Ольга Волкова: Девочка с трамвайных подножек

Беседовала Юлия Васильева

Наша героиня – перфекционист до мозга костей. В работе над ролью для нее нет мелочей, оттого и героини ее все яркие, характерные. О том, как из питерского сорванца выросла Народная артистка России, мы беседуем с Ольгой Волковой.

 

Ольга Владимировна, вы росли с двумя братьями, как детство повлияло на ваш характер?

- С братьями растешь в драках, на трамвайных подножках, мы курили "Беломорканал", катались на "колбасе". Трамвайная остановка была прямо напротив нашего дома на бульваре Профосюзов, 11 в Ленинграде.

Простите, что такое "колбаса"?

- "Колбаса" - это гофрированная резиновая штука, которая крепилась к последнему вагону трамвая, за нее цеплялись и ехали. В свои пять лет я выглядела на три, и когда я прыгала на подножку первого вагона, то очередь орала, трамвай останавливали, а меня снимали с криками: "Где родители!" Но я очень быстро бегала, и мне всегда удавалось спастись. В моем детстве восстанавливали Питер, и всюду стояли огромные бочки из-под цемента - мальчишки залезали в них и бежали в этих бочках. Мне было сложнее, я была совсем маленькой. По подвалам носились, я все время отставала, один брат старше на год, а второй на четыре. Но мне надо было им соответствовать. Когда они дрались, я защищала младшего, хотя мне и доставалось, и это стремление защищать слабого со мной навсегда. Все это помогло в жизни - я очень хорошо играла мальчиков в ТЮЗе, мне даже не требовалось ничего объяснять, это было во мне - как они двигаются, как говорят, все их привычки.

Девочка с трамвайных подножек, с "Беломорканалом", - мечтала стать актрисой?!

- Даже не думала об этом. Зато думала об этом моя мама. Когда решалась моя судьба, а мама была за то, чтобы реализовать мою творческую природу, отец категорически заявлял: "Нет! Медицина, либо языки!", - и это его "проклятие" (улыбается - Авт.) со мной на всю жизнь. А я мечтала об археологии, много читала. Папа в моей жизни сыграл большую роль, он был очень сложным и строгим человеком, технарь, знал немецкий и английский. Когда мне было шесть лет, меня начали учить немецкому, в дом приходила немка. В первом классе я путала немецкие и русские буквы. Французским со мной занималась бабушка. Всю жизнь меня невозможно тянет и к итальянскому, и к французскому, и к английскому, и к немецкому. Во все роли я впихиваю фразы на иностранных языках, контролирую, чтобы они звучали безупречно, без акцента.

И это передалось моему сыну Ивану, который в Александринском фантастически играл "Сирано де Бержерака" на французском и в финале блестяще читал его монолог. Он сто раз перепроверял каждое слово, каждый звук, созваниваясь с моей подругой, живущей во Франции.

А спустя десятилетия настигло второе папино "проклятие": меня увлекла медицина, я изучала мануальную терапию, лечила людей. Оказать помощь человеку для меня бОльшая радость, чем правильно сыграть роль. Одно дело - аплодисменты, и совсем другое - когда человек встает на ноги.

Ну а самым важным человеком в моей жизни была мама...

Вы много пишете о ее стойком характере в своей книге "Перекрестки судьбы"...

- Мама на всю жизнь привила два правило: не врать и не трусить, она это презирала. Дома на ночь часто выключали электричество, и она перед сном читала нам "Вия" Гоголя. С выражением, чтобы было страшнее, при керосиновой лампе, на кухне в подвале. Помню, как однажды во время чтения в дверь постучали. "Кто пойдет открывать?" И тут я с криком "Я пойду!" рванула через огромную темную кухню, врезалась коленом во что-то, заревела. Мама пошла меня спасать. Мы вернулись в комнату, а братья заорали: "Рева! Плакса!" Но мама была на моей стороне: "Открывать пошла она, а не вы!"

Это свойство - никогда не трусить - тоже помогло мне в жизни, но и помешало. Все привыкли, что я сильная: перетопчется, перебьётся, со всем справится.

Мама никогда не вынуждала нас врать, не ругала за двойки, была очень критична по отношению к себе, могла сказать: "Ребята, какая я дура!" Самоирония - важнейшее качество.

