Радио "Стори FM"
Лия Ахеджакова: изображая жертву

Лия Ахеджакова: изображая жертву

Автор: Диляра Тасбулатова

Лие Ахеджаковой, актрисе совершенно особенной, начинавшей в театре как травести, с пионэров (как произносила это слово Раневская) и зверушек, которых ей приходилось изображать почти 20 лет, пока ее не заметили серьезные режиссеры, исполнилось 84.

Дата вроде некруглая, круглая (или полукруглая) будет через год, хотя предварительные итоги уже можно подводить. Впрочем, жизнь человеческая порой настолько длинна и разнообразна, что итоги можно подводить чуть ли не в любом возрасте. Как кричал чеховский Платонов «Мне тридцать пять лет! Лермонтов уже давно лежал в могиле, Наполеон был генералом…» (ну и пр.). Добьешься ли ты, как Лермонтов, чего-нибудь к двадцати семи (по нашим временам чуть ли не «подросток», юноша), не говоря уже о Наполеоне, или, как Артюр Рембо, закончишь писать в девятнадцать (!), а может, докажешь всем назло, кто ты есть и чего стоишь после восьмидесяти (есть, как ни странно, и такие примеры), неясно. Как карта ляжет. Ну и конечно, зависит от скорости проживания жизни - у иных она стремительная, сжатая как пружина и погибают они молодыми, другие доживают до глубокой старости – а также от трудолюбия, случая, везения, судьбоносной встречи или целой серии таковых.

Ахеджаковой (она так ненавидела своих «пионэров», которых сыграла несть числа, что предупредила Волчек, придя в «Современник», – все что угодно, только не они, больше не могу) могло и не повезти: глупости, что талант пробьется непременно и вопреки, что бы там ни было. Прорастет, извините за расхожий штамп, как трава сквозь асфальт: всякое бывает, иной раз и не пробивается, полно и таких судеб. Звезды, тоже испытавшие трудности на своем пути, потому и звезды, что известны, оттого-то о них говорят и пишут. О других, чьи замыслы с размахом остались втуне, мы просто не знаем.

…Как вскользь говорит сама Ахеджакова, переворачивая на своей кухне колбаски в сковородке (в неплохом док. фильме о ней 2008 года): «По 60, по 100 фильмов у иных, а у меня… Не помню, сколько, но мало. А когда есть было нечего, так еще и соглашались на всякую ерунду…»

Все правильно: ерунда не считается, это если и не позор на актерские седины, не будем моралистами, то нечто проходное, никому не интересное, строка в Википедии, не больше. Для количества. Такого полно и у великих. Бывают еще и крепкие эпизодники – как Любовь Соколова, сыгравшая в трехстах (!), а может, и более фильмах, преимущественно в эпизодах, хотя актриса была выразительная, фактурная, темпераментная, ни дать ни взять мать-земля - эдакая, не в обиду ей будет сказано, Мордюкова на полставки. Сложись ее судьба по-другому, кто знает…

Хотя… Кроме везения, уникумы, как в случае с Ахеджаковой, могут вырвать у судьбы свой джекпот - и не по воле провидения, а благодаря опять-таки своему дарованию: заметили же ее у Михаила Богина в фильме «Ищу человека», где ахеджаковский монолог длится всего четыре с половиной минуты (и вошел в фильм как проба, потому-то он, в отличие от самого фильма, черно-белый). Менее пяти минут на экране – «говорящая голова», и какая голова! Молодая девушка, с виду совсем девочка (хотя Ахеджаковой в ту пору было уже за тридцать) рассказывает женщине, отчаянно разыскивающей через многие годы после войны свою исчезнувшую в толпе бегущих от бомб дочь - как это было, как совпало, как она потерялась, как поезд ушел, а всюду были взрывы, и толпа ринулась непонятно куда… Богин так впечатлился, что решил оставить пробы как есть, снято одним куском, без монтажа – и впечатление такое, что это не актриса, а настоящая пропавшая в огне страшной бойни девочка, чудом оставшаяся в живых и страстно мечтающая обрести своих родителей. Органика была столь невероятной, на уровне монологов настоящих крестьян в «Асе-хромоножке» Кончаловского, переигравших даже профи-актеров, что все ахнули. Впрочем, в свои тридцать она в каком-то старом фильме играла и мальчика, причем тринадцатилетнего – и вы бы ни за что не догадались, был ли мальчик. Не далее как вчера я тоже долго всматривалась: разве это она? Не может быть, надо же… И это при всей моей нелюбви к травести – с самого детства в ТЮЗе мне действовали на нервы пожилые тетки, изображавшие бравых пионэров со своими фальшиво оптимистичными голосами, отвратительно кривляющиеся, неумело подражая ребенку, будто лилипуты. Когда Кубрику по цензурным соображениям не позволили взять на роль Лолиты двенадцатилетнюю и предложили …карлицу, он вздрогнул.

