Беседовала: Юлия Васильева
Моя героиня принадлежит к числу истинных Див театра и кино. Даже в джинсах, свитере, голубой шубе и с бездонной сумкой, влетающая на интервью, она остается именно Дивой – ровно такой, как сыгранная ею Любовь Орлова в фильме «Раневская». Я скажу больше: она остается Дивой, даже надевая мужской костюм в спектакле «Игроки. Иллюзия» Театра Гоголя, где она играет роль шулера Утешительного. И очередная Дива неземной красоты создана ею в фильме «Времена года», который поставил… ее муж - чемпион мира и олимпийский призёр по фигурному катанию Максим Шабалин, совершивший четверной аксель из большого спорта в сторону режиссуры. Прекрасная Ирина Гринева в жизни оказалась такой же неземной, как я ее себе и представляла…
Ваш супруг Максим Шабалин выступил в качестве режиссёра фильма «Времена года», где вы сыграли роль балерины. О чем этот фильм, который уже собрал немало авторитетных российских и международных наград?
- «Времена года» - это история создания спектакля, где героиня - прима-балерина Мариинского театра. Прежде всего это история о художниках. Редкая в нашем кинематографе на сегодня тема и, мне кажется, очень важная. О том, как в погоне за прекрасным ты подчас готов разрушить и саму жизнь. Все это происходит на фоне одной счастливой семьи, которая на наших глазах разрушается. У моей героини есть все: талант, слава, любовь, дом, добрые друзья, но за несколько дней она теряет все приобретённое, все, что так любила. Вот тут и начинается самое интересное.
Мы видим, как разбивается на мелкие осколки семья. Семья вообще, как остров, как само настроение в обществе, как стержень. Любовь легко разбить, так же, как и весь наш мир. Можно ли потом собрать осколки?..
Кадр из фильма "Времена года"
Как вам работалось с мужем?
- Прекрасно! Во-первых, впервые в жизни я держала в руках хороший сценарий и это была действительно классная роль. Судьба дала нам очень мало времени на съёмочный период, казалось, что успеть и вовсе невозможно. Нужно было работать точно и быстро. Так что я не совсем поняла и не успела оценить, как же мне работалось с режиссером Максимом Шабалиным (улыбается – Авт.). У нас была хорошая команда, все понимали друг друга с полуслова. Мы все верили в эту историю и работали слаженно, отдавая все силы. За весь свой опыт в кино я впервые видела режиссера, который не кричит, а работа тем временем кипит. И никуда не спешит. При всей абсурдности сжатых сроков у нас не создавалась ощущения спешки. Это было впечатляюще.
Кадр из фильма "Времена года"
Съемки в кино, работы в театре. Недавняя премьера - «Игроки. Иллюзия» театра Гоголя... Я не представляла, как такая дива, как вы, может быть настолько органична в роли шулера Утешительного! Не представляла, пока не побывала на премьере…
- Признаться, предложение меня шокировало. Не то что меня удивляет, что женщина играет мужчину, нет. Ведь я училась у Анатолия Васильева, и, например, Иосифа Прекрасного лучше играли девочки, нежели мужчины. Меня удивило то, что это именно пьеса «Игроки», сугубо мужская, имеющая очень сильную мужскую энергетику и не нуждающаяся в женской. Зачем здесь я? Тем более Утешительный. Ну представьте себе, со мною на сцене парни ростом метр этак девяносто с низкими голосами, и я должна их вести за собой... Тут вся теория гендерного равенства рассыпается вдребезги. Но и отказываться было глупо: кто мне ещё предложит такую роль. Я влетела в спектакль, когда он наполовину уже был сделан, вовсю шла работа, и мне за двадцать дней нужно было сотворить Утешительного... Режиссерский разбор пьесы дал мне понять, почему эту роль могу играть я.
Сцена из спектакля "Игроки. Иллюзия"
- Гоголь размышляет о природе лжи. Интересно читать дореволюционные рецензии о пьесе... В какой бы форме не был решён спектакль, суть одна. Всем понятно, что Утешительный и его команда действуют бесовскими приемами. Это в спектакле на первом плане. Гоголь как верующий человек очень хорошо описал всю схему как наглядное пособие по вовлечению человека в игру. Игры бывают разные. Мы играем в эти игры который век, и схема всегда одна и та же: с тех пор, как искусили Еву, она не менялась.