Позже она говорила мне: "Как можно страдать из-за мужчин! Детей надо любить! А мужики пусть любят тебя". Ей легко было так говорить: она была этакая булгаковская Маргарита, красивая, высокая, эффектная, с эмоциональной женской природой.

У меня так не получалось, поэтому мама называла меня "слякотью". Не все мои отношения были удачными, я всегда была удобной. И если возникали проблемы, я, ничего не требуя, принимала всё как есть. Если человек, с которым я жила, не решал какие-то вопросы, их решение я могла взять на себя, и это не доставляло мне дискомфорта, я от этого не страдала.

И ведь именно мама привела вас в театр?

- На домашнем худсовете всеми, кроме мамы, мне был вынесен приговор: артисткой ей не быть. Мама единственная видела во мне, маленькой, актерскую природу.

Она провоцировала меня на выступления: дома праздник - станцуй, подготовь сценку, выступи на школьном мероприятии. Она подзуживала меня, ставила в неожиданные ситуации, доставала для меня костюмы. А однажды даже уговорила выйти с репликой в сцене с дедом, известным актером Иваном Александровичем Вольским, во время домашней репетиции. Все, конечно, засмеялись, когда я выскочила и произнесла свои три слова, а дед, он был очень строгий, сказал: "Молодец, но, чтобы больше этого никогда не было!" А мама продолжала в меня верить. Мы писали стихи, рисовали, пели, сочиняли, творили. Это очень пригодилось и моим братьям, Геннадий стал архитектором, Игорь главным технологом, его называли в институте артистом, он сочинял стихи и пел романсы.

Когда я не поступила в театральный институт, мама договорилась, чтобы меня взяли в Малый оперный театр, в штат миманса. Мне было восемнадцать лет, выглядела я на тринадцать - худая, в короткой юбочке, ужас. Первым "моим" спектаклем был балет "Коппелия" - я прихожу туда, где сидят артисты миманса, и вдруг вижу совершенно очаровательный капор, красивое платье, надеваю все это, уже представляя себя красавицей, спускаюсь вниз, и режиссер миманса мне говорит: "Ты с ума сошла! Ты же старуха!" Рванула капор и опустила его мне на нос со словами: "Проходишь по переднему плану, там, где оркестр, кланяешься, и я тебя встречу с другой стороны сцены". Я потрусила. А потом она говорит: "А теперь ты сидишь с внуками, ты бабушка". И я тряслась, изображая старушку. Таким был мой первый театральный урок, экзамен на мою готовность выполнить задачу. Тогда я впервые почувствовала этот ни с чем не сравнимый азарт. Впоследствии я никогда не ощущала страха сцены и по сей день помню запах того закулисья.

Ваша миниатюрность никогда не мешала в профессии?

- Никогда. Если надо, я надеваю туфли на каблуках, и мне кажется, что я высокая. Однажды в одном из спектаклей ТЮЗа я легла в чемодан и закрыла крышку. Подумала: "А кто еще так сможет!" Все мои родные высокие, я одна маленькая, но у меня крупное лицо. У меня есть фото с Бубой Кикабидзе, мы стоим рядом, он, разумеется, намного выше меня, а лица у нас одного размера, для кино большое лицо - это плюс. У маленького человека вообще множество преимуществ, например, мы ближе к земле (смеется - Авт.).

Слава богу, у меня никогда не было психопатических желаний - быть красивой, высокой, играть героинь. Главное качество, которое надо сохранять в себе каждому человеку, особенно с возрастом, - самоирония.

В детстве я прочитала замечательное стихотворение Бернса "Вши, которую я увидел в церкви на шляпке одной леди". На красавице безумной красоты - берет с пером, она идет по церкви, зная, что на нее все смотрят, и понимает, как она хороша. Она не знает только одного: что по перу ползет вошь. Это потрясло меня! И я видела в своей жизни несколько людей в таких же обстоятельствах. Шел один очень известный артист, и на его габардиновом пальто сидел блестящий клоп. В Питере было засилье клопов.

Мне хотелось сказать ему: "Обернитесь, фанаберию с лица уберите".

Вы больше москвичка или ленинградка?

