой, чередованиями крупных и общих планов: замечательно, пластично, со своим особым ритмом, где скука дачной жизни конца 19 века вдруг обретает ностальгические нотки.
Вот, мол, вам Россия, которую мы потеряли – да, но разве хоть когда-то могли обрести? Этот помещичий рай на поверку оказался бессмысленным, тоскливым, безыдейным, то есть, страшно сказать, - кромешным. Вечное возвращение, опять на те же грабли. Просто до слез.
фото: kinopoisk.ru