Чтобы завладеть человеком, нужно сначала убедить его, что он лучше, чем другие, особенный, поймать на гордыне, затем перейти на ты и заключить дружеский союз, товарищество. И третье - отречение от отца, мол, я сделаю все то, что отец сделает для сына, а твой отец - порядочная скотина. И можно делать с человеком все что хочешь! Антон Юрьевич (Антон Яковлев, режиссер спектакля, художественный руководитель театра имени Гоголя – Авт.) открыто показывает эту схему. Искуситель может быть кем угодно - и мужчиной, и женщиной, и стариком, и даже ими вместе взятыми. Я не делаю особый грим, чтобы быть похожей на мужчину, мы просто играем с масками, подменами: маска дружбы, маска товарища, маска отца, маска игрока, маска человека долга и чести. А собственно персонаж должен возникнуть между мной и зрителем.
Сцена из спектакля "Игроки. Иллюзия"
Вхождение в труппу театра Гоголя видится вам новым этапом в своей актерской судьбе?
- Тут все только начинается, а когда начинается, мне кажется, должно быть и честно... Главное, много талантливых актеров, сильная команда. Я думаю, все здесь собрались с надеждами. Мне предложили роль, и я решила попробовать. Взять и поменять привычный уже уклад. Будет ли это новым этапом в моей актёрской судьбе? Надеюсь.
Вы часто педалируете тему необходимости для актера быть культурно развитым и просвещенным человеком, вовлеченным в культурную жизнь. Какой смысл вы в это вкладываете? Не кажется ли, что многие сейчас этим пренебрегают, сводя актерскую профессию к чему-то меньшему, чем она собой представляете?
- Просто культура сводится к меньшему и, конечно, не актерами, а совершенно другими людьми – теми, у кого больше власти.
Мое беспокойство, по-моему, естественно и очевидно. Наверное, было бы странно музыканту сказать: «Вы как-то педалируете тему культуры и музыки!» Актёр – это, прежде всего, носитель культуры. Никакой художник не может существовать, игнорируя то, что у него за плечами происходило на протяжении 2000 лет. Удивительно, вот, например в музыке можно сохранить традиции и пронести их через века, Моцарта будут играть по нотам и в 30-м веке в том же ритме и с теми же паузами. Будут все тот же Бах и та же Пятая симфония Малера. А в театре - Шекспир, Гёте, Пушкин. Есть мощная театральная школа, но все вдруг разваливается как карточный домик.
Мне нравилось, когда раньше актёры говорили: «Я служу в театре». Это ведь действительно служение. Служение Отечеству своему. Когда уходят актеры той школы -как солдаты с поля боя... Уходит целая эпоха, например, вместе с Инной Чуриковой, Сергеем Юрским… По их лицам и голосам мы судим о времени. Уходят, ничего не оставляя после себя. Не так, как мы можем наблюдать, например, в русском балете или в фигурном катании, где есть преемственность. Когда мастер воспитывает ученика. Одно поколение передаёт опыт, культуру предыдущих поколений в будущее. В кино и театре у нас этого не произошло. Будем честными. Не произошло. За тридцать лет, как после войны, мы стоим на руинах. Какой-то разрыв и пропасть между теми, кто уходит, и нами, кто остаётся. Часто бывают споры о том, где критерии, что является искусством, а что нет. Все так зыбко и тонко. Да все очень просто и очень конкретно. Время! Время и определяет. Если твоё кино будут смотреть через 30 лет, значит это и есть кино. Когда гаснут свечи, должны зажечься новые. А зажигают огонь от предыдущей свечи.
Не так давно мы делали интервью с художественным руководителем театра Гоголя Антоном Яковлевым, и Антон Юрьевич провел в нем красной линией очень важную вещь – усталость художника от постмодернизма, «от его рыхлости и невнятности, от его бесконечного и навязчивого сарказма». Вы разделяете эту усталость? Чего вам не хватает (не только как актрисе, но и как зрителю) в современном театре, кино?
- Постмодернизм – это прекрасно, но между искусством постмодерна и тремя буквами на заборе существует большая разница. Мне в современном искусстве не хватает самого искусства, искусство не может быть в отрыве от культуры, ведь если ты выбежал на сцену голым - это ещё не постмодерн. Вот я вижу в спектакле Фабра обнаженную женщину, танцующую на очень маленьком пространстве размером с чемодан, да она и танцует примерно как Диана Вишнева, и актриса сильная, она уже сама по себе произведение искусства, в ее тексте есть сарказм, да все что угодно, все, что хочет выразить режиссер, главное, чтобы он что-то хотел действительно выразить... Я вижу в этом новый язык и поиск, вижу, что мы находимся на территории театра. Но постмодерн по-русски – это нечто дикое, хочется вызвать полицию, чтобы забрали хулиганов со сцены.