- И я сама родилась, и предки мои не знаю до какого колена рождались в Питере, но один не очень адекватный человек, гардеробщик в БДТ, а все неадекватные люди любят меня, подходят на улице, прямо как родные (смеется - Авт.), увидев однажды мое лицо (в тот момент у меня очень тяжело болела мама) сказал: "Вы живете не в своем городе, вам надо уезжать". Годы спустя я переехала в Москву.

Помню, в молодости, впервые подъезжая к Москве, была ослеплена ее красотой, зеленью и неровностью ландшафта. Когда я увидела Яузу, то обалдела и замерла, - около меня даже машина остановилась, и молодой человек предложил подвезти, хотя я была не очень привлекательной. Видимо, из меня такая энергетика перла в тот момент, что я похорошела.

Но даже после переезда Питер остался во мне. Однажды, поднявшись на Эйфелеву башню, и посмотрев на сказочный Париж, я убедилась в том, что Питер красивее.

И к слову, что значит генетика. Приехав в молодости на съемки на Кавказ, я влюбилась в горы, и бежала, карабкалась на них при любом удобном случае. Или, когда умер мой норвежский родственник, и, оказавшись в Осло, увидев фьорды и горы, я поняла, что во мне снова говорит генетическая память. И неровность пейзажа Москвы так же взорвала во мне что-то. Горы - это счастье. Марина Цветаева говорила: море - как любовь, лежишь и ждешь что с тобой сделают, а горы как дружба, надо преодолевать.

Но в Москву в 57 лет я переехала не из-за "ландшафта".

Москва спасла меня и мою семью и творчески, и материально. Ритм Москвы - это мой ритм. Многие люди даже отстают от меня. Я быстро живу. Этим мне и нравится Москва - тем, что все здесь очень быстро происходит.

Почему раньше не уехали в Москву?

- Москва долго не давалась. Потом уже я рванула динамит и перевезла весь дом, и это было абсолютным риском. Плюс были сложности с жильем. Сняла квартиру здесь, сдала в Петербурге, и лишь через год на презентации одного из фильмов Эльдар Александрович Рязанов обратился к Юрию Михайловичу Лужкову: "Давайте поможем Оле Волковой стать москвичкой", - только тогда мне разрешили купить квартиру в Москве вопреки бюрократическим препонам. Я благодарна за помощь и Лужкову, и Рязанову.

Я 30 лет брала Москву. Ефремов меня приглашал во МХАТ. Но, чтобы прописаться в квартире, нужно было быть устроенной в театр, а, чтобы быть устроенной в театр, требовалось свидетельство о прописке.

Кстати, я выяснила, что я москвичка. Мой прадед жил в Москве, имел лакокрасочный завод в Трехпрудном переулке. Я даже видела этот заводик работающим, у редакции газеты "Московский рабочий". Ему принадлежали здесь два дома. И это помогло мне доказать мое право на приобретение жилья в Москве.

Тяжело быть женщиной с чувством юмора?

- Наоборот! Но чувство юмора и ироничность - разные вещи. Чувство юмора - это когда ты смеешься над шуткой, анекдотом, а самоирония - это способность посмеяться над тем, что ты сам виноват в том, что попал в дурацкое положение, а не обижаться на других.

Ироничное отношение к себе и миру - это самое замечательное что есть в русском народе. Да, вороват русский народ, иногда равнодушен, да, Иван, родства не помнящий, но самое потрясающее в россиянах - это чувство самоиронии, - такого нет ни в одном другом народе, притом, одинаково - и в деревнях, и в столицах. А остроумные французы, например, становятся очень обидчивыми, когда шутят в их адрес. Благодаря самоиронии мы живы. Это способ общения и способ преодолевать превратности судьбы. Таких веселых вечеров, как в нашем ленинградском подвале на бульваре Профсоюзов, не было нигде на моей памяти. Чем тяжелее складывались обстоятельства, тем веселее было в доме.

А бывает, что руки опускаются?

- Моя мама говорила: "Если тебе плохо, посмотри налево и направо, ты увидишь кому хуже. Не жалей себя. Приведи себя в порядок и действуй". Я не плачу, я без слез живу. Я могу заплакать разве что от неожиданной радости, когда я пытаюсь кому-то помочь, и это получается.

