Всю прошедшую холодную и тревожную весну мы прожили с тоскливой надеждой, с постоянно маячащим перед глазами проклятым вопросом: «Лето-то будет в этом году?»
Не в том смысле, что будет ли оно как неизбежное календарное событие. Не в том смысле, что лишь заглядывая в календарь, мы сможем узнать, что за окнами, оказывается, июнь, июль и август. А в том смысле, что дождемся ли мы всего того, что мы привыкли понимать как именно лето.
Увидим ли, услышим и понюхаем ли мы то лето, которое парк, бульвар, газировка, мороженое, стайки девушек в сарафанах и босоножках, подростки на самокатах, уличные кафе, оживленный рынок с черешней и клубникой?
Лето - это когда мы с вами неторопливо, не соблюдая постылой социальной дистанции и не шарахаясь от встречных пешеходов, шагаем под ручку по улице, степенно раскланиваясь со знакомыми и сообщая им, откуда мы только что приехали и куда собираемся на следующей неделе.
Не у всех доставало воображения представить себе эти фантастические картины. Не у всех. Да и теперь они кажутся не вполне реалистичными.
Тем не менее лето, - по крайней мере в виде его основных фирменных признаков - все же наступило. Мы не можем, - с учетом упорных слухов о втором пришествии кровожадного Ковида девятнадцатого, - с уверенностью сказать, что это надолго. Но пока – воспользуемся хотя бы тем, что есть.
Все-таки в масочках, все-таки в рефлекторных отпрыгиваниях друг от друга, все-таки в опасливых торопливых рукопожатиях. Об объятиях я вообще не говорю, какие такие объятия! Но все же…
Но все же – имеет место несомненное, хотя и ужасно робкое лето. И, кстати, эта легкая неуверенность в себе, эта легкая стыдливость и застенчивость придают нынешнему летнему сезону какое-то трудно уловимое, но несомненное обаяние.
И, кстати, я уверен, что в воспоминаниях нашего далекого и даже недалекого будущего оно окажется далеко не худшим в нашей жизни.
В общем, лето!
В разгар лета, – я давно это заметил, и нынешнее лето не исключение, – необычайно обостряется художественное восприятие окружающего. Летом мы как-то особенно интенсивно заняты поиском созвучий, сходств и параллелей. Мы как-то особенно пристальны и неравнодушны к проходным летучим деталям.
И чем сильнее и острее это наше художественное восприятие, тем, как это ни парадоксально, все меньшую непосредственную роль в нашей повседневной жизни играет само искусство в виде своих сложившихся институтов.
Летом, как ни в какое иное время года, кажутся более или менее правдоподобными и актуальными вечные рассуждения о конце искусства, о смерти автора, о кризисе всех без исключения жанров, родов и видов. Искусство как бы уходит из нашего повседневного обихода, не теребит нас, не мучает необходимостью выбора, временно оставляет нас в покое - наедине с жизнью. Которая сама искусством и становится.
Искусству и вообще-то свойственно растворяться в быте, совершать дерзкие партизанские рейды в повседневность, чтобы оттуда вернуться в свои музеи, театры и издательства помолодевшим и похорошевшим, с охапками новых идей. А летом становится как-то особенно очевидным, что искусство – это вовсе не совокупность соответствующих учреждений, а одна из важнейших функций осмысленного организма.
Очень давно я прочитал зачем-то интервью какого-то знаменитого спортсмена, олимпийского чемпиона. Его в числе прочего спросили, как он проводит свой досуг – не всё же, мол, соревнования да тренировки.
«Ну, свободного времени у меня, вообще-то немного, – ответил атлет. - Но когда удается, я сажусь в машину, уезжаю подальше в лес, останавливаюсь на какой-нибудь симпатичной полянке и часок-другой валяюсь на травке с томиком поэзии».
У интервьюера хватило ума и такта не поинтересоваться относительно того, что конкретно значится на обложке и титульном листе упомянутого «томика». Да и зачем – сказано же, «поэзия», значит поэзия.
А мы обойдемся даже без анонимного «томика поэзии». Зачем нам какой-то томик, когда поэзия густо растворена в теплом пахучем воздухе.
Нужда в художественных впечатлениях вполне может утоляться без непосредственного контакта с картиной, книгой, оркестром, экраном, экскурсоводом, без культпоходов и мероприятий. Зачем театр и кино, когда настежь отворены окна первых этажей? Зачем литература, когда вокруг нас говорят, не умолкая, улица и городской транспорт? Зачем художественный музей, когда электричка въезжает в самую середину радуги?
Буквально на днях мне приснилось, что я держу в руках книгу с поразившим меня, необычайно многозначительным названием: «Как пережить искусство».
Открыть ее я не успел, а жаль - ведь интересно же!
фото: личный архив автора