Это непростая тема, помните, как в эпоху панк-рока появились интересные ребята, неважно было, как ты поешь и есть ли у тебя голос, важно, что ты парень из Оклахомы, взял микрофон и вышел на сцену, протестуя против всего… Как только протест был легализован, и эти группы стали получать большие доходы, вошли в систему, все стало не так интересно, и петь уже стало не о чем, панк-рок плавно исчез с арены. В нашем варианте я не вижу, чтобы кто-то серьезно заявил свой новый язык, стиль, новое направление в театре, вижу лишь запоздалую спекуляцию постмодерном и какое-то вопиющие презрение к зрителю.
В роли Любови Орловой в фильме "Раневская"
В чем, по-вашему, феномен Любови Орловой, сыгранной вами в кино, и других потрясающих актрис советского периода кинематографа? Спустя десятилетия мы смотрим на созданные ими образы и снова и снова восхищаемся…
- Это Дивы! С великими судьбами, большими талантами, незаурядным характером, люди культуры со своими великими трагедиями. Томас Манн сказал, что за красотой скрыта трагедия. Может, в жизни достаточно внешних данных, чтобы парень девушку полюбил, но для искусства, для кино - нет, недостаточно: на экране за чертами лица просвечивает судьба. Это мощные люди, великаны. Прошедшие войну, блокаду, смерти близких, тюрьмы, прошедшие достойно, не предъявляя претензий времени. Блистающие своей красотой и невероятной жизнерадостностью.
Конечно, нам интересна девушка дворянского происхождения, сидевшая в детстве на руках Шаляпина, получившая лучшее образование, свободно говорящая на французском, английском… Любовь Орлова… в роли прислуги Анюты или веселой ткачихи. Я вообще в детстве представляла, что ткачихи – это некие балерины, поющие красивые песни. Мы не знаем, где родители Любови Петровны, в документах написано: «служащие». Но где они? Расстреляны? Погибли в тюрьмах? И вот каково ей было петь «Широка страна моя родная, где так вольно дышит человек»? Один Бог знает. Любовь Орлова и Фаина Раневская иногда писали друг другу на французском, их, таких разных по характеру, объединяла некая тайна, та Россия, которую они потеряли и о которой говорить было нельзя. Вот это и создаёт весь замес невероятных по глубине ингредиентов, из чего сотворена Дива того времени.
В одном из интервью вы рассказали, что при поступлении в театральный институт, у вас было всего два платья - одно из легкой ткани, другое из шерсти: «…Я на них только воротнички меняла. Еще была черная водолазка и юбка-карандаш. Помню, как бабуля прислала пенсию, сорок рублей, и я купила себе какую-то красивую кофту, а потом месяц голодала и ела в долг в буфете. Но все равно я пыталась пополнить мой гардероб. Я первая стала носить черные лодочки с носочками, видела это на бабушкиных фотографиях. На меня тогда смотрели как на сумасшедшую, а сейчас это можно увидеть на показах Prada, Dior…» Для того, чтобы быть красивой необязателен большой бюджет? Важен ли стиль или это что-то навязанное нам обществом?
- И для чего вдруг быть некрасивой? По-моему, это естественно для женщины – стремиться к красоте. Внешний вид – это ведь посыл в мир. Иногда с помощью стиля можно и мир менять.
Я помню, когда я жила в пятиэтажке в Беляево, в подъезде валялись шприцы, рядом была пивнушка, ужасающая квартирка. И переехать не было денег. Меня поселили в эту квартиру от театра Станиславского. Для начала я поклеила на стены белые обои, нарисовала на них японскую живопись. Купила фонарики и бархатное платье, специально для моей жизни там, утром выводила на глазах стрелки и завивала кудри, устраивала вечеринки, где актеры читали стихи, оставляли на стенах свои рисунки, превратив это время в нечто красивое.
