«Душа в бутылке»

(одно из последних интервью с Венедиктом Ерофеевым)

Это интервью, которое Венедикт Ерофеев — самый, наверное, оригинальный русский писатель, — дал итальянским корреспондентам 23 января 1990 года, оказалось одним из последних в его жизни: в мае Ерофеева не стало. На русском языке текст, обнаруженный и подготовленный Ильей Симановским, биографом писателя, публикуется впервые.

Репортаж Марко Полити для газеты “Il Messaggero” (интервью "L’anima in bottiglia" опубликовано в номере за 17 февраля 1990 г., с. 17)

Перевод — Марина Кораблева при участии Франчески Лаццарин

Редактура и комментарии (даны курсивом в скобках) — Илья Симановский

За помощь и советы публикатор благодарит Марка Гринберга и Надежду Ишмурзину.

Копия оригинальной статьи

У Вени есть привилегия - он живет в «Доме образцового содержания». Так гласит табличка у входа в многоэтажку, означающая, что в подъезде убирают, - поэтому там не воняет, стены не лоснятся от грязи, а на лестницах не сдерживаешь тошноту.

У Вени, Венедикта - то есть Бенедетто (benedetto по-итальянски — благословенный) - Ерофеева есть и другая «привилегия», в кавычках. Из-за больной левой руки ему назначили нищенскую пенсию по инвалидности: 26 рублей, «на них можно купить два килограмма колбасы или полтора литра коньяка». Не говоря уже об операции на горле, из-за которой он вынужден хрипеть, объясняясь с помощью прибора на батарейках.

У Вени небритое лицо, грязно-седые волосы - и детский взгляд. Глаза голубые и кроткие. Но когда изнуренный и раздраженный Веня, глотнув коньяка, ворочается в постели (Ерофеев часто принимал гостей лежа), его слова могут ужаснуть. Вспышки отвращения и яростной нетерпимости к внешнему миру проявляются взрывом ругательств, перемешанных с самыми гадкими непристойностями.

Сегодня Веня сидит на кухне и не кричит, как в прошлый раз: «Плевать на душевное благородство!», а предпочитает тихим голосом сетовать на то, что советское агентство по авторским правам его ограбило.

- Они должны были подписать договор напрямую со мной, эти глупые итальянцы.

Веня говорит об этом так, словно хуже неприятностей в его жизни не было. Жена, крупная блондинка лет сорока, бормочет: «Он пишет очень своеобразно…» Ерофеев выгоняет ее: «Это не женское дело!»

Первое издание МП на итальянском. 1977 г.

«Москва на водке» (название поэмы в итальянском переводе), на русском «Москва - Петушки» - шедевр Венедикта Ерофеева, недавно переизданный издательством «Фельтринелли». Как видно из названия, между Москвой и Петушками ходит электричка. Это электропоезд, проезжающий мимо облезлых пригородных строений, осевших от дряхлости дач и сомнительных окраин. На пути из Москвы электричка минует беспорядочное нагромождение фабрик и жилых домов, плавно переходящее в почти неотличимую от задворок мегаполиса загородную местность. Речи, которые произносит ее пассажир - герой книги, нетвердо стоящий на ногах и галлюцинирующий Веня, - беспощадная сатира, бичующая серый брежневский застой. Чем тоскливее окружающее уныние, тем искрометнее сарказм героя, тем острее его желание жить. Каждый шаг к опьянению, каждая бутылка водки, выпитая в дороге, каждый глоток «изысканного» коктейля на основе политуры - это вспышки упрямого и причудливого сопротивления повседневному гнету.

- В странах НАТО, как и в странах Варшавского договора, толком не знают, что такое пить, - комментирует Ерофеев, - в этом они полные дилетанты. Только мы, русские, от рабочих до начальства, знаем, что в выпивке всегда есть смысл. Попытки запретить ее бесполезны. Русский человек, когда ему причиняют боль или вытирают об него ноги, пьет. В России всегда что-то отнимают: землю, имущество, алкоголь.

Второе итальянское издание МП. 1990г.

Из окна кухоньки видна городская панорама: серые безликие дома и березы. На столе - бутылки водки и коньяка, чай для гостя и банка со сливовой наливкой. Ерофеев не любит давать интервью, он мог бы часами сидеть молча, иронично и недоверчиво поглядывая на гостя, как лесной зверь, затаившийся в кустах. Он отвечает отрывисто, тоном оракула, скептическим и саркастичным.

- Здесь ничего не изменилось, - говорит он, - вообще ничего. Сколько я ни видел русских - всех возрастов и всех типов, - они не меняются. Как и прежде, русская душа задыхается от страха.

Я хотел спросить, существует ли она еще, эта русская душа, но Веня, нажав на кнопку и приложив прибор к горлу, опережает меня:

- Эта загадочная, ненавистная и дурацкая русская душа так устроена. Малейшие перемены вызывают в ней дрожь страха, понимаете? Я много путешествовал - и всюду, от Средней Азии до Кольского полуострова и Северного Ледовитого океана, встречал в людях одно и то же: «жили плохо и будем жить плохо».

Ерофееву за пятьдесят, и он изрядно поездил по стране. Выбравшись из Мурманской области в Москву, мотался по разным городам и весям, побывал в Горьком, в Литве… Долгие годы провел в вагонах поездов, держась подальше от властей, не жаловавших его за привычку к вольной жизни и еще более вольный образ мыслей. Но тут и близко нет дорожной романтики в духе битников и Керуака. Скитания по хрущевской и брежневской России совсем не похожи на путешествия по американскому Западу - Вене попросту нужно было забиваться в очередной глухой угол, чтобы скрыться от Всесильной Нормальности. После того как его выгнали из Московского университета, он работал каменщиком, штукатуром, библиотекарем, заведующим цементным складом...

