Тереза Дурова: «Половина семейных историй — уже легенды»

Беседовал Максим Андриянов

Театр Терезы Дуровой давно не путают с Уголком дедушки Дурова, хотя было время, когда руководители двух этих коллективов договаривались между собой, что будут пускать пришедших не по тому адресу зрителей. Но теперь все знают, первый — это театр людей, а второй — зверей, пусть и возглавляют их наследники одной фамилии.

Тереза Дурова — правнучка легендарного клоуна-дрессировщика Анатолия Дурова, младшего брата Владимира Дурова, того самого, основавшего театр зверей. Ее собственный путь в искусстве тоже начался с цирка и через театр клоунады, свернул на музыкально-драматическую дорогу, которой вот уже второе десятилетие Тереза Ганнибаловна ведет своих артистов. Ведет без ложного пафоса, но с обостренным чувством ответственности за результат.

«На меня возложена ответственность еще в момент рождения, понимаете? И когда родители назвали меня Терезой Ганнибаловной, они тоже наложили такую ответственность, что дальше некуда, — смеется Дурова, а потом уже серьезно продолжает, что в случае ее театра ответственность начинается, не удивляйтесь, с туалета. «Я на всех своих спектаклях выхожу к зрителям в фойе, — рассказывает Тереза Ганнибаловна, — и как-то раз одна девочка сказала мне, что ходит только к нам, потому что в других театрах маленьких зрителей не уважают. Я поинтересовалась, как это так? «Не во всех театрах такие удобные туалеты», — ответила девочка. У современных детей другое ощущение себя в пространстве, им нужно, чтобы туалет был чистый, красивый, чтобы бумажное полотенце было качественное, чтобы музыка играла. Гардероб должен работать таким образом, чтобы за 15 минут одеть и раздеть тысячный зал. Детскую зимнюю обувь нужно куда-то сложить, нужно удобно посадить совсем маленького ребенка… Вот с этого, на самом деле, начинается ответственность, а потом уже открывается занавес. Вы со мной хотели поговорить о высоком, а я вам о нашей кухне. Но сначала давайте с набойками на туфлях и удобном белье для актеров разберемся, а потом будем о высоком». Будем, тем более, что в театре у Дуровой очередная премьера — спектакль «Однажды в Мексике: Кукурузный человечек», которая стала настоящим витамином D в заснеженной Москве.

Тереза Ганнибаловна, абсолютное чувство долга и ответственность за то, что ты делаешь — этот дворянский принцип достался вам от основателей династии Дуровых?

— Да, в нашей династии уже 5 поколений, и братья Анатолий и Владимир Дуровы, действительно, из дворянского рода, который берет свое начало, страшно представить, в XVI веке. Судьба их закинула в цирк, сейчас не буду перечислять по каким причинам… Сначала они были, грубо говоря, два брата-акробата, а затем стали заниматься клоунадой и дрессурой. В конечном итоге ветвь Анатолия Дурова осталась в цирке, а Владимир Дуров открыл на Божедомке театр, который вы сейчас знаете, как Уголок дедушки Дурова. Я же правнучка Анатолия Дурова и первая из его потомков, кто ушел из цирка в театр. И отдала ему уже 28 лет.

Изначально вы занимались дрессурой животных и клоунадой, а не музыкально-драматическим театром?

— Да, и это тоже некая дань прадедам. Они были первыми русскими клоунами-дрессировщиками, внесли огромный вклад в развитие клоунады как жанра, первыми начали заниматься сатирой на манеже, вошли в историю клоунады тем, что сняли грим и говорили на чистом русском языке. Тогда ведь в цирке были популярны только иностранцы — если ты не какой-нибудь Жандо, приходилось коверкать язык. Никто не пошел бы на Васю или Петю.

Вы упомянули про 5 поколений артистической династии, а вообще насколько хорошо вы знаете историю своей семьи?

