Автор: Светлана Иванова
Десять лет назад доцент факультета иностранных языков МГУ Наталья Авсеенко оставила научную кафедру ради того, чтобы однажды нырнуть в ледяную воду с белухами. Впервые увидев человека без одежды, умные белухи стали спасать отважную девушку и чуть не помешали Наташе установить экстремальный рекорд: 10 минут 40 секунд под водой минус 2 градуса. После этого эксперимента Наталья вынырнула уже другим человеком
− Однажды в октябре я оказалась в Минске у друзей. Эти друзья, убеждённые «моржи», настойчиво начали подбивать меня закаливаться. А у меня было хроническое заболевание почек, я не то что плавать в холодной воде не могла − для меня просто промочить ноги всегда было проблемой. А тут подумала: была ни была! К тому же было ещё сравнительно тепло: до морозов далеко. И вот мы каждый вечер стали ходить на водохранилище и заныривать...
И знаете что? С каждым погружением в воду я начала замечать, что мне в воде всё легче и легче. Больше того, я плаваю всё дольше и дольше, могу тридцать минут плавать, хотя вода уже ледяная – всего восемь градусов. Потом она стала пять градусов. В конце концов, и вовсе замёрзла, потому что при четырёх градусах пресная вода замерзает. И вот лёд, а мы продолжаем плавать – уже подо льдом. И я ловлю себя на мысли – да это же счастье!
Вернулась в Москву. Чувствую – нельзя это дело бросать. Собрала компанию таких же чудиков, и мы каждый вечер стали ездить в усадьбу Узкое – ныряли в пруд нагишом. Потом я поняла, что могу совершенно спокойно ходить по снегу босиком. Тренировалась так: выходила на улицу уже глубокой ночью, чтобы никого не шокировать...
Начала всего-то с пяти минут и через какое-то время могла уже очень долго ходить и по снегу, и по льду. А однажды, во время одного из рейдов в Узкое, я засунула под лёд голову – мне было интересно, что же там? И тогда...
Но сначала небольшое отступление.
Понимаете, у меня в детстве была мечта − увидеть живую белуху. Понятия не имею, откуда взялось! Возможно, когда-то увидела картинку в журнале. Но этот образ – трогательного и в то же время мощного существа – не выходил у меня из головы. Поэтому, сколько себя помнила, всегда мне хотелось с ними встретиться.
А тут всё совпало: закаливание, лёд, белухи. Я поняла, что надо пользоваться моментом, хватит откладывать свою мечту на потом – пора ехать за полярный круг, на Белое море. Я готова. К чему? Готова стать абсолютно открытой и беззащитной – перед белухами, перед климатическими условиями, перед социумом и системой. В конце концов, перед самой собой. А ещё готова показать другим, что человек не может быть царём природы, что природа – она главнее. Просто мы стали забывать об этом. И совершенно напрасно!
Поехала не одна, с командой, во главе которой была моя подруга Наталья Углицких – ей захотелось сделать фильм, заснять мой эксперимент.
Помню, уже день снимаем, второй. И вдруг Наташа говорит: «Действительно хочешь быть открытой и беззащитной перед белухами? Тогда... раздевайся!»
Для меня это был шок! И это слабо сказано. Я воспитывалась в очень консервативной семье. Мне было невероятно тяжело преодолеть своё стеснение – в команде были мужчины, совершенно мне не знакомые. Но что самое забавное: в итоге, когда я себя переборола, никто даже внимания не обращал на мою наготу!
Для них «человек открытый» и «человек закрытый» – это два разных человека, и они бросились от меня врассыпную. Но через какое-то время белухи снова начали подплывать ко мне – увидели, что мне реально плохо, спазм не проходит, – и они стали подныривать мне под ноги, пытаясь вытолкнуть меня с глубины восемь метров на поверхность. Вытолкнули! И, по большому счёту, спасли.
Было ли мне страшно? А как же!
А потом мы отправились в Биофильтры. Там очень красивые торосы. Но это геопатогенная зона, в которой происходят странные вещи: компьютеры отказывают, снаряжение накрывается, люди могут всплыть и ни с того ни с сего потерять сознание.