"Приведи себя в порядок и действуй" - что мама имела в виду?

- Причесаться, сделать легкий макияж и только тогда идти на улицу. Я придерживаюсь этого правила: меня узнают, и я не хочу людей огорчать тем, что я плохо выгляжу. Это закон.

Ольга Владимировна, вы производите впечатление абсолютно нечестолюбивого человека, разве актрисы такими бывают?

- Бог меня избавил от болезненной ассоциации - что я актриса - с честолюбием, с больными заносами, с ранним успехом, за которым может последовать пауза, а то и провал, с деньгами, мужиками, безумием. Меня миновала судьба первого быстрого успеха, что часто становится травмирующим в судьбе.

Для меня театр - это продолжение жизни, кураж, озорство, игра как в детстве. Даже на творческих вечерах я всем советую: "Вернитесь в детство".

Эта позиция - все мы родом из детства - у Славы Полунина. Я видела его выступление перед бизнесменами, где он сказал: "Не надо прощаться с детством, если ты в течение дня не воскликнул: "Ух ты! Вот это да!", то день прошел зря". Сохранить в себе детство - значит защитить себя от травм.

Полунин стал особенной вехой в вашей судьбе...

- Я бесстрашно ушла к нему в театр, когда мне было за шестьдесят. Тогда мне многие говорили: "Помни, ты народная артистка!" Но я начала с нуля. Я давно хотела попасть к Полунину в любом качестве. Я была готова стать тенью его каблука. И это был грандиозный подарок - сыграть со Славой столько спектаклей и столько понять.

У меня безумная тяга ко всему новому. В свое время я ездила из Петербурга в Москву специально на репетиции с Эфросом. Мне были интересны Таганка, театр на Малой Бронной, Современник. Мне хотелось попробовать разное, принять новое.

Я говорю молодым актерам: не засоряйте свою душу бабломанией, честолюбием, завистью, страхом, что плохо сыграешь. Душа актера должна быть открыта.

Что вас ранит?

- Невнимание, отсутствие чуткости. Хотя то, что у меня переизбыток этих качеств, это тоже недостаток, это не норма. Но никогда не надо терять веру в то, что можно дождаться ответа.

Как вы относитесь к званиям и наградам?

- У меня свои награды и своя оценка их. Первый "орден" я получила от Зиновия Яковлевича Корогодского. Когда-то в детстве папа занимался со мной математикой, а я была очень рассеянной, невменяемо рассеянной, и он сказал маме: "Она же у нас дура". Я не огорчилась, мне важно было, чтобы они не расстраивались. Я слышала, что, когда дети падают и ударяются головой, они делаются умными, и когда я расшибала колени, а не голову, я была огорчена, что не обрадую папу и не поумнею. Но при разборе одной из пьес, когда я выстроила событийный ряд, Корогодский сказал: "Ну не дура ведь!" - и это был первый "орден". Второй "орден" у меня от Славы Полунина, который, придя как-то на мой творческий вечер, сказал: "Ты рыжая, и ты родилась клоуном".

Слова некоторых людей обо мне - как ордена на груди - их никто не видит, но я ношу их с гордостью.

Моя любимая актриса Ольга Аросева, когда ей перечисляли, кто будет играть в антрепризе, спрашивала: "А кто еще будет, кто еще?!" И ей ответили: "Может быть, Ольга Волкова" - "Кто, кто?" - "Ольга Волкова" - "Это маленькое г...но, которое приехало и взяло Москву?!" "Орден". Это надо обязательно, пропуская буквы, написать.

"Орден" я получила, когда чествовали одного замечательного телевизионного режиссера. Дело в том, что в Ленинграде был жуткий антисемитизм, вызывавший у меня бешеное неприятие, а этот режиссер, будучи евреем, не вступая в партию, прожил достойно свою жизнь. На его юбилее я сказала: "Если бы я могла придумать для вас орден, на нем было бы слово "Вопреки". И потом такой орден мне преподнес один из режиссеров уже на моем юбилее, и на нем было написано: "Вопреки".

В ТЮЗе была традиция обсуждения спектаклей со зрителями, и одна интеллигентная женщина встала и сказала: "Я преклоняюсь перед артисткой Волковой, она не пожалела себя как женщина, такую страшную сыграла". Так что номинация "Не пощадила себя как женщину" - тоже моя.

