Беседовала Юлия Васильева
Фотохудожник, автор модных афиш, галерей театральных фойе и актерских фотосессий, Яна Овчинникова поделилась со Story историями фотографического закулисья, а также рассказала, чем помогает ей в работе опыт переводчика-синхрониста и профессионального спортсмена.
Театральная фотография - это особенный жанр, по-твоему, и почему?
- Театральная фотография, как я ее для себя определила, особенна тем, что находится на стыке жанров: это, совершенно точно, репортажная съемка, потому что все заняты своим сюжетом и стремительно перемещаются по сцене - только успевай ловить, с другой стороны, постановщики, декораторы, художники по костюмам и гримеры ведь не зря трудились, значит, фотография должна получиться художественная, а еще артисты хотят себя видеть красивыми главными героями, а это уже портрет со всеми вытекающими. Так что в последнее время, когда меня спрашивают, в каком жанре я снимаю, вместо перечисления вот этого всего, стала отвечать: «Я театральный фотограф».
Фотохудожник - это только отчасти художник, это еще и огромный физический труд, особенно когда у тебя в руках длиннофокусник весом несколько кило, и ты снимаешь трехчасовой спектакль, а ты вообще-то хрупкая девушка...
- Камера с объективом 200-600 мм весит три килограмма. И трех-, и четырех-, и пятичасовые спектакли так снимаю, а что делать? Ставить на штатив или монопод мне неудобно, на таких расстояниях от объекта сдвиг на сантиметр уже может заметно повлиять на ракурс, так что для меня мобильность и маневренность получаются дороже спины. Такая особенность профессии. Качаюсь, отжимаюсь, бегаю, занимаюсь йогой, езжу верхом.
Девушка, вообще-то, совсем даже не хрупкая, а профессиональный спортсмен, так что для меня ежедневные тренировки - это образ жизни с раннего детства. Много лет у меня была своя лошадь, вот это была моя пилюлечка и спасительница всего организма физически и эмоционально. Пала в прошлом году, очень тяжело проживаю эту потерю.
- Хочу ли я строить композицию как Александр Родченко, чувствовать цвет как Мартин Парр и чтобы в кадре сплошь звезды как у Энни Лейбовиц, стильные как у Брюса Вебера? Хочу. Но в работе или учебе цели редко формулируются так глобально, чаще это вполне конкретные задачи. Очень ценно, когда есть живые, реальные наставники, готовые тебя подхватить здесь и сейчас. Мне с этим невероятно повезло - такие люди рядом со мной есть. Например, известный фотограф Лев Борисович Грановский сейчас в Африке снимает львов и параллельно помогает мне решить один технический вопрос, который я не смогла сама высчитать ни вручную, ни программно - так бывает, много тонкостей, много хитростей. Очень дорожу его ко мне отношением и готовностью помочь и подсказать в любой момент, это бесценно.
Есть коллеги, чьими работами я любуюсь, но на себя их стилистику не примеряю - совсем не моя тема, только эстетическое удовольствие. Это уже много лет петербургский театральный художник и фотограф Марк Олич. Мы лично, к сожалению, не знакомы, я наслаждаюсь его фотографиями дистанционно, в соцсетях. Это такой Эдгар Дега нашего времени, балерин снимает.
Как жизнь забросила лингвиста с прекрасным академическим образованием в фотодело?
- Да, в красном дипломе у меня действительно написано «Лингвист. Переводчик французского и английского языков». Училась я в МГУ, на факультете «Высшая школа перевода», там же потом несколько лет преподавала языки и перевод. С другой стороны истории, мне было лет 10-11, когда мама отдала мне свой пленочный фотоаппарат, и с тех пор я снимаю регулярно.