roman.jpg
Кадр и з фильма "Служебный роман"

У Ахеджаковой же и дети, и взрослые, и недотепы, и подростки, и старухи, и бог знает кто еще всегда выходили подлинными, натуральными. При всем при том не без шутовства, с толикой фантастики, какого-то инобытия, подвластного только ей, больше, пожалуй, никому – в этом, видимо, ее персональный секрет. В детстве она вместе с родителями-актерами в холод и голод выгружалась из очередного вагона, играя прямо на улице, а то и в чистом поле. Видимо, это полудетская интонация особого выразительного говорения так за ней и осталась, постепенно перерастая в индивидуальный, узнаваемый стиль, с годами все более и более виртуозно окрашенный. Это необщее выраженье ее лица при ней и по сей день: Инна Михайловна Чурикова, восхищаясь Лией, свидетельствует – она, дескать, и в жизни говорит как на сцене, со своей неповторимой интонацией. То есть привнося самое себя в любую роль – довольно экзотический дар, где техника (а у Ахеджаковой она в крови, пересмотрите тот самый отрывок из богинского фильма) не затмевает личности, а разнообразие кроется не в полном перерождении, а, как бы это сказать, в умело частичном, что ли. Это я, будто говорит она, - Ахеджакова, только в обличье секретарши (в «Служебном романе», например), в роли принципиальной «коротышки» (в «Гараже»), гейши (в «Изображая жертву»), хлопотливой Надиной подружки (в «Иронии судьбы»), художницы-бомжихи (в «Небесах обетованных»).

garaj.jpg
Кадр из фильма "Гараж" 

Вот с бомжихой ей явно повезло – роль полновесная, большая (притом что Рязанов, жаловалась Ахеджакова, любит «резать» по живому), выразительная, да еще и посреди целого сонма гениев: пародийно беззащитного интеллигента Басилашвили, другой клоунессы, блистательной Ольги Волковой, стихийного «антисемита» Невинного, великого стэндапера Романа Карцева и самого Броневого. Не фильм, а парад-алле, фантасмагория на грани, лучший у позднего Рязанова. Судьба перестроечной интеллигенции между двумя огнями, новой Россией с ее нуворишами и старым СССР, где обитатели свалки, привыкнув к социализму, пусть и не совсем с человеческим лицом, как-то жили себе, не тужили. Рязанов, впрочем, не пощадил и сильных мира сего, коммунистов недавнего прошлого, с их лицемерием, тупостью и бытовым развратом: человечны у него как раз бомжи, а грязная свалка – модель мироздания, где и каждой твари по паре, и страсти-мордасти все еще бушуют, хотя почти все здесь – пенсионеры. Ахеджакова, некогда богемная художница, промотавшая квартиру ради шампанского и меховых горжеток (одна все еще при ней), обладательница диких шляпок, с повадкой хозяйки салона, разяще остроумная, будто вышла из фильмов Феллини, обожавшего цирк, чудаков, забавные облачения, гротеск и стихию феерии. Ее реплики достойны отдельного упоминания, в золотой фонд войдут, что ни слово, то бриллиант. Верно говорит о ней Чурикова, что она и на сцене, как в жизни – да что там богемная бомжиха - я, говорит Ахеджакова, и куриные ноги изображала (ха-ха), и кого только не. Евстигнеев, кажется, мог играть и спиной, и …тумбочку, да хоть выключатель, хоть что и хоть кого, тоже, между прочим, без особого грима, парика и не меняя своего физического обличья.

Сам Эльдар Александрович Рязанов рассказывал, что при слове «мотор» никогда не знал, что Лия выкинет и как произнесет свою реплику: при неизменности своих голосовых модуляций она могла каждый раз играть с разными интонациями.