Или, когда на улице меня спросили: "Это вы вчера были на Первом канале, где обсуждали развод Джигарханяна?" - "Нет!" И мне в ответ: "Слава богу!.. А я подумал, вдруг это вы..." Значит, я правильно делаю, что не хожу на подобные передачи. Вот мои "ордена".

Что для вас самое ценное в партнере по спектаклю?

- Талантливых актеров очень много, но мой опыт и в театре, и в кино говорит о том, что не всегда талант игры равен таланту партнерства.

Есть очень талантливые актеры и при этом бездарные партнеры, эгоисты, играющие моноспектакль в спектакле, тянущие одеяло на себя. А есть актеры среднего дарования, но открывающие душу, глаза и сердце для тебя, и это так питает, - и ты взамен отдаешь ему, и вы становитесь командой, и тогда спектакль получается. Вот почему я люблю футбол, в нем есть командность.

Мне повезло, я познакомилась с великим тренером Билялетдиновым (старшим), и когда мы вместе болели за наших на чемпионате мира, он сказал: "Не на мяч смотреть надо, а в глаза тому, кто его ведет!" Это тот же театр! Он произнес то, что подтвердило мою ассоциацию театра с футболом.

Много раз вы не просто отказывались от ролей или уходили из спектаклей, - а уходили и из театров, круто меняя жизнь...

- Из Ленинградского ТЮЗа ушла по личным мотивам, из театра комедии, где у меня было множество ролей, не задумываясь уволилась по принципиальным соображениям, когда несправедливо убрали Вадима Сергеевича Голикова (гл. режиссер Ленинградского академического театра комедии – ред.), и так оказалась в БДТ, а в 57 лет оставила все и уехала в Москву. Я лишена страха.

Спасибо создателю, высшему разуму, генетике за то, что я не больна этой профессией, актерством. Я могу отказаться от роли, что для многих коллег очень болезненно - очень часто отказывалась играть даже у самых именитых режиссеров, даже в безденежье, потому что не было согласия со сценарным, режиссерским решением.

Расскажите, как вы работаете над ролью?

- Иногда все складывается в одну секунду - костюм, характер, а порой все идет сложно. Мне помогает моя память. В ТЮЗе я играла в "Джельсомино в Стране лжецов", и на меня упал цветочный горшок. С сотрясением мозга, гематомой меня увезли в больницу, - и там сквозь сон я слышу монотонный голос - не вполне адекватная женщина что-то бурчала о сыне. Зачем в 1968-м году в моем мозгу это записалось?! Видимо, затем, чтобы спустя сорок лет, в спектакле "За двумя зайцами" в Театре русской песни эта интонация, с которой она говорила, вернулась ко мне и попала в роль Пронькиной мамаши!

Я иду по улице в Питере, вижу бабу в дорогой шапке, в дешевом плаще и с огромным прозрачным (чтобы все видели: шапка-то дорогая!) полиэтиленовым пакетом на голове, чтобы под дождем эту дорогую шапку не испортить. Я мечтаю такую бабу сыграть в кино, надеюсь, что где-нибудь этот образ пригодится.

Меня никогда не смущали маленькие роли. За образом официантки Виолетты (фильм «Вокзал для двоих» - ред.) я пошла на Витебский вокзал в Питере и долго сидела в шикарном зале ресторана, который днем работал как столовая. И там я увидела свою Виолетту. Она несла поднос как подарок, она дарила себя! Оказалось, когда-то она поступала в театральный институт и, видимо, забыть это не могла. Жаль, в роль не вошло большое количество текста, который я там собрала - то, как говорят люди, это что-то невероятное!

У актера должна быть зрительная, музыкальная память, фотопамять, кинопамять, потому что некоторые образы запечатлеваются словно кадр, и впоследствии могут пригодиться.

Актер нуждается в зрительской любви?

- Мы как врачи работаем для людей. К сожалению, ушло то время (но оно обязательно вернется), когда зрители в зале плачут, смеются, задумываются и очень долго размышляют уже после спектакля над тем, что растревожило их душу.