Среди поездов, курсирующих в памяти Вени, нужно упомянуть и те, к которым имел отношение его отец, начальник маленькой железнодорожной станции на севере.

- Из Ленинграда пришел приказ арестовать начальников каждой третьей станции на линии Ленинград - Мурманск. Одним из них был мой отец.

Это случилось в 1938 году, когда Вене не было и года. Следующие 16 лет его отец провел в тюрьме. (Интервьюер дезинформирован - отца Ерофеева арестовали позднее, в 1945 году, и он провел в заключении меньший срок).

«Вальпургиева ночь» много лет лежала среди стопок ненапечатанных сочинений Ерофеева и была поставлена только в 1988 году (возможно, ошибка: в СССР премьера ерофеевской пьесы состоялась в 1989 году). Автор пьесы беспощадно, с мрачным юмором, описывает безумие мира, порожденного сталинщиной и лагерями. Действие «Вальпургиевой ночи» разворачивается в психиатрической больнице, где пациенты, посетители, врачи и санитары существуют в беспросветной атмосфере абсурда и жестокости.

- Я не писатель, - подчеркивает Веня. - Мне смешно, когда у меня находят подражания. Ну какой Гоголь! Я его даже не читал, - шутливо подмигивает он. - Один критик написал, что я слишком много взял у Булгакова, а я «Мастера и Маргариты» и в глаза не видел!

Рисунок Алексея Неймана, сделанный за год до смерти писателя. Ерофеев любил принимать гостей лежа, в этой позе

- Никто.

Солженицын?

- Он необходим русским, но его литературный талант не так уж и велик.

Значит, вам совсем никто не по вкусу?

- Из поэтов мне нравится Бродский, я полюбил его за двадцать лет до Нобелевской премии.

Десятилетиями Веня не столько писал, сколько беспорядочно испещрял строчками листки и тетради в своих лихорадочных скитаниях по России.

- Теща, - шепчет он ядовито, - сожгла мои дневники 73-го и 85-го годов. Печь ими растапливала. (Налицо ошибка: Ерофеев имеет в виду свою первую тещу, Н.К. Зимакову, которая умерла в 1981 году и таким образом в 85-м растапливать печь уже ничем не могла).

Остальные рукописи, вероятно, сохранились, но кто знает, где их искать...

«Москва — Петушки» была восстановлена друзьями Вени, терпеливо расшифровавшими сотни разрозненных строчек. (Это не так; рукопись «Москвы — Петушков» действительно сохранилась благодаря друзьям Ерофеева, но она никогда не представляла собой «разрозненные строчки», и необходимости восстанавливать ее не возникало).

Возможно, лишь сейчас началось относительно спокойное время. Скоро и в СССР должна выйти «Маленькая Лениниана» (правильно - «Моя маленькая Лениниана») - подборка ленинских цитат, перемежающихся комментариями самого Ерофеева. Ранее она уже была опубликована в парижском журнале «Континент».

- И Ленина, и Сталина я ненавижу, и с каждым днем все сильнее, - поясняет он, добавив: - Слишком многое замалчивалось, потому что второй был лишь верным продолжателем дела первого.

Сейчас, на волне успеха «Вальпургиевой ночи», которая идет одновременно в двух театрах, Ерофеев завершает работу над двумя комедиями: «Фанни Каплан» и «Диссиденты».

Фанни Каплан - это та, что пыталась убить Ленина?

- Да, но она тут ни при чем. Моя история разворачивается в пункте приема винной посуды.

А как насчет вашего произведения о диссидентах?

- Это будет моя Божественная Комедия.

Дальнейшие расспросы бесполезны.

Как называлось ваше первое произведение?

- Я написал его в пятилетнем возрасте. Моя мать прекрасно его помнила, оно называлось «Записки сумасшедшего», - он улыбается, прикладывая палец к губам как озорной ребенок.

Не высказываясь ни за, ни против Перестройки, Веня предпочитает жить тихо и обособленно, хотя его дом осаждают друзья и посетители. Только одна новость последнего времени действительно его потрясла - грандиозные перемены в Восточной Европе.

- Это что-то невообразимое: Живков арестован, Чаушеску убит, Хонеккера отдают под суд!

Перестройка?

- Эта заморская идея, пришла из Америки.

Горбачев?

- Думаю, в этом году с ним случится что-то плохое, но мне бы этого не хотелось. Не потому, что он мне нравится, а потому что жить станет невозможно. Когда мы праздновали с друзьями Новый год у настоящей елки, мы сказали друг другу: «Вся надежда только на Бога, иначе нам не выжить».

Вы верите в Бога, Венедикт Ерофеев?

- Глупый вопрос. Начиная с 1866 года, когда было написано «Преступление и наказание», спрашивать об этом бессмысленно. До этого Достоевский писал довольно веселые вещи. Не так ли?..

Этой осенью в издательстве «Новое литературное обозрение» выходит составленный Ильей Симановским и Олегом Лекмановым сборник «Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве», в который войдут ранее не публиковавшиеся интервью автора «Москвы — Петушков» и другие уникальные материалы о его жизни и творчестве.