Моя тётушка, когда похоронила сына, всегда спала на бигуди, тщательно гладила одежду, выходила на работу красавицей, чтобы не умирать…
Если говорить о стиле в целом, одежда человека кричит о нем, о том, какой он и кем хочет быть, кем казаться, вообще говорит о многом. В принципе чувство стиля - отчасти совокупность того, что ты читаешь, какую музыку слушаешь, кого любишь и чем живешь, это когда внутренний мир проливается наружу. Я наблюдала многих талантливых людей: математиков, преподавателей, режиссеров, которые так увлечены своим делом, что им не до одежды вообще, но даже в этом своём пренебрежении к внешнему, они все стиляги невероятные! Вот мой батюшка Отец Алексей ходит в такой душегреечке, что хочется пошить себе такую же, очень, скажу я вам, стильно, как будто с подиума. Мне кажется, к интересному внутри человеку чувство стиля приложено как само собой разумеющееся. Я вообще умных людей и не видела никогда плохо одетыми.
А вы дива 24/7?
- Далеко не так (улыбается – Авт.). Я не знаю про себя и не могу оценить свой стиль. Сейчас, по-моему, несложно хорошо выглядеть, и у нас много красивых актрис со своим уникальным чувством стиля. Не назвала бы себя какой-то особо выделяющейся.
Люди по-разному относятся к одиночеству. Что для вас одиночество?
- Одиночество… Это хорошо… Как бы ни было грустно, но хорошо. Одиночество - это время правды. Одиночество может убить, а может дать новую жизнь. Одиночество, наверное, нужно встретить как лучшего друга. Это всегда потом становится точкой отсчета и главным поворотом в жизни. Мы бежим от него, работаем, загружаем день до отказа встречами, спортом, сотней маленьких дел, ищем любимого (любимую), рожаем детей, строим дома, слушаем музыку, - только бы не чувствовать это одиночество. Эту непонятную тишину, что сообщает нам о мире нематериальном. Все великие произведения созданы в одиночестве, наши важные решения принимаются наедине с собой. Мы приходим в этот мир и покидаем его в одиночестве. Никого с собой не забирая. Я стала писать сказки, рисовать картины, читать, искать что-то главное, мой спектакль «Александрийские песни» был создан именно в такой период. Да просто иногда полезно быть в тишине. Труд над собой - и есть что-то сакральное. В суете и спешке нужна остановка, и время ее даёт. Самое интересное, что как только это время остановки ты возьмёшь в союзники, оно тут же заканчивается. Я поняла: когда человек наполнен и снова обретает в себе жизнь, он не может быть одиноким, рядом с ним сразу появляются люди. Камни, которые ты собрал за это время, расходятся по рукам очень быстро.
Вы часто бываете в театре как зритель?
- Нет, я хожу на оперу и балет, там у меня есть ощущение театра. Правда, недавно посмотрела спектакль Полины Агуреевой «Соборяне» в нашем театре - восторг, там есть то, чего мне не хватает в театре!
Чего вам не хватает в театре?
- Мне не хватает в театре нежности и правды! В театр я почти не хожу. Редкость - увидеть по-настоящему хорошую актерскую работу, и уже невозможно ощутить тепло, нежность, мы забыли ее аромат. То ли души актерские 21-го века уже не в состоянии это передать, то ли современные режиссеры кастрированы на теплоту души. Как же я соскучилась по красоте в театре, до слез. По самому театру, по смыслу, по тишине, по актерским глазам, по голосу, по хорошей речи, по умному человеку на сцене и в кино, по тому невидимому, что может передать душа душе. Мне вообще плевать на все режиссёрские новаторства. Я объездила весь мир, видела за свою жизнь очень много работ лучших мировых режиссеров. И удивляли всегда те работы, которые сообщали что-то моей душе, я даже не могу объяснить - что. Ну что сообщают нам «Кувшинки» Моне? Или почему сжимается сердце, когда ты видишь белый корабль, выплывающий из-за горизонта, или читаешь стихи, и какие-то строки вонзаются в твоё сердце, - это нельзя объяснить словами. Отчего вырастают у тебя крылья… Это и является чудом театра, за которым стоит огромный труд…
В картине «Времена года» есть то, о чем вы говорите?
- О! Хотелось бы! Не знаю… Мне хочется верить, что наша картина получилась и пронзительной. Я смотрю изнутри, мне трудно оценивать. Могу сказать точно: музыка, написанная талантливым композитором Иваном Бурляевым, сыгранная живым оркестром в сто человек, меня впечатлила.
