Чулан
— В чулан не боязно ходить только дураку глупому, — говорила бабушка. — Полезешь, катцеле, смотри, чтобы время не изменилось! Был в шортах и футболке, — а там ты уже в штанах с бретельками крест-накрест, в чулках. Пошел с обычной ложкой, — глядь, а в руке серебряная.
Чья же, что, почему, как? Вишня, когда идет, — она всегда пошла, во всех временах. Там конец пятидесятых, варенье вишневое, вязкое, чуть горьковатое. Нарочно для пирога. Коржи на семечковом масле, с медом да орехами, флуден — лучший в местечке. Косточки вынимать садились в кружок перед тазом.
Вишня черная.
Машинку медную, николаевскую еще, на пружине, бабушка не доверяла, и мама с Нелей Раппопорт ковыряли шпильками.
Богато вишен, все ими усыпано. И смолы на деревьях полно, жвачка пацанам, чтобы окурки не стреляли.
Солнца полный двор. В табаках трещат цикады, бормочет радио.
И такой лад, так спокойно. Дедушка еще не седой, закатав вышиванку, цедит наливку в бутыль. Парчовая струя тяжела.
Пьяные вишни — швырк во двор.
Вишневые голоса из беленой хаты.
— Смотри, Берко, чтобы гуси не склевали, как прошлый раз!
— Ладно уж, ладно!
— А то думали, они передохли, а они заснули спьяну, проснулись, и давай орать!
— Не трогай банку, сынок, испортишь варенье…
Все переменится тогда, все закончится, только сквозняк станет раскачивать занавески.
Штрудель
Настоящий яблочный штрудель моя бабушка Мойра делала в другой эпохе. Когда с кухни тянуло керосином, за мак не сажали, а доски стола скоблили добела веничком из прутьев.
Холодильника не было. Поэтому бабушка держала тесто на льду в погребе. А откуда в местечке лед? Он же не сам намерз в погребе? А вот не полениться сходить к дяде Муле, — в киоск на перекресток, где мороженое продают, — с кастрюлей и одеялом.
Трудно раскатать лепешки до целлулоидной тонкости. Тесто тянули на столе, на белейшей скатерти, и катали скалкой, катали. Потом дедушка Берко показывал фокус. Он поднимал лоскут, подносил к окну. Сквозь него становились видны очертания двора, петух на заборе, слепые от солнца вишни, черные и похожие на сливы. А также на бусины домработницы Нели.
Яблоки несли зимние, из ящика с соломой, кислючие, куснешь — Африку видно, и оскомина на полдня. Резали на дольки. К ним черный изюм.
Вместо панировочных сухарей толкли печенье «Юбилейное» из продмага. Если везло, и кто-то из области привозил лимоны к чаю, то и сок половинки лимона с тертой цедрой. Масло сливочное в доме всегда водилось, такие пирожки масла, завернутые в листья лопуха. Но для штруделя брали только растительное.
Я этот запах и сейчас помню. Горячий дух корицы с сахаром на розовом штруделе.
Штрудель пекут всяк на свой лад — с курагой, черносливом, орехами, даже с виноградом. А я бы бабушкин испек.
ЮЖНЫЙ КРЕСТ
Когда табаки и гладиолусы вырастали и закрывали синее оконце, и не видно было созвездия Южного Креста.
Дедушка в исподнем шел напиться из ковшика.
— Почему не спишь, катцеле?
— А вдруг засну, и случится самое важное?
— Ох! Важное! Наш ребе Моше говорил до войны: все уже прошло…
Потом приходила домработница Неля Раппопорт.
— Не уложить ли ребенка ко мне на сундук? Там не слышно цикад.
Бабушка в халате:
— Не заболел ли?
— Нет, он из-за Южного Креста переживает.
— Дайте ему ряженки. А я спою.
Бабушка пела вполголоса «Алейхем шалом».
Мошкара летела на лампу.
Счастье...