Любовь зрителей, выраженная аплодисментами, для меня не результат. Результат - это насколько сыгранный нами спектакль живет в зрителе, в его душе, в его памяти, - это ценно. А аплодисменты не всегда адекватны тому, что ты делаешь. Иногда они раздаются и посреди спектакля просто потому, что выходит любимый актер, что меня часто раздражает, это мешает, рвется ткань спектакля, и я стараюсь выйти на сцену и начать игру побыстрее.

У меня огромное внутреннее несогласие с поклонами после спектакля, когда зажигается свет, стоят потные уставшие актеры с поплывшим гримом и кланяются в пояс, кто-то ждет букет, делая вид, что ему все равно, мол, если не мне, то не обижусь, но по лицу это видно. Хотя я выросла в актерском доме, мне кажется, это от крепостного театра. Если поклон не театрализованный, то не надо. Эту точку зрения со мной никто не разделяет, что не мешает мне ее придерживаться (улыбается - Авт.). И цветоподношение меня корежит.

Для меня важно другое - оценка моего труда. Помню встречу с Натальей Анатольевной Крымовой в Доме актера, где она на одной из лабораторий закончила свою речь следующим образом: "Мне очень жалко актеров, потому что это невероятная зависимость - от всего, от вкуса режиссера, от качества драматургии, от ситуации, так что должна вам с грустью сказать: один в поле не воин". Затем обвела зал взглядом, увидела меня и добавила: Кроме Волковой". Для меня это тоже "орден", татуировка на сердце.

А вообще какие любите цветы?

- Ромашки, васильки, колокольчики, все полевые цветы! Они удивительные совершенно. А еще сирень!

Случались ли у вас конфликты с режиссерами по поводу каких-нибудь ролей?

- Были, но не конфликты, а диалоги, потому что, когда получаешь большую роль, особенно если это связано с классикой, не всегда возникает согласие.

В Доме актера в моей молодости было такое мероприятие, как смотр самостоятельных работ. И мы с партнершей привезли первую сцену Липочки, которая у меня всегда вызывала несогласие (А.Н. Островский «Свои люди – сочтемся!» - ред.). На протяжении ста лет ее играли толстенькие сладенькие женщины, восклицавшие: "Что за прелесть эти танцы!" Одно и то же, доколе! Я решила сыграть Липочку в бешенстве и в гневе, ведь мамаша только что прогнала ее очередного жениха, а по тем временам в свои годы она уже считалась переростком.

Моя Липочка в халате бросалась в мамашу, прятавшуюся за дверью, валенками, кричала: "Зачем, зачем я образование получила!" И на жутком французском декламировала, фальшиво играя при этом Шопена на рояле: "Камантеляву! Каманватю!"

Все очень смеялись... Оказалось, в тот момент в зале сидела Раневская, которая сказала: "Какая дура. Все не так. Но смешно". Мне позже передали. Это тоже "орден".

Когда ставили "Горячее сердце", я пришла к Голикову и сказала, что отказываюсь играть, потому что это не горячее, а горячечное сердце. Параша, моя героиня, наверняка Загоскина читала, и просила своего жениха украсть ее. Уже на первую читку я пришла в костюме, чем очень огорчила своих коллег, они были в недоумении и даже пошел слух, что я лежала в буйном отделении, потому что на первую читку в костюме никто не приходит, этот поступок нельзя назвать адекватным. А мне просто нужно было проверить мой ход: "Укради меня!"- при этих словах Параша задирала юбку, а под ней веревочная лестница. А когда он отказывался, она этой лестницей его хлестала. Это не вошло в спектакль, но Голиков с моим видением роли согласился. А главным подарком было, что Гаврилин, великий композитор, посмотрев черновик моей репетиции, пошел переписывать музыку, чего никогда в жизни не было. И потом Параша превращается в матрону, полную противоположность тому, чего она хотела.

Когда вы понимаете, что роль начала жить, что вы своего персонажа поставили на ноги?

- Есть несколько человек, мой личный "черный худсовет", которые относятся ко мне без слюней, без восторга, а просто обладают острым глазом. Их мнение по поводу спектакля для меня важно. От них я могу перед выпуском получить очень точные замечания, которые нередко приводили даже к позиционному перестроению ролей.

