55 лет назад были завершены съемки величайшего фильма «всех времен и народов» (как у нас говорили о «Броненосце «Потемкине», но речь здесь не о нем) – «Космической Одиссеи 2001 года» Стенли Кубрика.
…Писать об этом фильме, в общем, довольно затруднительно: хотя материалов о нем пруд пруди, хоть на русском, хоть на английском, даже Википедия - подробная (чем не всегда отличается, даже если речь идет о непререкаемом шедевре).
Затруднение же состоит в том, что хотя Кубрик - режиссер-интеллектуал и, несомненно, один из лучших в мировом кино (иные думают, что вообще лучший, работал он практически без проколов), именно «Одиссея» сделана на таком головокружительном уровне, что остается открыть рот от изумления. Невероятно. И дело даже не в том, что фильм год от года обогащается новыми смыслами - так происходит не только с ним, всякий шедевр пересматривается и, порой не понятый современниками, резонирует чуть ли не через полвека. Если не дольше.
Так-то оно так, но здесь вопрос еще сложнее: Кубрик не только сотворил шедевр, шедевры в кино иной раз случаются, но и предвидел научные открытия – в частности, создание компьютеров, высоких технологий, всемирной паутины и гаджетов. Кстати, сценарий писался в содружестве с самим Артуром Кларком, что вовсе не означает, что Кубрик смотрел на своего соавтора как на небожителя: работали они в содружестве, второстепенной роли в их уникальном тандеме Кубрик бы точно не потерпел, как бы ни был заворожен феерической фантазией Кларка, писателя-провидца…
Помимо этих двух гениев, создателей иных миров, в проекте принимали участие ученые-астрономы и выдающиеся антропологи, плюс специалисты НАСА, помогавшие в разработке визуализации внешнего вида межпланетных кораблей – подетально, до разработки тонкостей, правдоподобия различных механизмов, «без лажи», как говорится. На все эти работы, технолого-интеллектуальные, в целом ушло целых два года (!). Даже читать об этом странно, ни один «Титаник» не создавался с таким тщанием, да и смета, как говорится, не резиновая (хотя как раз на «Титаник» ушло больше средств, зато отдача, и я имею в виду отнюдь не финансовую, - слабее). Финансовая у катастрофического блокбастера Камерона как раз сильнее, там что-то вроде Книги рекордов, типа кто дальше плюнет, но назвать шедевром всех времен и народов повесть про совесть, а заодно и гибель суперлайнера, язык все же не поворачивается.
…Многоопытные ребята из НАСА тоже обомлели, впервые столкнувшись с таким безумным перфекционистом, все время вопрошавшим, насколько достоверно выглядит «неболёт» будущего. Недаром Тарковский, снимая «Солярис», сетовал, что изображение будущего, даже относительно недалекого (не говоря уже о далеком), всегда страдает схематизмом и неправдоподобностью. Это правда: зритель с подозрением относится к незнакомым фактурам, а лет так через десять, учитывая, что технический прогресс невероятно ускорился (мы ведь еще недавно говорили по домашнему телефону, а наши мобильники не умели, скажем, фотографировать) на просмотре будут покатываться со смеху. Оба, и Тарковский, и Кубрик, таким образом, опасались, что у них получится «детский» фильм (вроде «Приключений Электроника», наверно). Ну, хорошо, - «Дознания пилота Пиркса», тоже не самой плохой картины, хотя – и это уже признано – вершины «Одиссеи» в фантастическом жанре пока не достиг никто (еще раз напомню, что прошло полвека, срок для фантастики заведомо проигрышный).
…Как говорят философы, будущее нам не принадлежит: думаю, именно поэтому Кубрик так тщательно отнесся к своему детищу, без конца меня акценты, выверяя детали, меняя оптику (в буквальном и переносном смыслах) и постоянно мучаясь вопросом, не превратится ли «Одиссея» лет так через двадцать в ретро или, того хуже, станет посмешищем.
Не стала. Как это обычно происходит, не понятый идиотами-критиками (ну или не до конца понятый), со временем фильм одновременно обрел и завершенность сверхшедевра, и ореол мистического откровения. Будто мы имеем дело не с каким-то там движущимся изображением, «всего лишь» искусством кино, а чуть ли не с визионерством уровня Майстера Эхкарта (чуть позже я поясню, что имею в виду, упомянув этого средневекового мистика «всуе»).
…Сюжет «Одиссеи» как бы «скрепляют» некие черные монолиты, с которыми люди то и дело встречаются - причем монолиты таинственным образом воздействуют на эволюцию. Первая встреча происходит на заре существования человечества, когда будущий «венец творенья» о двух ногах еще находится в стадии человекообразной обезьяны; вторая – уже на Луне, в эпоху освоения околоземного пространства. Лунный монолит испускает мощное излучение в сторону Юпитера, и при тщательном анализе направления сигнала наземная лаборатория обнаруживает ещё один, гораздо больше лунного. Чтобы исследовать его, НАСА отправляет на Юпитер экспедицию «Дискавери», во главе с астронавтами Дейвом и Фрэнком, и в компании со сверхразумным компьютером Холлом, который почти полностью контролирует космический корабль.
