Автор: Диляра Тасбулатова
«Селебрити» - одному из самых блестящих, убийственно ироничных фильмов Вуди Аллена, исполнилось четверть века.
«Селебрити» (или «Знаменитость», хотя по-английски в нашем контексте звучит несколько иронично) повествует об очередном лузере, закомплексованном нью-йоркском интеллигенте, уж и не знаю, каком по счету у Аллена. Еще один вертопрах, лишний человек, который в свои сорок продолжает «искать себя», так и не сделав ничего существенного. То он сценарий пишет, то роман, то берет интервью для таблоидов, то вдруг решает - не без подачи новой герлфренд, амбициозной редакторши, - стать чуть ли не Салманом Рушди.
Вообще такие подружки, с большими планами на будущее, скажу вам по большому секрету, – то, что надо, хороший стимул для творца: стоит какой-нибудь влиятельной женщине увлечься очередным слабаком, она горы свернет, чтобы буквально заставить его карабкаться изо всех своих слабых сил на вершину славы. Ну, или хотя бы карьеры, какой-никакой, чем, как говорится, богаты. Вдруг получится, чем черт не шутит. Если он талантлив (но, скажем, ленив и не верит в себя), то этот локомотив в юбке все равно добьется своего, причинив партнеру добро насильно. Я даже знаю одну такую, даму убойной энергии, которая точно обеспечила бы мужу чуть ли не Нобелевскую (тем более он вполне себе соответствовал, талант был, и большой). Эх, зачем развелся, дурак, катался бы как сыр в масле, читал бы всем морали и лекции, говорили ему друзья: но, как ни смешно, от таких бронебойных теток как раз и сбегают, это как с милиционером жить, под неусыпным надзором и домашним арестом, шаг влево-вправо, как правило, карается по всей строгости.
Вот и Саймон, очередная ипостась самого автора (с той поправкой, что Аллен как раз добился всего и даже сверх того), которого здесь играет Кеннет Брана, делает ноги от подобной девушки, притом что она еще и красотка хоть куда, хоть и профессиональная функционерша, целеустремленная, правильная до тошноты и нацеленная на успех во что бы то ни стало. Стелет, правда, мягко, но Аллена, который знает все о человеке, не проведешь. Как ни странно, эта энергичная красотка вроде как даже любит своего вечно заикающегося подопечного, тараторящего что-то там в свое оправдание, – а может, подсознательно рассматривает его как «проект». Муж ведь для иных женщин тоже очередной бизнес-план, где жена – толкач, шея, на которой держится голова мужского успеха.
Кадр из фильма "Знаменитость"
…Как говорят об Аллене, свои характеры он берет прямо из жизни, ума холодных наблюдений и, как мы все помним, сердца горестных замет: на протяжении всей своей жизни он тщательно, хотя и в обманчиво легкой форме, исследует феномен человека, делая это настолько психологически точно, что становится слегка не по себе. Я бы сказала – разяще точно, без иллюзий, иной раз со стыдом и себя узнаёшь в некоторых его персонажах.
Бальзак от кинематографа, живописующий человеческую комедию, чья эпопея о нравах посвящена сложности взаимоотношений, несовершенству мира, призрачности искусства, непониманию, отчуждению, одиночеству «в толпе», бла-бла-бла… Или - Чехов? Тут впору запутаться: хотя его собственная растерянность перед тайной жизни, извините за патетику, уравновешивается прелестной иронией – может, чтобы нам было не так неуютно. Как говорила с пародийной интонацией Рената Литвинова: «Как страшно жить!».
Еще бы: человек так называемой постиндустриальной эпохи (вообще приставку «пост» сегодня можно подверстать к чему угодно – постгуманизм, постмодернизм, открывший нам сложность человека, и даже, извините, постпостмодернизм, целых два «пост») – так вот, этот пост-человек, и не только у Аллена, давным-давно развенчан. Все мы хоть и скопище бесов, куда ж без них, Аллен, не в пример другим режиссерам, кого опасается обыватель, жаждущий «позитива», все же мягко стелет, это вам не Триер на пару с Ханеке (есть и у него более жесткие и даже беспощадные картины, но до этих двух ему далеко).