Мне надо было проплыть метров двадцать пять подо льдом, вода – минус два градуса. Если при такой температуре открыть глаза, то хрусталик замёрзнет через минуту и человек потеряет зрение. Свет яркого прожектора, куда я должна была плыть, был виден сквозь веки как тоненькая лучинка. Если промахнёшься, то всё – уплывёшь и не вернёшься.
Я заставила себя залезть в воду, а она, вода то есть, мне буквально говорит: «Я тебя сегодня не принимаю». В итоге вылезла из воды – сижу, укутавшись в плед, не плачу, но читаю про себя «Отче наш». И вдруг внутри у меня голос: «Вот сейчас у тебя получится, иди!» После этого я очень легко залезла в воду, сняла маску и проплыла отрезок, не чувствуя холода.
У меня было ощущение, что я нахожусь в воздушной тёплой капсуле, и буквально опешила, когда мне кто-то засунул регулятор с воздухом в рот. Я прошла отрезок под полутораметровым льдом, выполнила задание. Теперь надо было дышать и выйти на поверхность. Это было чудо! И тот момент, когда в мою жизнь вошла вера.
Не понимаете? Объясняю. У нас на лице очень много рецепторов. И когда мы опускаем лицо в воду, эти рецепторы передают сигнал в мозг: тело, ты в воде и сейчас ты будешь находиться в режиме, который не свойствен жизни на суше. И включается очень интересный физиологический процесс. Начинает раскрываться «нырятельный» рефлекс млекопитающих.
Сосуды наших конечностей, рук и ног, сужаются, так как под водой они не играют основную роль, и огромный объём крови, обогащённой кислородом, устремляется от периферии к центральным органам: в мозг, сердце, лёгкие, печень, почки. Потом наступает брадикардия – замедление сердечного ритма. Наше сердце начинает биться медленнее, но более ярко.
И кроме этого, под водой организм человека перестраховывается. Селезёнка сокращается, из неё выбрасывается гемоглобин, который отвечает за то, сколько кислорода мы можем вместить в себя и как его транспортировать. Всё, запускается механизм, который позволяет человеку оптимально пребывать в воде на фоне задержки дыхания. Он раскрывается у всех людей. Просто у младенцев и у опытных фридайверов он раскрывается чуть быстрее.
«Что такое фридайвинг? Это спорт, но спорт скорее всё-таки для уже зрелых людей. Потому что здесь не обойтись без жизненного опыта и мудрости. Ты должен сначала состояться как личность, наработать уже какие-то защитные механизмы, которые не позволят нырять безбашенно, не позволят тебе перейти грань, за которой отключается инстинкт самосохранения. Иначе можно погибнуть»
Как я стала фридайвером? Благодаря нелепому случаю. Я была тогда уже сертифицированным дайвером. И вот однажды, когда я возвращалась из Египта, в аэропорту у меня украли багаж: гидрокостюм, грузовой пояс, боты, ласты, компьютер, маски, нож, фонарик, акваланг – всё украли! Собрать снаряжение заново довольно сложно и очень дорого. К тому же в тот момент я разводилось с мужем, которого я любила и с которым мы прожили вместе десять лет. В общем, трудный был период.
И тут президент нашего дайв-центра, узнав о моём несчастье, сказал: у нас фридайвинг открывается, а ты же пловчиха бывшая, может, попробуешь? Со снаряжением поможем... Так я попала к легенде фридайвинга Наталье Молчановой, которая перевернула всю историю этого вида спорта. Ей сейчас за пятьдесят, а она до сих пор держит все рекорды мира. Помню, Молчанова посмотрела на меня при первой нашей встрече и сказала: «Через две недели будешь участвовать в чемпионате России». Я ей: «Но я же ничего не умею!» – «Не важно, главное – участие».
Ничего удивительного! Всё просто: пловчиха почувствовала пловчиху…
У нас в семье почти все были пловцами. Папа пловец, тётя пловчиха. Это я долго считалась «белой вороной» – в детстве ужасно боялась воды, где-то с трёх до шести лет не могла даже лицо в воду опустить. Родители записали меня в бассейн – лишь бы преодолела страх и просто научилась плавать. Там меня и увидел мой будущий тренер и пригласил в секцию.