Коль скоро люди ещё не совершали столь длительных перелетов, было решено остальную команду исследователей погрузить в состояние анабиоза. А в алгоритмы компьютера Холла, помимо логических построений и имитации человеческих эмоций, военными привнесены жёсткие инструкции об истинной цели экспедиции.
То есть, я так понимаю (если понимаю верно), на Юпитер должен был прибыть один Холл, машина, другие же участники экспедиции из плоти и крови должны погибнуть.
Холл, этот «почти человек», в чьи «кишки» вставлена задача убийства астронавтов, должен скрыть истинную цель экспедиции, но он, хоть и машина, вдруг начинает мучиться чувством вины (о монолите никто из живых людей в их компании не должен знать), сначала солгав членам экипажа о неисправности прибора связи с Землей, а затем, в ответ на разговор пилотов о недоверии искусственному интеллекту, убив одного из них в открытом космосе – то есть не открыв ему люк, чтобы он вернулся в корабль. Затем он отключает систему жизнеобеспечения находящихся в анабиозе учёных - потрясенный Дейв в ответ убивает Холла, постепенно, шаг за шагом, деактивируя его (одна из мощнейших сцен фильма, когда машина молит оставить ее жить) и в одиночку достигает Юпитера. И вот там наконец ему станет ясна истинная цель экспедиции — третий монолит. Но когда Дейв пытается обследовать эту штуку, то его уносит «за бесконечность» (так по-английски называется последняя глава фильма - Beyond the Infinite), а в книге — за двадцать тысяч световых лет от Земли. Прилетев, Дейв оказывается в странной комнате, где мгновенно превращается в глубокого старца, и четвертый по счету монолит, излучая свои пассы на Дейва, превращает его, уже умирающего старика, в некое звездное дитя.
И, наконец, финал: некто, находящийся в пузыре, Дейв это или новый Бог-отец, Демиург, не дает ответа, взирает на Землю зловещими пустыми глазами эмбриона.
Каково? Разбирая фильм во время «мозгового штурма», мы с ребятами - а там были и истинные интеллектуалы – голову себе сломали.
Сам Кубрик, поначалу обсуждая с Кларком, не показать ли ему инопланетян, так сказать, въяве, отказался от этой идеи: антропоморфизм, то бишь «человекоподобность» здесь выглядела бы, возможно, комической: мы не знаем, как могут выглядеть порождения иных миров, это может быть и какое-то облако или иная субстанция, каковой можно и не увидеть нашими обычным зрением.
Но почему тогда этот новый человек, этот «ньюман», исторгнутый из праха Дейва, первого и единственного землянина, достигшего пределов нашей Галактики, все же имеет, пусть и отдаленно, вид человеческого существа? При этом он, снабженный столь странным обликом (по своей сардонической привычке Кубрик делает его несколько зловещим) в своем роде как-то внечеловечески нейтрален. Прямо как у Экхарта, средневекового мистика, который еще 700 лет назад понял, что совершенная непознаваемость Бога превращает его в «бездонный колодец божественного Ничто». У Кубрика это и условный «эмбрион», и одновременно «божественное Ничто» – если он имел в виду именно то, в чем я его «подозреваю». Ибо Экхарт – впервые в теологии - пройдя за свои открытия целую череду судов инквизиции за ересь, - не представлял себе Бога антропоморфным, в виде личности, а как отражение микрокосмоса в макрокосмосе.
Вполне возможно, что Кубрик ничего такого и не имел в виду, не знаю: но я также знаю, что художник порой не артикулирует свои предчувствия, и не потому, что сознательно скрывает их, а потому что движим чем-то таким, что ему самому неподвластно. И делает открытия по наитию, даже без участия строгого интеллекта. Так сказать, академически-спекулятивного ума – прямо как те, кто судил Экхарта, который САМ видел иные миры, будучи визионером. Причем видел не во сне, а въяве, наяву, внутренним зрением…
Иначе бы Кубрик не предвидел высокие технологии, которые появились только лет через тридцать после его фильма, а через полвека развились до нынешнего состояния, когда компьютер чуть ли не обладает душой.
Вообще величие этой картины – визуальное, философское, исполнительское и пр. – поражает воображение. Поражает еще и тем, что, в афронт технократам, Кубрик наделяет Человека, при всей его интеллектуальной слабости перед непознаваемостью Вселенной, не только всемогуществом, но и умением принять единственно верное решение. В отличие от многоумного компьютера, которому Дейв хотя и проиграет в шахматы, ибо у того в распоряжении миллионы комбинаций, зато выиграет – ну, скажем так, в познании Бога.
Может, это игра моего критического воображения, не знаю, но мне кажется, что этот фильм еще о том, что именно Человек способен все сущее вочеловечить. Что он, а не компьютер – альфа и омега мироздания.
фото: Capital Pictures/FOTODOM