На самом деле, разница не так уж велика. Как лингвистика находится на стыке гуманитарных и технических наук, так и в фотографии на одном художественном взгляде без знаний физики (особенно такого ее раздела, как оптика) далеко не уедешь. Опять же, устный перевод невероятно развивает многозадачность, способность получать и моментально обрабатывать информацию из нескольких каналов. Как в кабинке синхронного перевода я одновременно слушала, говорила, подглядывала в глоссы и делала пометки, так и сейчас во время съемки я слежу за множеством быстро меняющихся параметров, кручу настройки, смотрю, что показывают, анализирую, что сама думаю о том, что показали, и что бы хотела по этому поводу сказать, и какими средствами теперь бы это выразить. А свет в это мгновение опять поменялся.
Как театральному фотографу быть объективным? Наверняка есть любимые и "не очень" актеры, пьесы, режиссеры, театры, - а снять надо в любом случае прекрасно!
- Любить. Собраться и любить «в моменте». Так что, как бы мы с вами ни общались вне съемки, господа артисты, будьте уверены, что, пока я работаю, вы самые любимые, и кроме вас никого нет. Кстати, постоянный поиск плюсов и красоты во всем - хороший жизненный подход, помогает не унывать.
Кто твои любимые герои съемок? И, наоборот, бывают невыносимые модели?
- Я особенно люблю работать с людьми, которых хорошо знаю. Причем здесь даже имеется в виду не столько общечеловеческое знакомство (хотя это тоже в съемке очень помогает), сколько фотографическое. Чем чаще человек попадает ко мне в объектив, тем проще мне его снимать, тем лучше я его понимаю, тем приятнее проходит съемка. Есть у меня невозможно любимая и близкая подруга, по совместительству солистка рок-группы "Мельница", Наталья О’Шей, уже двенадцатый год ее снимаю - и прекрасно нам, очень друг другом довольны. Вот сейчас и в Москве, и в других городах нашей необъятной висели мои афиши. Регулярно висят.
В театральном мире также звезды сошлись в общении с народной артисткой Ольгой Тумайкиной - тот случай, когда понимаешь человека без слов, и совместные работы оттого, на мой взгляд, еще более удачные.
Театральный актер - человек с гиперпластичной психикой, - от этого работать с такими людьми проще или сложнее?
- Работа с людьми вообще штука сложная своей непредсказуемостью. Я люблю артистов - понимаю, на каких механизмах они существуют, я их чувствую, даже когда мы оказываемся полярными и на съемочной площадке входим в клинч - да, тогда приходится работать «от противного», но результат может оказаться даже интереснее. Кстати, самая частая фраза, с которой артисты заходят ко мне в студию это: «Я не умею фотографироваться». Одна близкая подруга посоветовала в ответ шутить: «А я не умею фотографировать», - но нет, с ними нельзя так, они нежные - испугаются. Их надо разглядеть, приласкать, похвалить и предложить игру - и это будет самая эмоциональная и энергетически ресурсная съемка, которая только может быть. Есть, правда, артисты, ослепленные славой, но тогда они вообще ни на кого не реагируют, не только на фотографа, там, в принципе, отметаются все внешние раздражители. Вот это к твоему вопросу «кого не люблю снимать» - не люблю снимать тех, кто не готов работать со мной в команде.
Излишне сложное к себе отношение, кстати, с реальными заслугами может вообще никак не совпадать: перед съемкой с Владимиром Львовичем Машковым я дико тряслась, а он зашел, протянул руку и говорит: «Володя». И улыбнулся совершенно обворожительно: конечно, такая съемка хорошо пройдет, с таким-то началом.
Или фантастически профессиональная и милая в общении Марина Зудина, на съемке с которой произошел дикий косяк команды, а Зудина стоически это все вынесла, ждала и даже бровью не повела и потом работала блестяще, не показав ни тени недовольства, не позволив настроению и реакциям заползти в кадр.
Артисты, будучи людьми творческими, наверняка начинают импровизировать во время съемки и тем самым помогают фотографу? Или наоборот мешают?