«Селебрити», с его нежным укором нашей слабости, неуверенности, отсутствию подлинной цели существования, то есть, как говорил, извините, Ницше, человеческого, слишком человеческого, - сделан так элегантно, что у поверхностного зрителя складывается впечатление полного благорастворения воздухов. Как это мило, прелестно, симпатично, легко, остроумно… Сатира, но какая изящная, где сарказм как бы притушен, как свет от уютной лампы, не бьющей в глаза своей последней прямотой, не оставляющей нам ни малейших иллюзий.
На самом деле у Аллена нет героя в обычном понимании классической литературы – то бишь идеала, человека цели, идеи, страстотерпца, готового отдать если не жизнь (впрочем, и такое бывает), но карьеру, богатство, благополучие ради истины. «Королевской мысли» Пьера Безухова, готового пожертвовать всем ради добра и справедливости, включая положение и богатство, здесь нет, как нет, все с точностью до наоборот: люди пьют, едят, говорят, а в это время рушатся их жизни, как когда-то припечатал уже Чехов.
Целый сонм смехотворных людишек - от кинозвезды (которого с привычным блеском играет тогда еще юный Ди Каприо), «торчка», выпивоху и скандалиста; телеведущего с его гламурными ресторанными репортажами; топ-модели, у которой то и дело случается непредвиденный оргазм от одного случайного прикосновения; девицы, коллекционирующей любовников; режиссера-авангардиста подвального театрика; главреда крупного издательства, задающего интеллектуальную моду чуть ли не всему миру, учитывая могущество Америки, ну и так далее и тому подобное.
Кадр из фильма "Знаменитость"
Аллен будто задумал прогуляться по Нью-Йорку, заодно подсматривая за обитателями великого города: и если в «Манхэттене», давно ставшим культовым, интонация преимущественно лирическая, хотя и насмешливая тоже, то здесь, если говорить прямо, - уничтожающая. Закомплексованная учительница, получившая католическое воспитание и опасающаяся секса, мучаясь разводом с главным героем, в конце концов обретает тихое семейное счастье с недалеким добряком, который сделает ее «звездой» идиотского телешоу. Где в живой эфир приходят то скинхеды, то толстяки, чтобы поучаствовать в передаче «Достижения полных», то ребенок-акробат, то еще какие-то экзотические личности. Встретив на вечеринке бывшего, она смотрит на него без злорадства, наоборот, с тайным сожалением: каким бы он ни был, пусть неудачником и бабником, но все же интеллектуальнее нынешнего, человека хорошего, любящего, надежного и …недалекого. Этот горький подтекст сразу вроде как и не углядишь: экс-супруги мило общаются, светски желают друг другу счастья и удачи, но у вас все равно возникает некое подобие чеховской тоски: люди пьют, едят, говорят…
Чехов, между прочим, не просто так здесь упомянут, не для «красного словца»: в комическом эпизоде, когда Ди Каприо затащит нашего лузера в групповуху, занимаясь на широченной кровати любовью рядом со смущенным Саймоном и случайной девицей, как раз она (какое кощунство, однако, хе-хе) и помянет Чехова. «Вы знаете Чехова? Я пишу как он», - скажет девица. Как говаривал довлатовский графоман: «Я писатель, бл…ь, типа Чехова».
Чеховскими мотивами пронизан и другой фильм Аллена, «Ханна и ее сестры» (по аналогии, думаю, с чеховскими), - самый, пожалуй, лиричный в его обширной фильмографии, где тоска по чему-то несбыточному, по полноте бытия, по великим, извините, свершениям, страстям, подлинности чувств, творчеству и горению ощущается особенно остро. И хотя герои Чехова мучились в провинции (впрочем, и в Москве порой тоже), алленовские же обитают в Нью-Йорке, чья энергетика не сравнится ни с одним городом мира, тайная горечь его персонажей, подспудное понимание, что их жизнь проходит никчемно, не покидает вас.
В финале Саймон, по настоянию своей девушки, той самой редакторши (или, как сейчас говорят, «редакторки»), потративший два года на написание романа, теряет рукопись навсегда: это она, обозлившись на его измену, разбросает машинописные листочки с борта теплохода, отомстив за предательство. Мгновенно сбросив с себя личину респектабельной дамы, соратницы и друга, разделяющей интеллектуальные потуги любовника: так им, гадам, бабникам проклятым, и надо, гляди, что будет, только посмей.