В одиннадцать лет я защитила «Мастера спорта» и очень быстро стала членом юношеской сборной Советского Союза по плаванию. Но в пятнадцать лет у меня, как говорят на спортивном сленге, встали результаты. Спорт высоких достижений требует определённой «подпитки», да, допинга, а мы с тренером от этого отказались. Стало ясно, что олимпийской чемпионки из меня не получится, что надо менять направление.
Я решила поступать на филфак МГУ и со спортом завязала. Думала, навсегда.
Вообще, я специалист по межкультурной коммуникации – налаживаю мосты между разными культурами. Я была первым кандидатом наук, воспитанным нашим факультетом иностранных языков.
На втором курсе я попала в Штаты и работала продюсером на радио «Свобода» у Савика Шустера в его программе Liberty Live. Готовила экспертов для прямого эфира. Это были уникальные люди и гости: Горбачёв, Ельцин, Явлинский, Немцов, Чубайс, Гайдар, Хакамада. Все харизматики. Это была очень интересная работа.
Потом защитила диссертацию, получила учёную степень, звания, написала кучу монографий. И десять лет преподавала в университете предмет, по которому в то время ещё даже учебников не было, – теория и практика межкультурной коммуникации. Экзамен или зачёт у меня проходили так: студенты тянули билет, начинали отвечать на вопрос, а потом я им предлагала: «А теперь поговорим…» Билет откладывался, и мы вместе размышляли о разных культурах мира и их взаимодействии.
Были эпизоды, когда мне предлагали за сдачу экзамена деньги. С такими студентами я поступала жёстко. Раз человек идёт на лобовое столкновение, его надо отёсывать. И точка.
Бывало, что мои ученики пытались меня воспитывать и проверяли на прочность. Я была ещё аспиранткой, когда мне предложили преподавать в частной школе английский язык. Это была элитная школа, где учились дети известных людей, и учителей отбирали особенно тщательно: сначала директор школы, а потом уже сами дети на уроке прощупывали учителя, насколько он свой не свой. Меня лично 9-е и 10-е классы испытывали, наверное, месяц. Вот это, скажу я вам, был опыт общения не с мирными белухами, а с настоящими акулами!
Не знаете, как дети доводят учителей? Не слушаются, кричат, не делают домашнее задание и выжидают – что же будет? Я справилась и, в конце концов, подружилась с ребятами. Думаю, всё получилось, потому что они все были мне небезразличны.
Я действительно очень переживала за каждого. Когда у ученика что-то не получалось, я не пыталась его задавить и показать ему, что он ничтожество, как это часто бывает, я старалась поддержать, чтобы ему самому захотелось сделать шаг к знанию. Иногда это получалось, иногда нет.
Самый приятный момент был, когда на урок, на котором мы говорили о домашних животных, полкласса притащили в сумочках кто хомячка, кто ужика, кто лягушку, кто котика, кто черепашку. Всё это квакало, шипело, мяукало – и было действительно очень трогательно.
Конечно, мне было страшно бросать престижную работу в университете и уходить в неизвестное. Но на тот момент всё, что я могла донести до студентов, – лишь голую теорию. У меня не было возможности выдавать что-то новое в плане моих собственных наблюдений. И я решила: пусть у меня не будет докторской степени, зато я буду живым специалистом. Потому что общение с фридайверской средой, где за одним столом могут сидеть японцы, немцы, американцы, новозеландцы, колумбийцы, бразильцы, – это и есть настоящая межкультурная коммуникация! Надо этим пользоваться – брать и изучать.
Не могу сказать, что фридайвинг для меня – это любовь с первого взгляда. Самые первые соревнования закончились для меня страшным стрессом.
Мне не объяснили, как правильно дышать после задержки дыхания, и произошло то, что мы, фридайверы, называем потерей моторного контроля. В моём организме было такое низкое содержание кислорода, что мозг решил войти в «экономичный» режим работы и отключить органы, которые отвечают за движение...
В этом нет ничего страшного, это длится несколько секунд, но на тот момент, когда я не понимала, что со мной происходит, мне казалось, что всё – на этом весь мой фридайвинг и закончился.
Я не бросила только потому, что благодаря фридайвингу я стала спокойнее относиться к тому, что раньше причиняло мне боль. Погружения под воду для меня как инструмент очищения.