- Когда артисты загораются творческой идеей - бесценно. Так мы встретились на съемке обложки для журнала "Театрал" с Максимом Авериным, и получилась невероятная феерия и восторг, а не съемка, одна из самых-самых любимых моих работ. Максим буквально влетел в фотостудию с серебряным баллончиком в руках и возгласом: “Девочки! Кто-нибудь умеет красить волосы?!”
А был случай, когда артист помогал в самом прямом смысле. Замечательная фигуристка Екатерина Цанава от нашей общей подруги Анны Большовой получила меня, съемку у меня, в подарок на уже не помню какой праздник. И чтобы нам обеим было не так страшно работать друг с другом в первый раз, Аня приехала нас знакомить и подбадривать. А в процессе оказалось, что еще поить чаем, кормить вкусностями, помогать с костюмами.. В общем, когда в какой-то момент Аня через всю студию понесла мне табуретку, мы обе прыснули от осознания того, что весь ассистентский перечень закрыт. Так что да, в моей истории есть случай, когда ассистентом фотографа была заслуженная артистка.
Бывает ли так, что ваши отношения продолжаются уже за пределами сугубо рабочей плоскости, когда звезды превращаются просто в нормальных людей?
- Они иногда даже превращаются в добрых друзей. Например, я знаю, что Ольга Васильевна Тумайкина готовит самые вкусные в мире блины, я уже три года пытаюсь добиться тех идеальных пропорций ингредиентов - не выходит. А было так, что она заехала ко мне в гости с невероятно красивой клубникой - крупной, алой, ароматной, с ума сойти какой, дочку мою побаловать. А дочка тогда была младше и вреднее, и нос от клубники отвернула. Я была в такой растерянности, что, видимо, совсем жалко меня стало, Ольга Васильевна сосредоточенно нахмурилась: “Сейчас все решим. Молоко, мука, яйца есть же у тебя?.. И майку какую-нибудь домашнюю дай свою”, - и через десять минут тонко нарезанная клубника была завернута в фантастические блины и вся проглочена.
Во взаимодействии с титанами - есть ли свои особенности? Каковы они в деле, легенды?
- Мне очень нравится, как Лидия Леонидовна Вележева сформулировала: “Чем гениальнее, тем тише”. С теми, кто легенда потому, что действительно гениален, а не потому, что в нужный момент так карта легла, удивительно просто и легко. Я помню, что в съемке с Александром Анатольевичем Ширвиндтом самое сложное было камерой не трясти, потому что он рассказывал что-то невероятно смешное, и вся наша съемочная команда вибрировала от еле сдерживаемого смеха.
От взгляда театрального фотографа не уйдет ни один нюанс спектакля. Случалось ли подлавливать в объектив актерские факапы или просто интересные моменты "вне сценария"?
- Конечно, у меня же еще и «крупный план», то есть я не только, как ты говоришь, «факапы» вижу, но и реакцию артистов на эти казусы ловлю. На втором ряду партера эти легкие движения бровей и округлившиеся глаза зрителю уже незаметны, а я все вижу. Бывает, когда артисты в настроении, они и прямо на камеру играют, и, когда из кулис снимаю, могут похулиганить: отвернуться от зрителей и в объектив подмигнуть - язык показать - рукой помахать, взаимодействуют, одним словом. Люблю такие моменты.
Бывало так, что ты ловила потрясающий кадр случайно?
- Ну, ты знаешь, они все случайные, это же репортаж, и все неслучайные, потому что предшествующую череду событий ты сам себе выстраиваешь абсолютно намеренно. Объясню. Есть у меня на данный момент любимый кадр. В нем нет, может быть, художественной ценности в широком смысле, но он прекрасен ситуационно, а, самое главное, он очень “мой”. Есть в Вахтанговской “Войне и мире” сцена, когда Элен Курагина очень драматично сходит с ума у самой стены, даже в немного приглушенном свете. И вот на гастролях в Ярославле мне удалось к этой сцене у стены подлезть из кулис. И поймалась совершенно восхитительная Яна Соболевская. Там такая энергия разлетается во все стороны: непередаваемые ощущения, когда вдруг еще и в непосредственной близости оказываешься, дрожащий вокруг нее воздух можно руками потрогать и кусочек от него отломить, настолько плотно там все держится.
