Автор: Анатолий Сосновский
9 октября 1967 года в горном боливийском поселке Ла Игера - месте, которое без малейшего преувеличения можно назвать зажопьем мира - погиб Эрнесто Че Гевара, 39 лет, женат вторым браком, трое детей. Он был аргентинцем (отсюда кличка «Че» - с этим междометием аргентинцы часто обращаются друг к другу), ближайшим соратником Фиделя Кастро и, очевидно, вторым по популярности человеком на революционной Кубе начала 60-х. В 1965 году он оставил министерскую должность и кресло в коммунистическом политбюро и возглавил партизанский отряд, в основном состоящий из кубинцев, в Боливии. Предприятие было изначально безнадежным. Боливийские военные с помощью американских разведданных и по наводке запуганных местных жителей выследили и перестреляли партизан, раненого Че взяли в плен, и не сильно заморачиваясь, убили его в местной начальной школе, отрубив в подтверждение сделанного кисти рук – для доклада начальству. Новость о его гибели стала мировой сенсацией, ажиотаж держался довольно долго, но в конце концов схлынул, оставив после себя культ героического партизана на Кубе, мировой коммерческий бренд и несколько разной степени талантливости поэтических произведений на разных языках, в том числе русском. Вокруг отрубленных рук Гевары развернулась настоящая детективная история, и в конце концов они были – то ли в силу идеологического прозрения хранителей, то ли за деньги - возвращены на Кубу. Схематизированный и вскоре сильно коммерциализированный образ Че стал чем-то вроде торговой марки левого студенческого бунта – от Парижа 1968-го до наших дней. Вспомнить же об этом незаурядном человеке сегодня стоит по нескольким причинам. На просторах интернета его кличут и пламенным революционером, и кровавым палачом кубинского народа, и просто авантюристом. Но не забывают через 50 с лишним лет после его гибели. А это значит, что имя и образ Че Гевары что-то говорят пришедшим после него поколениям. Давайте попробуем разобраться.
В нашей стране во времена Советского Союза Че считался героем-революционером, но героем слегка сомнительным, слишком авантюрно-гламурным. И действительно, было мало общего между аккуратно причесанными и застегнутыми на все пуговицы партийными аппаратчиками предзакатного социализма и этим чертовски фотогеничным коммунистическим Зорро-Антонио Бандерасом. Так что некоторые слишком увлеченные образом и идеями Че советские теоретики и практики революционной борьбы (в частности, отец ныне широко известного в узких кругах Артемия Троицкого – замечательный латиноамериканист Кива Майданик) подверглись жесткой идеологической проработке за «геваризм». Однако по тем же причинам, по каким Че Гевара не был вполне своим для коммунистической партноменклатуры, он удивительно пришелся ко двору разношерстной левой вольнице. Само собой, в Латинской Америке, где каждый уважающий себя фрондер ориентировался на романтический образ Че в берете со звездой с фотопортрета кубинца Корды, но не только там. От Восточного Тимора до Намибии, от Франции до Шри Ланки – везде можно было (а кое-где и сегодня можно) встретить футболки, значки и кружки с его портретом. А мне как-то достались часы, стрелки которых торчат прямо из лба Че…
Если отбросить издержки попсовой популярности, Че Гевара был Дон Кихотом 60-х годов ХХ века: революционером, авантюристом, интеллигентом-идеалистом, даже поэтом. Выходец из довольно обеспеченной семьи, оппозиционной режиму Перона (того самого, мужа Эвиты из мюзикла), объехав в студенческие годы на мотоцикле большую часть Южной Америки, Эрнесто во всей красе увидел нищету, социальную несправедливость и невежество. Врач по образованию, он несколько лет работал в сельской местности (в том числе в лепрозории). Став революционером во время гражданской войны в Гватемале в 1954 году, а потом в 1956-м познакомившись с Фиделем и высадившись вместе с ним со знаменитой шхуны «Гранма» на Кубе, он воевал в горах Сьерра-Маэстра, и вошел в Гавану в рядах повстанцев (есть красивое фото Че на броне захваченного у правительственных войск танка). Уверен, что Че не был серьезным теоретиком, революционным стратегом, и вряд ли был крупным государственным деятелем, хотя и занимал посты председателя кубинского центробанка и министра промышленности. Зато он был, если можно так сказать, живым олицетворением романтики революции. Так что взбаламученная Куба, как настоящая женщина, обожала этого длинноволосого, бородатого, слегка нездешнего «латинского киногероя». Кстати, с послереволюционным кубинским периодом жизни Че связано множество анекдотов. Так говорят, что, получив от бывших проституток, направленных после революции для трудового перевоспитания на табачные фабрики, множество жалоб на слишком монотонный труд, министр предложил переквалифицировать их в таксистки, и в Гаване тут же заметно повысился уровень интимного сервиса: достаточно было поднять руку и отъехать на такси в один из тропических парков… А еще министр Че по выходным играл в шахматы на набережной Малекон, примерно как московские любители на Гоголевском бульваре, и один мой знакомый, кандидат в мастера спорта и в то время аспирант Гаванского университета, был его нередким партнером.
Многие историки задаются вопросом, что привело Че в Боливию? Было ли это сознательной стратегией, ошибкой, основанной на дезинформации, или чем-то другим? Далеко не вся информация об этой экспедиции доступна. Очевидно, и кубинцам, и боливийцам, и другим заинтересованным сторонам до сих пор есть что скрывать. Думаю, что окончательный отъезд Че с Кубы (а до этого были предварительные, он точно участвовал в партизанском движении в Конго и, по некоторым свидетельствам, также в Эфиопии и Сомали) был продиктован осознанием невозможности для него вписаться в стремительно цементирующийся бюрократический социализм, пришедший на смену родной для Че революционной стихии. Русская революция и Гражданская война тоже знали таких персонажей – от Махно до Раскольникова и Коллонтай, и даже, в конце концов, при всех различиях, Маяковского. Что случилось бы, если бы Че остался на Кубе? Он был слишком популярен, и слишком внесистемен. Что ждало его? Почетная ссылка на посольскую должность? Или тюрьма на острове Молодежи (бывший Пинос), рядом с заброшенными стартовыми позициями советских ракет времен Карибского кризиса? А может быть, нерасследованная авиа- или автокатастрофа – их немало случилось с бывшими соратниками по Сьерра Маэстре. Че Гевара выбрал иную судьбу, и его опубликованные после гибели письма семье и Фиделю ясно говорят, что он не особенно рассчитывал выжить. “Я вновь чувствую своими пятками ребра Росинанта, снова, облачившись в доспехи, пускаюсь в путь», - писал в прощальном письме родителям этот латиноамериканский Дон Кихот.
Эквадорец Освальдо Гуаясамин, индеец, знаменитый художник (его фресками расписан главный аэропорт Мадрида), тонко, хотя может быть и чрезмерно прочувствовав эту сторону личности Че, сделал для галереи великих латиноамериканцев мексиканского журнала «Сьемпре» его портрет с чертами Дон Кихота и Иисуса, назвав работу «Новый Дон Кихот».
Oswaldo Guayasamín. El Nuevo Quijote. Homenaje al Che Guevara 1975
фото: pixabay.com; личный архив А.Сосновского