«Когда я ныряю, для меня каждая глубина, каждая длина в бассейне – это своего рода чистилище. Ворота открываются, и я туда прохожу. Но перед этим необходимо перелопатить огромное количество внутреннего мусора. Но по-другому не получается: пока не проработаю свои внутренние проблемы, комплексы, не могу уйти дальше и глубже. Правда, поняла я это далеко не сразу»
Первый раз в Лозанне я была очень хорошо подготовлена и так расслабилась, что, когда открыла глаза, не поняла, куда я приплыла. Разумеется, меня дисквалифицировали, хотя я могла показать хороший результат. А уже через неделю у нас был чемпионат в Ницце. Наташа Молчанова объявила тогда 86 метров – на тот момент это был очень крутой результат, отрыв от всех женщин составлял 20 метров. Я объявила 66 метров, и это оказался третий результат. Я могла сразу встать на пьедестал с чемпионами и стать известной.
Перед погружением меня предупреждали, что при выныривании нельзя хвататься за трос – это дисквалификация. А у меня так вышло, что я вынырнула и на доли секунды потеряла контроль. В итоге меня просто завалило на этот трос, и я снова получила дисквалификацию.
Помню, как я летела в Москву и всю дорогу рыдала. Потому что это был провал. Очень глупый провал. Но этот провал открыл мне весь мой эгоизм, самоуверенность, тщеславие. Я хотела легко хвостиком махнуть, получить всё и сразу. Без усилий. Полагаясь лишь на наглость и глупые амбиции. А вода мне показала, чего я стою. И когда я это поняла, я себе страшно не понравилась. И нужно было меняться, перелопачивать себя, потому что выхода другого не было.
Мой первый удачный нырок – когда я повторила рекорд мира, будучи абсолютно больной. Когда у фридайвера заложены пазухи носа, он не только не может уйти вниз – невозможно лицо в воду даже опустить, такая боль. Я хотела отказаться от соревнований, но моя подруга-шведка, рекордсменка мира на тот момент, сказала: «Ну что ты рыдаешь? Попробуй, вдруг чудо случится?»
Она отвела меня в зону старта, пристегнула страховкой. И вдруг со мной действительно что-то случилось: я перестала бороться с собой, с водой, со вселенной. Я забыла о времени и о результате, я просто открылась тому, что должно было произойти. И нырнула...
Очнулась только тогда, когда врезалась в тарелку-ограничитель, которую устанавливают на заявленной спортсменом глубине. Схватила – эту штуку мы должны доставить наверх, – засунула в рот, потому что не знала, куда ещё её деть, и пошла всплывать на поверхность. А наверху – гробовое молчание: никто не мог поверить, что это произошло, что я это сделала!
А второй раз чудо произошло во время турнира на Багамах. Я жила вместе с легендой фридайвинга из Бразилии. У неё украли багаж со всем снаряжением, и я предложила ей своё – и нырять по очереди. Её стресс тут же передался мне, и я пять дней не могла нырнуть. Иду вниз, дохожу до определённой глубины и чувствую – не мой момент... Разворачиваюсь и возвращаюсь. А потом бразильянка уехала, и мне приснился сон, что на чемпионат я должна надеть более тонкий костюм, повесить на себя меньше грузиков, сделать глубже вдох...
Был пасмурный день, ветер, течение. А я сидела в своём тонком костюме и страшно мёрзла. И вдруг из ниоткуда появилось солнце, и оно так меня согрело, так озарило! Я спустилась в воду, через три минуты сделала глубокий вдох и поняла, что вот сейчас-то всё и произойдёт. Трос натянулся, и я как нож в масло вошла в воду. Ни течения – ничего. Тогда я и установила мировой рекорд − 57 метров без ласт.
Вода научила меня прислушиваться к себе. Человек, который испытывает стресс и страх, становится закрытой структурой, и вода это «считывает». Она либо пытается помочь, либо учит. Меня она учила очень жёстко.
За день до начала чемпионата мира 2007 года я здорово перенервничала перед тренировкой. Мне бы в воду вообще не соваться, пересидеть, но я, поддавшись амбициям, полезла на глубину. Амбиции и стресс привели к изрядному напряжению на 65 метрах, результат – серьёзная травма. Я получила опадание лёгкого и чудом всплыла с глубины. И потом месяцы ушли на восстановление.