В док. фильме, «Маленькая женщина в большом кино», который снял Первый канал к ее семидесятилетнему юбилею (уговаривали месяцами, она отказывалась, но таки уговорили, и Ахеджакова даже пустила съемочную группу к себе на дачу) она еще и навещает своих друзей и забавно так, наивно, просит, прямо на камеру: ну скажи обо мне что-нибудь хорошее. Гафт поначалу, глядя в камеру, жестко вопрошает группу: что вам надо, чего хотите? А потом, обращаясь к ней – талант ты, Лия, что тут скажешь. Рязанов же, со своей обаятельной манерой, беседует просто, по-домашнему, прямо заявляя, что вот ты, Лия, какая: вроде как ни роста в тебе нет, ни, извини, красоты, ни того, ни другого, зато есть всё остальное. Сценарий «Служебного романа» предполагал длинноногую белокурую секретаршу, но Рязанов решил, что тут что-то не то – скучно. Секретарша, длинноногая, стереотипная… Э, нет. Возьму Лию, от горшка два вершка, вот тут-то и нерв появится. «Если бы ты была занята тогда, я бы, ей-богу, остановил фильм, тебя бы ждал», - говорит он ей ласково.

Кстати, мне сейчас вот что пришло в голову: почему ее Муратова не снимала? Муратова, у кого каждый персонаж интонационно окрашен по-своему, ни один не говорит заученно, это вам не радиотеатр эпохи МХАТа, интонации настолько своеобразны, что на иностранный язык не переведешь, настоящее симфоническое упоение актерского разноголосья.

nebesa.jpg
Кадр из фильма "Небеса обетованные" 

Сама Лия Меджидовна сравнивает себя с феллиниевскими клоунами, играя порой с цирковым оттенком, воодушевлением на грани фола, с тайной издевкой. В «Изображая жертву» Серебренникова она как раз в этом смысле и «отвязалась» - в эпизодической роли гейши «с судьбой», директор кабака японской кухни ее нанял, глаза ей подвели, сделав якобы раскосыми, в кимоно обрядили и парик напялили. Она там уморительно поет (еле уговорили, петь я не умею, жалуется она). Даже подростки, которым наша гекуба до одного места, этот эпизод, покатываясь со смеху, часто пересматривают.

Сама же Ахеджакова сетует – не было, говорит, в моей жизни роли, в которую я могла бы полностью погрузиться, вложить в нее все, что накопила за свою долгую жизнь, тот самый опыт, что сын ошибок трудных – и, не преувеличивая, скажем, - гений, парадоксов друг. Ее действительно чаще всего используют как эпизодницу, хотя в театре, как это обычно бывает, ее положение лучше, роли полновеснее, но, как известно, широкая публика их не видит. В конце концов Джульетта Мазина, с которой у Ахеджаковой много общего, вплоть до небольшого роста, играла и главные роли (правда, незаслуженно мало, с мужем вот повезло, хотя и сценарий о Кабирии, и кандидатуру жены даже он долго пробивал). В кино, как это ни прискорбно, до сих пор работает «звездная» инерция, мифология красоты, пусть и топорной, бездарной, тоскливой – спасибо, если красотка еще и талантлива, а красавец обладает мужской харизмой, что встречается не так уж и часто. Мужчинам, между тем, многое прощается: ну скажем, Чарльз Бронсон, какая уж тут красота, или (а здесь, конечно, еще и обаяние личности) – Бельмондо. Коротышка Денни де Вито тоже успешен – правда, в комедийном жанре; к женщинам же, как к сексуальному объекту, другие требования - в нашем мире, как сказала бы радикальная феминистка, мужской культуры.

Как говорит сама Ахеджакова: у меня нет ни роста, ни красоты, ни голоса – ничего. Ну, пластика есть, правда. И только-то. То, что есть индивидуальность, более того – личность, причем нутряная, не только актерски «притворная» (ведь и моральное ничтожество может изобразить титана духа), но и подлинная, - такое она о себе, конечно, не скажет, хотя всякий подсознательно знает себе цену. При всех сомнениях. Как писал поэт Заболоцкий: есть лица, подобные пышным порталам, где всюду великое чудится в малом. У Ахеджаковой всё с точностью до наоборот…

Другой вопрос, что ее индивидуальность видят режиссеры, ей созвучные: вот как Рязанов, например, или Герман, у которого она снялась в ярком эпизоде в «Двадцати днях без войны».

А я всё мечтаю – что бы не расширить какую-нибудь ее роль, ту или иную – почему опять эпизод, а? Яркое пятно на фреске мироздания, тыл во время страшной бойни, затишье перед решающей битвой, определившей исход войны – и маленькая, закутанная в шаль женщина, трясущаяся от ужаса, что муж не вернется с фронта, писем-то всё нет и нет…

Вот Резо Габриадзе, наш отечественный Феллини, человек Ренессанса, великий кукольник, художник, скульптор, сценарист и много еще кто, сразу понял, кто в его спектакле марионеток «Сталинград» сможет говорить за Мать-Муравьиху. Вроде бы ему, как грузину, могла быть не совсем понятна интонационно фантастическая русская речь Ахеджаковой. Впрочем, большие режиссеры (скажем, Уилсон, поставивший в России «Сказки Пушкина») слышат и чужой язык как-то по-другому, это особый дар.