Снимая некоторые спектакли, испытываешь ощущение, что вот сейчас творится история российского театра? Было такое? Может быть, с “Войной и миром” Римаса Туминаса в Вахтанговском?
- С “Войной и миром” - да. Трижды да. Каждый раз, когда его играют, невольно замираешь, как перед чем-то великим и эпохальным. Когда ты зритель в зале - это логично, но я, помню, шла совершенно одна по первому этажу, в зрительской части, и тут загудела музыкой мраморная лестница - на основной сцене играли “Войну и мир”… И такое величие от этого разлилось по всему театру, и стало видно, какой он большой, и слышно, какой у него густой и торжественный голос, я прям стояла и слушала, вся в мурашках.
- Мне ливень не достался, я снимала в первый день фестиваля, но нам достались раскаты грома. На сцене ругается старый князь Болконский, а природа ему отвечает громом. А потом Юра Цокуров играет монолог про битву - и начинают сверкать молнии. Это поражало даже глубже, чем в сердце, в такие моменты ты каждой клеточкой начинаешь чувствовать силу искусства.
Театр не надоедает, когда он каждый (ну или почти каждый) день?
- "Нет праздника - нет спектакля", - говорил Вахтангов. А как праздник может надоесть? Устать можно, да, как от любой работы, но что эта работа «в радость» - совершенно точно.
Назови топ-3 постановок этого сезона, которые тебя восхитили?
- Я в этом сезоне разнообразием премьер себя не баловала, так получилось, в следующем обещаю исправиться. Поэтому давай одну назову - в театре Вахтангова «Амадей» абсолютно прекрасный получился. Трагедия гения и посредственности, сценография Максима Обрезкова, костюмы Марии Даниловой. Анатолий Шульев поставил. Отлично поставил. Если немножко спойлерить, то это проникновенная исповедь Сальери-Гуськова, разворачивающая известную всем историю на сто восемьдесят градусов, переворачивающая вообще все твое представление о творчестве и творце, и очень неожиданный Моцарт-Добронравов. Люблю спектакли, после которых можно отойти от частного плана на более общий и продолжить рассуждение уже в других категориях, здесь - можно. И нужно.
Взаимопонимание с актерами - это одна сторона медали, но есть еще и режиссеры, всегда ли им близко то, как ты отразила в кадре их работу?
Так получилось, что активную работу в театре я начала именно с общения с режиссерами: Андрей Максимов ставил в театре Вахтангова “Брюсов переулок”, и мне посчастливилось наблюдать за процессом буквально с первых репетиций и до самой премьеры. Может быть, мне просто фантастически везло, но режиссеры, с которыми я работала, охотно делились замыслами и планами, щедро раскрывая то самое «что хотел сказать автор».
А Андрей Маркович еще и дал бесценные советы, как правильно общаться с артистами: не раз уже применяла их на практике - всегда действенно. Вообще процесс постановки спектакля - это какая-то особенная магия и таинство, и быть причастной - незабываемо. У каждого свой подход, свой темперамент, свой взгляд… Смотреть на режиссера в пылу работы также завораживает, как потом смотреть на актеров в спектакле. Обожаю репетиции у Михаила Григорьевича Цитриняка - ну это же просто буря, феерия и восторг - влюбляешься сразу, окончательно и бесповоротно, потому что к такому фонтану энергии, харизмы и обаяния хочется стоять как можно ближе.