Встретит Саймон где-то на бульваре и главреда крупного издательства, издающего даже нобелиантов, и тот любезно поинтересуется, как, мол, дела, что пишете и пр. Пустейший разговор закончится восторженной похвалой в сторону некого великого писателя-индуса (намек на Рушди, хотя, судя по всему, имелся в виду некто не столь внушительного калибра) – вот он, дескать, мыслит масштабно, планетарно. И хотя верный себе Аллен вновь слегка иронизирует – ну, скажем, над тенденцией, модой, возможно, заданной Рушди, - черт его знает, может, они и правда откопали второго такого (хотя сомнительно). В противовес мелкотемью европейских писателей, некогда титанов, а ныне измельчавших (повторюсь, это лишь мои домыслы, да и хороших писателей, что в Европе, что в Америке, хватает).
Хотя у Аллена ничего не бывает просто так: если издатель говорит о масштабе, размахе и прочем, наверняка он просто поймал моду за хвост и отныне работает в русле тенденции. Не то чтобы он почитал всех нулями, но внутри у него так и сидит бесенок, провоцирующий всё и вся подвергать сомнению. Включая самого себя. Так что, думаю, разговор все же шел о закате (условной) Европы, то бишь европейского самосознания. Ведь и Америка, по мысли Аллена, теряет интеллектуальную мощь…
Провал в прокате «Селебрити» - по-видимому, слишком сложного фильма для так называемого простого зрителя, жаждущего линейного повествования и часто не считывающего иронии, не говоря уже об аллюзиях и подтексте, - не слишком расстроил Аллена. Продюсеры давно махнули на него рукой в смысле сборов: у нас особенный, один такой на всю Америку, европеец по складу мышления, ему всё можно, черт с ними, со средствами, у него особая ниша в мировом кинематографе. Хотя потери были огромными – вроде как миллионов десять ушли в песок.
Кадр из фильма "Знаменитость"
Однако, да и Висконти так считал, арт-кино имеет гораздо более длинную жизнь и интересную судьбу, нежели кассовые верняки. И Аллена, и Висконти, и многих других, не обеспечивших в свое время кассу, будут смотреть и через сто лет, в отличие от очередной голливудской мелодрамы или громокипящего блокбастера. Расходы, таким образом, вернутся, постепенно, пусть и через десять лет – это как винодельческий бизнес, где прибыли порой ждут годами.
Любопытно, что фильм от провала (ну, относительного) не спасли даже мегазвезды: один Ди Каприо, да еще и в необычной ипостаси избалованного придурка (и это после сладкого мальчика в «Титанике», которого он, правда, сам ненавидел) чего стоил. Не говоря уже о Вайноне Райдер в роли свободной от каких бы то ни было обязательств манипуляторши-обольстительницы (актриса она выдающаяся, символ девяностых, мировая звезда) или Шарлиз Тэрон, которая якобы страдает полиморфией (чуть к ней притронься, как она, извините, кончит, смешно); Джуди Дэвис, тоже актрисе милостью божьей, обладательнице множества премий, которая тоже блистает в роли брошенной жены, и так далее. Известно, что Аллен и бревно играть заставит, именно он – один из тех режиссеров, кто не только чувствует актера, но и видит в нем что-то иное, поверх типажности, имиджа, даже амплуа. Он и психолог, и педагог, и камертон, чувствующий малейшую фальшь, исходящую даже от тренированной знаменитости: интересно, что у него звезды соглашаются на эпизоды, так называемые камео, появившись, как Мелани Гриффит, минут на пять, не больше. При всей своей спеси и заносчивости: если ты стоишь миллионов пять за роль (а Ди Каприо все двадцать, а то и больше), есть от чего сойти с ума.
Провал не провал, но «Селебрити», пусть и не столь знаменитую, как «Манхэттен», вспоминают я заметила, все чаще и чаще: как говорил Висконти, жизнь шедевра может длиться бесконечно, пока жива наша хрупкая цивилизация. Видимо, когда-нибудь остатки интеллигентов, вытащив на свет божий флешку (или какие будут тогда носители, я уж и не знаю) со старым фильмом о нью-йоркском лузере, ностальгически вздохнут: ведь это было, было, было… Этот утерянный рай, очарование пусть и пустой, но таки жаждущей красоты и совершенства жизни, элегично канувшей в Лету.фото: kinopoisk.ru