— Ее невозможно хорошо знать, потому что половина семейных историй — уже легенды, начина с Надежды Дуровой и заканчивая всеми похождениями наших прадедов. Кто-то говорит, что они враждовали друг с другом. А в желтой прессе того времени описывали глупую выдуманную историю как оба брата выходили из публичного дома и выяснилось, что им не хватило денег расплатиться, поэтому они отправили своего слугу в дом Владимира Леонидовича, чтобы его жена прислала денег. Чему верить? Я всегда делаю оговорку, что предполагаю или была такая легенда, потому что реальных свидетелей давно нет в живых. Да и их воспоминания тоже не были бы истиной в последней инстанции. Мы с мамой, когда она была еще жива, начинали что-то вспоминать, и она говорила: «Нет, Тереза, ты не права, все было иначе». Так что за подлинность историй уже никто ответить не может. Из подлинного — только фотографии нашего Дуровского альбома. И то это уже остатки, потому что было много переездов, снимки терялись… Но на них — реальные люди: члены моей семьи, их друзья, прислуга. Судьбы этих людей — отдельное многосерийное кино. Такая «Сага о Форсайтах». Оттуда можно вытащить все самое поучительное, интересное, значимое, знаковое для сегодняшнего дня, но это лишь легенды.

Тем не менее, насколько история вашей семьи переплетена с историей страны?

— Семья всегда жила своей жизнью, как цыганский табор, ведь у цирковых людей тоже вся жизнь на колесах. Они готовы встроиться в любые обстоятельства, потому что нужно работать, растить детей… История страны вмешивалась в судьбы моих родных только в каких-то экстремальных ситуациях. Например, дочь Владимира Леонидовича Дурова и двое ее детей попали в перепалку то ли красных, то ли белых и были зарублены. А сам Владимир Леонидович дружил с Луначарским и выводил на арену слона с попоной «Вся власть советам». И бабушка, глядя на это качала головой и говорила, хорошо, что прадеда уже нет в живых, он-то был в конфронтации с любой властью. К счастью, нас не тронули сталинские времена.

Вы не задумывались, почему? Повезло?

— Я не очень верю в повезло. Просто мои родственники не попали в сферу ничьих интересов, политика их не интересовала. Собственно, как и меня сейчас.

Простите, а как это возможно в современном мире?

— Меня интересует только социальная структура жизни, без политической оценки. Мне некогда быть «за» или «против», понимаете? Я не пойду на баррикады, потому что там, где много народу, нет истины. У меня на загривке театр, и я не могу себе позволить никаких заявлений по той простой причине, что я ответственна за людей. Когда мне говорят, что с сегодняшнего дня нужно жить вот по таким правилам, я не рассуждаю, я ищу способ существования в новых условиях. У меня дело впереди всех пустых разговоров. Если на что-то не могу повлиять, я не буду тратить на это время.

У спортсменов и цирковых артистов есть общая особенность: на пике карьеры они все время переезжают из города в город, и в результате ощущения собственного дома либо совсем атрофируется, либо возводится в абсолют. Как с вами произошло?

— Я отношу себя к людям, которые умеют себя воспитывать и переделывать, потому что нечего зацикливаться.

И сколько раз вы себя переделывали?

— Очень много. Первый раз, когда после третьего класса уехала из Баку. Это ведь прекрасный город, благополучный. Мой дедушка был директором большого магазина, состоятельный человек. И после всей этой прелести, идеальной жизни с боннами-гувернантками в огромной квартире я попала в цирк к маме с папой. На конюшню. И очень быстро забыла все прелести бакинской жизни, включая акцент. Меня привезли из Баку в платье из тафты с огромным бантом, а через год я без всякого сожаления нашла этот бант в клетке у обезьяны. Потому что мы, Дуровы, абсолютно без звездной пыли в башке, и больше времени проводили на конюшне как конюхи, нежели переодевались и выступали перед публикой. А потом пришло время, я вышла замуж за нециркового человека. И началось то, о чем вы говорите. Я привыкла, что каждые 3 месяца переезжаю из города в город, из гостиницы в гостиницу, а тут мы оказались втроем с ребенком в маленькой квартире, вообще не понимая, что такой быт бывает. Было тяжело. Я ездила к трем вокзалам слушать шум поездов или в аэропорт почувствовать его запах, смотрела, как люди с чемоданами ходят. Но попсиховала и взяла себя в руки. Потом нужно было поступать в ГИТИС, и это оказалось совсем непросто для человека, который за 10 лет проучился в 69 школах. Ломка была ужасная. Закончив институт я стала преподавать, отлично помня слова отца: «Хорошо, что со своим именем и отчеством ты выступаешь в цирке, а не работаешь учительницей. Представляешь, какой бы был кошмар?» И вот стою я перед студентами, говорю им «Здравствуйте, меня зовут Тереза Ганнибаловна» и чувствую ком в горле. Но тоже справилась. Могла я себе представить такие повороты судьбы? Никогда, ведь у цирковых артистов жизнь расписана по годам: тогда-то стану заслуженным артистом, тогда-то народным… А я со словом «никогда» уехала с цирком на длительнейшие гастроли в Израиль и Германию — как режиссер! Создала сначала театр клоунады, потом трансформировала его в музыкальный, следом в музыкально-драматический для всей семьи, трижды он менял свое название…

Меня впечатлила история, что вы часто выходите в фойе и общаетесь со зрителями. А помните момент, когда вы впервые почувствовали зрительское внимание?