С мужем Максимом Шабалиным
- Это сильно сказано! Мне бы хотелось в это верить! Но я думаю, что это личный выбор Максима. Он даже не говорил, что учится на режиссера на курсе Прошкина, а говорил, что учится на управленца в МГУ. А потом однажды пригласил на съемку своего короткого метра «Умри, Джульетта». Наверное, не хотел, чтобы я на что-либо влияла... Он сам пишет сценарии, это полностью его идеи, и я в его фильмах только актриса. Я впервые увидела кино на Международном кинофестивале в Мексике.
Какими были ваши ощущения?
- Я не хочу ничего говорить, пока не состоится премьера.
Многим своим героям задаю вопрос, совместимы ли гений и злодейство? Может ли человек «так себе» моральных принципов считаться гением актерской игры?
- Гений и злодейство не совместны, безусловно! Часто спорю на эту тему с актерами, слыша, мол, как вот этот, он же так талантлив и так ужасен как человек?! Но он же не гений! Понимаете, чтобы создать нечто гениальное, нужно соприкоснуться с Богом. В такие моменты душу посещает откровение, а откровение приходит лишь к душе открытой. Все по-настоящему великие произведения были созданы не злодеями. Разве Бах злодей? А Моцарт? А Микеланджело? А Пушкин? Ван Гог? Мало того, я вообще скажу, что в вечности в искусстве не остается фальшь, подмена не живет долго. Я думаю, время всегда растравляет точки над i. В вечности остаются произведения искусства. Я думаю, что все, что сейчас у нас творится, через пятьдесят лет никто не вспомнит: ни названия фильмов, ни спектаклей, ни наших имён, ни лиц. В вечности остается только то, что принадлежит вечности.
В чем, по-вашему, причина фурора сериала "Слово пацана"?
- Начну с того, что я именно тот человек, который никогда бы и не посмотрел эту картину. Девяностые в отечественном кинематографе просто достали! Я никогда не была поклонницей Балабанова, эта тема длиной в двадцать лет мне неинтересна. Пришло другое поколение, жизнь стала другая, другие потрясения, и у зрителя уже просто тоска по умному человеку на экране. Я стала смотреть этот сериал, потому что я из Казани, и там прошло мое детство, которое я засунула в дальний ящик своей памяти, закрыла на ключик и постаралась забыть как страшный сон. Смотрела. Ревела. Как это точно. Как будто я оказалась там, перенеслась машиной времени, талантливо, честно! И это уже много. Верю всем! Фильм перенёс нас в ту реальность о которой, особенно тот, кто там был, не захочет говорить, каждый пытается забыть. Все было именно так. И это трагедия, за которой стояли взрослые люди. Ведь не детьми это было придумано. Сейчас стала модной фраза «благословенные 90-е». Я не советский человек, я и в детстве ощущала ветер перемен. Но не дай Бог нам ещё раз такого «благословения». Хорошо бы на этом поставить точку, это было бы достойно. Но если станут снимать продолжение и муссировать эту тему ещё несколько лет… Мир звенит, меняется с бешеной скоростью, а у нас все «пацаны». Вот этого бы не хотелось...
Что, по-вашему, ждет искусство в будущем?
- Не помню, у кого прочла такую мысль… Какими будут люди апокалипсиса? Это будет человек-потребитель, без духовных запросов, который не будет уже разбираться в произведениях искусства, не будет понимать картины Рафаэля, Монэ, которые как совершенно бесполезные вещи, наверное будут лежать на каких-то складах, потому что у людей уже не будет нужды в музеях.
В конце 19-го века Ницше сказал: «Бог умер», - и тогда все были в шоке. А сейчас для большинства людей Бог, действительно, умер, и это стало их реальностью. Но есть еще искусство, пронизанное знаниями о Боге, - во всех великих картинах Христос, во всей великой литературе – Христос, в каждой музыке Бог. Когда искусство прекратится, придет апокалипсис. Чтобы стереть с лица Земли любое напоминание о человеке Божьем, нужно сначала уничтожить Бога, потом отца и мать, потом мужчину и женщину, потом искусство, - и сколько еще продлится это наше время, успеем ли мы удержать Землю… Потому что искусство тоже держит Землю... Я всегда с надеждой смотрю в будущее, мне кажется, сто лет назад было гораздо более причин для подобных мыслей. Но вот мы живем, Пьета Микеланджело на месте, и в Третьякову большие очереди, а на Мойке по-прежнему оплакивают Пушкина .