Вы ходите в театр, смотрите постановки коллег?

- В театры хожу редко - если в меня спектакль "не попал" и не возникло согласия с режиссерским решением, я сразу хочу уйти, а это неприлично, это дурной тон. Поэтому иду на спектакль только по надежной наводке.

Кто в круге вашего общения?

- Мое окружение - это мои родные люди, у нас очень большая семья. В нашей волчьей стае 21 человек, и все Волковы. А еще это люди, с которыми я нахожу общий язык. И все они имеют отношение к искусству.

Ольга Владимировна, как вы с вашей энергией пережили пандемию и самоизоляцию?

- Пандемия для меня не была травматическим периодом. Остаться дома, читать все, на что не хватало времени, привести мысли в порядок - это замечательная редкая возможность. При помощи Вани я дала несколько актерских мастер-классов в зуме, даже международных. Редкая возможность, моя неутоленная страсть, которой я стеснялась, - к педагогике! Я много размышляла, а почему так играют Чацкого, а так Хлестакова, у меня подчас не было согласия, и я находила ответы и даже подтверждения своей правоты у великих. Для меня пандемия стала возможностью побыть с самой собой, разобраться и, может быть, кому-то еще и помочь.

Много читала. Слово - все для меня. Роль я переписываю раза три, с каждой поправкой слово по-иному входит в меня. Я физически ощущаю слово.

Русский язык удивителен по попаданию в цель, по точности. Я терпимо отношусь ко всему новому - внучка покрасила пряди волос в зеленый цвет - нормально, но что творят с языком! Культура речи исчезла, кругом безграмотность - на сцене, на экране. Известная артистка при мне говорила: "Надо подойти к друг к другу". Я поправила ее и стала врагом номер один.

Что такое любовь?

- Когда есть силы любить - это величайшее счастье, потому что ты думаешь не о себе, а о другом человеке. Это счастье делиться, дарить, оберегать, спасать, упреждать. Это не выражается в поцелуях и объятиях, это выражается в упреждении. Не выношу сентиментальность и женские слезы на сцене и в жизни. Слезы умиления при виде бездомной кошечки - первый признак черствости. А потом, как говорил Островский, "поворотись спиной", - там, где нужно обернуться.

Если мы говорим о любви мужчины и женщины... У секса есть градус - бешеный, но короткий, температура вспыхивает - и быстро гаснет. У любви температура поднимается, а потом опускается на постоянную высоту. А у влюбленности бесконечный спектр градусов, вот я влюбляюсь до сих пор, в людей, в собак, в детей, в спектакли, в книги, в своих партнеров, - это чувство взлета над землей. Несмотря на то, что мне 84 года.

Возраста не существует?

- Нет. Я слышала теорию, что существует возраст, в котором человек остается. Самое ужасное - взрослые люди, застрявшие в подростковом возрасте. Они живут, самоутверждаясь путем отрицания, все время в страхе, что кто-то покусится на их точку зрения. А кто-то гармонично переходит в зрелый возраст и достойно справляется с этим. Главное, не расставаться с детством в себе.

Сама себе повторяю: "Сколько тебе осталось жить! Вот пруд, вот лес, радуйся!" Нет же. Я сижу в проблемах детей, внуков, правнуков и забываю о том, сколько мне осталось жить и, может быть, стоит все же получить удовольствие от этой жизни! Но снова и снова иду в театр, там мое спасение, даже если я себя плохо чувствую, в театре я оживаю.

Ольга Владимировна, сейчас, как, впрочем, и всегда, столько споров о судьбах русского театра.

- Я верю, что российский театр придет в новое качество, но его рост произойдет не из Москвы и не из Питера. Какие талантливые режиссеры и актеры в наших малых городах, я видела их спектакли на фестивалях! Невероятное оформление, режиссура, прочтение, актерские работы. Я верю, что вот оттуда придет новый драматург, который приведет за собой и режиссеров, а может быть, наоборот. Это вселяет в душу огромную радость. Я верю в то, что сейчас этот старый дедушка-театр лежит, отвернувшись к стенке, и лукаво улыбается, ждет, когда появится тот самый человек - режиссер или драматург... Оптимизм меня не оставляет.

фото: FOTODOM; из личного архива Ольги Волковой