— Нет, я же родилась в артистической семье и для меня выйти к зрителям — это как дышать. У мамы всегда было много всяких творческих встреч и она очень любила разговаривать с людьми. Ее приглашали в школы, к ветеранам, в дома престарелых, в больницы. К тем людям, которые не могли прийти в цирк, мама приходила сама. И всегда она была эдаким солнцем, которое врывалось в серые будни. «Сейчас я вам про слонов расскажу!» — начинала она и не останавливалась часа полтора-два. И все, что она говорила, было интересно. В какой-то момент она начала брать меня с собой и передавать слово: «А теперь вам расскажет моя дочь». К счастью, грамотная речь, хорошая дикция, поставленный от природы голос — отличительная черта Дуровых. Так что и у моего сына Артема, и у внуков прекрасный генетический код.

Мир людей и мир животных — вам есть с чем сравнить…

— Извините, что я вас перебиваю, но это очень тривиальный вопрос, его все время задавали маме. С кем проще работать — с людьми или с животными? Или, допустим, насколько мужчина сложнее, чем слон? Поймите, животные есть животные. У них нет, например, чувства юмора. Но они обладают другими потрясающими свойствами, которыми не обладаем мы. Они могут чувствовать, слышать, ощущать то, чего не можем мы. Но сравнивать не надо. Это я вам как профессиональный дрессировщик говорю.

Я не про сравнение вас хотел спросить. Вы же знаете это выражение: «Чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собаки»?

— Это не про меня! Я не могу любить или не любить людей в целом, потому что я сама человек. Я без разбора люблю всех детей, а дальше — одни нюансы: чем мы, взрослые, напичканы, из чего мы состоим, к чему стремимся и так далее. Это намного интереснее, чем мир животных, безусловно. Можно всю жизнь изучать мир людей, набивать шишки, совершать важные открытия, но так его и не понять, потому что мы очень изменчивые. Сегодня я не та, какой была вчера. Потому что за день в моей жизни много чего произошло.

Хорошо, а как вы справляетесь с обидами?

— Такого слова нет в моем лексиконе.

А какое есть?

— SOS, осторожно, здесь опасная зона. Обойдем и пойдем дальше. Больше ничего. Негативные эмоции так же важны, как и позитивные. Это ведь просто палитра ощущений, с которой вы живете. Мы с мамой как-то обсуждали ревность на примере моей подруги, которую ревность просто изводила. И мама сказала: «Так это же прекрасно! Представляешь, если она состарится, внуки перед кончиной спросят ее, что такое ревность? Она ответит, что не знает. А подлость? А предательство? Ничего не знает. «Бабушка, как ты жизнь-то прожила?» — удивятся внуки. Нужно все испытать!» Другое дело, как вы к этому относитесь: принимаете, не принимаете. Я вот не могу принять обиду, если не виновата. Ну а как? Если я хочу жить счастливо, на это есть масса инструментов. Негативный опыт — это тоже хорошо. Меня много раз пытались обидеть. Приведу один пример времен работы в цирковом училище. Меня предали двое моих учеников. Мы с тренером Виктором Фоминым сделали им прекрасные номера, и они сразу из училища поехали в Париж, получили золото на конкурсе. Вернулись уже совсем другими людьми. Виктор мне говорит: «Тереза – это ад! Я их не хочу видеть!» «Понимаешь, какая ситуация, — отвечаю. — Ты их не хочешь видеть, я их не захочу видеть, все это закончится тем, что мы выпустим в жизнь двух монстриков. Мы 4 года с ними нянчились, может быть, мы в чем-то ошиблись. Нужно им показать, что они натворили». Я им позвонила, они приехали ко мне домой. На порог не пустила, около лифта высказала все, что о них думаю, закрыла дверь. Через 2 часа раздался звонок — на пороге лежали розы. На следующий день они приехали в училище, пришли ко мне на урок. Их встречали как героев! И эти герои сидели все 45 минут и плакали, чтобы я видела, что они раскаялись. Студенты не могли понять, что происходит. В конце концов они были прощены и стали моими друзьями. Сейчас они живут в разных концах мира, оба на пенсии уже. Но на всю жизнь мне был урок, что нужно принимать и исправлять свои педагогические ошибки. А можно было просто обидеться.