«Могу ли я остановить сердце? А почему же нет? На несколько секунд могу, и пульс изменить могу. Это обычная работа с дыханием и сознанием. Ты фиксируешь внимание на процессах, которые протекают внутри тебя, и ты меняешь их. Это не столько даже остановка сердца, сколько долгая пауза. Я могу даже вызвать аритмию. Другое дело – зачем это делать?»
Факирством-то я не занимаюсь. Да, однажды меня исследовали в институте высшей нервной деятельности. Потом приглашали в Южную Корею, в институт изучения возможностей человеческого мозга, я там даже читала лекции. У меня нет никаких сверхспособностей. Просто я очень долго занималась тем, что открывала всё новые и новые возможности своего организма и выводила их на осознанный уровень. Поймите, то, что я делаю, может сделать любой человек, в этом нет ничего особенного.
Сейчас я уже сама преподаю. И знаете, что я заметила? После моих мастер-классов многие мои ученики меняли профессию или образ жизни. А даже если и нет, в любом случае стали другими – душевно другими: более тёплыми, проницательными, эмпатичными.
Но главное – вода их сделала более гибкими по жизни. Они как ветка. Когда на ветку падает снег, ветка начинает прогибаться. Это не значит, что она ломается, она лишь прогибается – с тем, чтобы снег упал и потом она снова восстановилась. Они становятся очень «текучими» в жизни.
Недавно в Харькове мы открыли детскую секцию для деток с ДЦП. У этих ребятишек гипертензия, или перенапряжение мышц. И я вижу, что вода творит с ними чудеса.
Кстати, в Севастополе есть уникальная чета – создатель моноласты Борис Поротов и его жена. Они в своё время сделали переворот в подводном спорте. А потом в Крыму основали дайв-центр, где занимались с детишками-инвалидами. Их ученица недавно взяла третье место на паралимпийских Играх в Сиднее по плаванию. Они уже достаточно пожилые люди, сами не преподают, и я очень хочу перенять их опыт, методику и дальше продолжать это дело.
Но в тот момент, когда он наконец-то приехал в Москву, меня обокрали. Дома – бардак, всё перевёрнуто, по квартире невозможно нормально пройти. У меня тогда вообще был ужасный период – один за другим потеряла пять близких друзей.
И это ограбление меня окончательно сломало – лежала дома, просто встать с постели не могла... И тут приезжает Олег, звонит и просит разрешения меня навестить. И что вы думаете? Он два дня просидел на коленях у моей кровати, держа меня за руку.
Потом Олег должен быть надолго уехать в Австралию, а когда вернулся в Харьков, я приехала к нему, и он потащил меня в загс. Олег предприниматель, но в определённый момент начал заниматься тем же, чем и я, – раскрытием себя и очищением от шелухи. Для меня этот инструмент – фридайвинг, а для него – одиночные мотопутешествия.
Последнее время я живу в Москве − заболела мама. Врачи отказались её лечить, поставив 4-ю стадию рака лёгких. Но всё же нашлись специалисты, которые сказали: «Знаете, здесь можно попробовать помочь», – и дали надежду. После химиотерапии опухоль уменьшилась.
Мы уже очень спокойно и реалистично относимся к болезни. Потому что сейчас самое главное – сохранить качество жизни и сделать то, что мама не сделала в своей жизни и из-за чего заболела. Каждый человек знает, чего он не сделал в жизни, где он смалодушничал, где смухлевал, где не открылся, где замкнулся, – жизнь же всё показывает. Мама молодец. Сейчас мы начали заниматься с ней тай-чи, цыгуном. Это как фридайвинг, только на суше – медленные движения с внутренней улыбкой.
Вы даже не представляете, какой это свет, какая любовь и радость от того, что чувствуешь: этот человек есть в твоей жизни и ты его любишь бесконечно! Ты готов сделать всё, готов отдать всё ради него, тебе ничего не жаль.
Это мама помогла мне понять – насколько здорово служить людям. Просто отдавать всё, что можешь отдать, ничего себе не оставляя.
фото: Виктор Лягушкин