jertva.jpg
Кадр из фильма "Изображая жертву"

… «Действие» док. фильма «Маленькая женщина в большом кино» происходит на даче Ахеджаковой, куда приезжают ее самые близкие друзья: Александр Лазарев и Светлана Немоляева, Ольга Аросева и Игорь Кваша (к сожалению, почти никого из них, кроме Немоляевой, уже нет в живых). Дачу же они делят с Аллой Будницкой, с которой сроднились за всю жизнь как с сестрой. Хорошо сделано: ну что ж такое, говорит героиня фильма, мы общаемся, а камера снимает (мол, всё на продажу, она такого не приемлет). Потом забывает о камере, здесь вообще никто не позирует, говорят естественно, в стилистике Догмы (Триер придумал, для непосвященных). За столом царит, конечно, Ахеджакова – впрочем, одеяло на себя не тянет, она и так точка притяжения, и не потому что хозяйка, а потому что действительно способна аккумулировать особую, данную ей богом энергию. Травит байки, все смеются. Потом идет по дому и говорит на камеру – что дом этот строился годами, очень сложно, без конца приходилось брать взаймы, искать стройматериалы по дешевке. Мы всё продали ради дома, - говорит она, и в этом чувствуется не купеческое «во что бы то ни стало» и всем назло стать обладателем «недвижимости», а стремление создать свой мир, уйти среди сосен и разнотравья в «скит», подальше и от городской суеты, и от всего, что ей давно обрыдло. Крепость сокровенного человека – только для своих, да и последствия нищеты и бездомности, голодного детства…

- Что вы думаете о смерти? – спросила ее известный интервьюер Гордеева.

– Ничего не думаю, - ответила Ахеджакова. – Я ее не знаю, Вот скоро придет, узнаю.

Как скоро, неизвестно, но видно, что Ахеджакова относится ко многому с присущим ей юмором - вместо того чтобы пуститься в досужие рассуждения. На философа она не претендует, хотя в каком-то смысле им является, проживая, как завещал нам Кьеркегор, жизнь в соответствии с моральными принципами. Звучит это номинально, как общее место, трюизм, но достичь соответствия своим принципам, согласуя их с самой жизнью, сложной и полной искушений, конформизма в том числе, почти невозможно.

Ахеджаковой и это удалось. Сетуя, что карьера ее недостаточна, бессознательно, как мне кажется, она понимает, что как личность состоялась. Да это, думаю, каждый про себя понимает – состоялся он или нет. Что бы кто ни говорил. В «Гараже», фильме, который не стареет, хотя обстоятельства социальной жизни и устройство общества резко поменялись, где Рязанов показал сущность человека, при каком бы строе он ни жил, она одна тянет на себе груз принципиальности и жертвенности. И бремя изгойства – недаром ее оскорбит замужняя матрона и по совместительству директор рынка, взяточница и хозяйка жизни, предтеча нашего олигархата. В интерпретации Ахеджаковой маленький человек русской литературы (в ее случае, маленький буквально, еще и ростом не вышел) становится «большим», беря на себя ответственность, чего не могут условно большие и при этом жалкие, хотя речь идет всего-то о каком-то там гараже, не о жизни же и смерти в самом-то деле…

фото: FOTODOM; kinopoisk.ru

Похожие публикации

  • Корабль на Поварской
    Корабль на Поварской
    Вторую половину жизни, лучшую, Белла Ахмадулина провела в мастерской художника – в доме на Поварской. Это место оказалось идеальной для неё питательной средой. Дом не просто впустил её – он подарил ей любовь
  • «Ася Клячина»: Реабилитация физической реальности
    «Ася Клячина»: Реабилитация физической реальности
    Фильму Кончаловского с непривычно длинным названием «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж» исполняется 55 лет
  • Эрнесто Че Гевара: «Почувствовать пятками ребра Росинанта»
    Эрнесто Че Гевара: «Почувствовать пятками ребра Росинанта»
    9 октября 1967 года в горном боливийском поселке Ла Игера - месте, которое без малейшего преувеличения можно назвать зажопьем мира - погиб Эрнесто Че Гевара, 39 лет, женат вторым браком, трое детей. Он был аргентинцем (отсюда кличка «Че» - с этим междометием аргентинцы часто обращаются друг к другу), ближайшим соратником Фиделя Кастро и, очевидно, вторым по популярности человеком на революционной Кубе начала 60-х