Опять же, может быть, мне просто везло, но чаще всего то, что хотел выразить режиссер, у меня в кадр ловилось, в каком бы формате ни приходилось работать: в толпе коллег на пресс-показе, сквозь головы особых гостей на «папах-мамах» или на закрытых прогонах для ограниченного числа фотографов. Был, правда, совершенно выбившийся из общих правил случай, который я не забуду никогда, потому что так тонко и трепетно ко мне еще никто не относился. Да и не отнесется, удел фотографа - выкручиваться и подстраиваться. Знакомство наше с Георгием Долмазяном началось еще лет пятнадцать назад, когда я была в стажерской в актерской группе театра “МОСТ”. Видимо, памятуя о таком моем “внутреннем” прошлом, прогон спектакля “Достоевская. Сны Анны” был начат удивительной фразой: “Это все для тебя. И они сейчас будут играть для тебя. Почувствуй. Если надо - сядь к ним на сцену посреди действия и просто посиди с ними рядом. Я хочу, чтобы ты ПОЧУВСТВОВАЛА, о чем это”.
Надо говорить, что я растрогалась до слез таким отношением? Растрогалась и почувствовала. Там еще были технические мелочи, которые совсем не мелочи, как, например, поднятый на максимум свет - специально, чтобы мне полегче было настраивать кадр или общее задание, полученное в ответ на вопрос “Какое у нас ТЗ?” - “Делай как ТЫ делаешь”. Сказать, что приятно - ничего не сказать. Абсолютная любовь. Спектакль, кстати, и правда с ума сойти какой, сходите, если по каким-то причинам упустили его из виду.
На режиссеров зачастую смотреть не менее интересно, чем на актеров. Во время репетиции “Соловьева и Ларионова” в “Современнике” Айдар Заббаров залез на огромную стеклянную декорацию, чтобы все проверить самому, и главное, убедиться, будет ли удобно актерам.
Любимый театр - наверняка, Вахтанговский, с которым ты наиболее плотно работаешь? Какие вообще московские театры твои любимые, и "за что"?
- За людей, конечно же. Люди своей энергетикой заполняют пространство, а я без кожи - очень это чувствую. Большой ли коллектив - маленький ли, с одним ли он работает режиссером или со многими, но это очень крепко выстроенная группа людей, смотрящих в одну сторону. И у каждого театра эта сторона - своя. Тут мы либо совпадаем по направлению, либо нет. В театре Вахтангова я вообще «дома». Прихожу и не хочу уходить, и с каждым хочется поговорить, каждому улыбнуться, некоторых даже обнять покрепче. Ленком Марка Захарова люблю. Театриум Терезы Дуровой люблю. Очень любила Современник до ухода Галины Борисовны, с тех пор так там и не была, случай не представлялся.
Когда нам, твоим фанатам, ждать персональную выставку?
- Я участвовала в нескольких выставках, в том числе театральных, но не могу сказать, что меня как-то заворожил этот процесс… Чтобы показать, как красиво висят мои работы, я друзей вожу, например, в театр Вахтангова, гуляю с ними по фойе и демонстрирую: вот это, мол, мое, и вот это, и вон тот стенд весь целиком тоже мой.
Сняла фойе для театра Гоголя - чем не персональная выставка (улыбается - Авт.)?
Организация выставки с точки зрения творческой мысли это ведь даже не вершина айсберга, это хохолок пингвинчика, дрейфующего на этом айсберге. Выставка подразумевает огромную работу техническую (дизайн, печать, монтаж), рекламную и административную. И, в идеале, этим всем должны заниматься разные люди и, хотелось бы, чтобы сплошь профессионалы, каждый в своей области. Если какой-то такой команде захочется что-то из меня повесить, то я с упоением им свою художественную часть буду отдавать в требуемых объемах, но пока конкретных предложений по коллаборации не поступало, поступали мечтательные. А выставка все же не мечта, а вполне приземленное мероприятие… джаст бизнес.
Фото: Яна Овчинникова, Дария Хаустова, из личного архива Яны Овчинниковой