В роли Бланш Дюбуа в спектакле "Трамвай «Желание»
- Первое - труппа театра, где собраны талантливейшие актеры, говорящие на одном языке, воспитанные одним учителем, второе – талантливый режиссер Егор Равинский, третье - текст Теннесси Уильямса без купюр, интерпретаций. Никто не хотел дотянуть автора до себя, нам всем хотелось дорасти до автора.
Я всегда знала, что Бланш - это моя роль, и я ее ждала. Владимир Агеев, мой любимый режиссер, хотел делать «Трамвай «Желание», у него была задумка, которую осуществил Вуди Аллен. Он хотел перенести пьесу в наше время, как в фильме «Жасмин». Но он ушел из жизни. Все другие варианты, возможности сыграть Бланш в Москве меня не устраивали, и большинство режиссеров говорили, что эта пьеса на сегодня неактуальна, что ее нужно переписывать. Хорошая пьеса не нуждается в переработке, она нуждается просто в хорошем режиссере. А здесь все совпало. Мне нравится, что я и зритель проделываем дорогу для того, чтобы встретиться с этой пьесой. Для меня это всегда большая ответственность, я знаю, что в зале есть люди, приехавшие издалека, чтобы увидеть мою Бланш, и я уже за нее словно в ответе. Это мой любимый спектакль.
Спектакль идет четыре часа, длинные монологи… Зритель не устает?
- Это неправда, что зритель хочет развлечений. Он уже от них устал. Зритель соскучился по смыслу. Зритель чуток. Удивительно, но у нас даже нет афиши спектакля и нет рекламы вообще но за три месяца вы не купите билет. За чем же тогда приходит зритель, как не за смыслом?..
Сцена из спектакля "Александрийские песни"
Ваш моноспектакль «Александрийские песни» основан на поэзии Михаила Кузмина, одного из самых необычных поэтов Серебряного века, автора «свободного стиха», «апостола эстетов». Я была на этом спектакле и видела, как зал взрывается аплодисментами после каждой сцены, что еще раз доказывает, что зритель не ищет развлечений в театре…
- Я очень люблю Михаила Кузмина, но это совершенно невыгодная поэзия для чтения, в ней нет действия, эти стихи ни к чему не призывают, ничему не учат, не несут идей, кроме какого-то ощущения радости, когда их читаешь. Поэма «Александрийские песни» была написана в революционное время, когда поэзия была пронизана тревогой и трагизмом, и вдруг такая безмятежность!.. «Александрийские песни» - что-то необъяснимое, как будто летит воздушный белый шарф над морем, или как запах сирени, или ландыш на подоконнике… Недаром эти стихи были положены на музыку, но либретто, написанное Михаилом Кузминым, утеряно, поэтому мы сочинили свою музыку. У меня классные музыканты - группа «Бобры», мы вместо написали неплохое либретто. Мне захотелось пролить нежность на сегодняшний день. Слово «романтизм» уходит из нашего словаря
Для меня Александрия – место красоты, город, где процветали поэзия, живопись, где была самая большая библиотека, где искусство чувствовало себя свободным, где была удивительная творческая энергия. Возможно, это что-то похожее на атмосферу в Пушкинском Лицее. В стихах каждого великого поэта присутствует образ Александрии как особое место для художника.
Во второй части звучат песни Марлен Дитрих, Вертинского, возникают Пушкин, Маяковский, - почему?
- Первая часть «Александрийских песен» относится к городу Александрия, к некоему идеальному городу как к идее, а вторая часть – к клубу «Александрийские песни», который был в Париже, в Александрии, где пели и Марлен Дитрих, и Вертинский, это был клуб, ставший домом для русских людей, покинувших родину после революции.
А Пушкина, Маяковского я просто сама причислила к жителям Александрии.
Это как бы клуб «Александрийские песни», который мне хотелось создать для отчаянных романтиков, куда приходили бы люди в красивых платьях и костюмах, в белых рубашках, пили бы шампанское и читали стихи, они входили бы в этот клуб, устав от суеты, садились бы в воображаемые гондолы и отправлялись в Александрию...
В обществе сегодня большой запрос на поэзию, судя по обилию поэтических вечеров, чем он вызван, по-вашему?
- Сегодня поэзия необходима даже больше, чем когда-либо.
Без поэзии невозможно, человек говорит стихами, когда он вырывается из бытового течения дисгармонии и попадает в мир музыки и гармонии. Без поэзии человек зачахнет. Слово ведь много может.
фото: из личного архива Ирины Гриневой; Ирина Заргано; Алексей Бычков; Полина Иониди