Должен задать вам вопрос, который может оказаться болезненным. Вам фамилию передала мама, кому ее передадите вы?

— Ничего болезненного в этом вопросе нет. Никому. У нас есть Наталья Юрьевна Дурова, она продолжатель династии, и все мы об этом знаем.

А кому вы передадите свой театр?

— Есть молодые режиссеры, актеры, которые воспитаны и состоялись в этом театре. И я думаю, они начнут вполне способны делать что-то свое после меня. А там, справятся — хорошо, не справятся — нет. Не вижу никаких проблем. И опять же, что значит, кому достанется? Это государственный театр! Кому-нибудь да достанется.

Начиная этот разговор, я имел в виду, что вы никого из своих детей и внуков не привели в театр.

— А как можно кого-то привести? Привести — это значит взять за руку и притащить. Помните, я вам рассказывала про то, как в первый раз себя перевоспитывала? Я ведь из Баку фактически сбежала, после того, как один раз на каникулах между вторым и третьим классами меня вывезли к маме с папой в цирк. Весь третий класс был сплошным адом — я устраивала чудовищный тарарам! Я не раздевалась, не давала себя помыть и причесать, не хотела ходить в школу. И все только для того, чтобы меня оправили обратно в цирк к родителями. Это я все сделала сама, понимаете? Меня никто в цирк не притащил. Родители готовы были в любой момент вернуть меня обратно, потому что вообще-то оставили меня в Баку, чтобы я не болталась по вокзалам, гостиницам и циркам, чтобы нормально училась. Но я сказала: «Спасибо, я не хочу!» И они вынуждены были меня забрать к себе, просто вынуждены. Когда я ушла из цирка, это тоже был мой выбор. И мама, и муж сказали: «Тереза, как выберешь, так и будет». За это я их ненавидела, потому что должен же был кто-то в тот момент, кто возьмет ответственность и будет потом виноват в твоем выборе. И ГИТИС был моим выбором, никто меня туда не тащил, как и в цирковое училище, как и в оргкомитет первого фестиваля. Точно также как театр, который я затеяла, не был никому нужен тогда, когда я его начинала. Кроме меня и тех актеров, которые пришли со мной.

Сын сделал другой выбор, хотя маленького я приглашала в цирк. «Мама, я все съем, что нужно, только давай в цирк не пойдем!» — отвечал он мне, и я воспринимала это нормально. Я не говорила ему: «Как это так, сыночек, ты не хочешь в цирк? Там так хорошо! Ты будешь великим дрессировщиком, я тебя научу!» Этим бредом я никогда не занималась. Точно также как я не кричала Артему: «Ты должен обязательно стать режиссером, пойти в театральный вуз!» В конечном итоге жизнь сложилась так, что теперь он прекрасный драматург, и я ставлю только его пьесы.

Внуки?

— Что, внуки? Внуки и внуки. Я пока не вижу в них перспективы. Тот, которому уже исполнилось 16 лет, даже на спектаклях долго не задерживается, потому что у него ритм другой, его интересует другая жизнь. Еще раз повторю: это нормально. Нет у меня такого: «Ай-ай, кому я фамилию передам?!» Я вас умоляю, должно же это все закончиться когда-нибудь. Пусть уж естественным путем.

Недавно вы поставили очередной этнический спектакль для всей семьи — «Однажды в Мексике: кукурузный человечек». Что вы испытываете: опустошение или счастье?

— Во-первых, нужно сказать, что первые показы — это не до конца распустившийся бутон. Это ребенок, который еще не одетый и не обутый. Но это крепкий малыш — Артем все правильно вымерил с точки зрения драматургии, я вижу, что зрители замирают, где надо, когда надо смеются. Принимают очень хорошо. Мы получили отклик от семьи, которая 4 года жила в Мексике. Им все очень понравилось, потому что они увидели ту страну, которую полюбили. По их мнению, все было правильно, начиная от костюмов и музыки до цветового решения и настроения. Для нас это была самая важная похвала. Так что никакого опустошения. Я абсолютно счастливый человек, чем бы ни занималась: режиссурой, бухгалтерией, хозяйством. Я не знаю, чем закончится мой день, с чем еще столкнусь, но это мне и нравится.

фото: личный архив Терезы Ганнибаловны Дуровой; Екатерина Воробьева