Радио "Стори FM"
Мария Ким: Мой телефон 03

Мария Ким: Мой телефон 03

В Издательском доме «Городец» выходит дебютный роман «Мой телефон 03» самого молодого автора серии «Ковчег» двадцатиоднолетней Марии Ким. История молодой девушки, которая работает фельдшером на скорой. Писательница ярко и талантливо представляет читателям портреты тех людей, лица которых очень часто забываются после того, как машина с проблесковым маячком оказывается у дверей больницы. Честный рассказ о наших медиках – смешных, грустных, добрых, злых и порой безгранично беспомощных.

cover2.jpg


Я вас не слышу

Чем больше преисполняешься, тем больше

работников года замечаешь вокруг себя.

Диалоги скорой помощи

Смену я сдала вовремя, но вовремя уйти со станции не успела. «Подняться к старшему фельдшеру!» – свежим голосом бросила по селектору сменная диспетчерша и назвала несколько фамилий дежурантов старой смены. Тела дежурантов остались неподвижны на своих диванах. Я знаю, что они встанут минуты через две, им нужны силы, чтобы собрать непослушные гудящие мышцы. Или не встанут, и тогда диспетчер через четыре минуты позовет их опять.

Я поднялась на третий этаж. Третий этаж подстанции – административный. Здесь сидят заведующий, старший врач, старший фельдшер и статист. Отсюда статист с утра принимается обзванивать поликлиники, чтобы направить участковых терапевтов по адресам вызовов прошлой смены на контрольный визит. Есть ли у статиста другие обязанности, мне неизвестно. Старший врач подстанции приходит в рабочие дни с утра пораньше, проводит с дежурантами планерку и проверяет карты вызовов. Если карта написана с ошибками, возвращает ее фельдшеру с замечанием, чтобы жалобы больного совпадали с описанием в руководстве, а лечение соответствовало стандарту, и без самодеятельности.

Работа в кабинете старшего фельдшера бушевала созидающим смерчем. Все носились, орали, путались. Одна Алена была к хаосу равнодушна, собрана и спокойна.

– Десять бригад не дам, – говорила она в телефон, – болеют. Восемь будет. И педиатры. Вместе с педиатрами. Сима, позови мне их еще раз, надо раздать расчетки и определиться с отпуском, – это уже по другому номеру. – Неля, морфина много списали вчера, скажи им, чтоб не хулиганили, на старых запасах до четверга бы дотянуть, – фельдшеру аптеки, та выдает новой смене наркотики за соседним столом. – Маша. К тебе просьба. Пойдешь на центр диспетчером.

Я вздрогнула. «Маша» – это уже явно мне.

– Зачем? Это куда? И я не умею. И что с деньгами?

– На центр, в оперативный отдел. Поедешь сейчас к старшему диспетчеру, составите график, она тебе все покажет. Надо принимать вызова, там по сетке, компьютер, не сложно, должна понять. Там народу нет. Я уже студентов отправила, и диспетчеров с подстанции, не скучно будет. По деньгам так же, я тебе линию в табель напишу, за надбавки не переживай. Пиши телефон отдела.

Так я на время стала диспетчером.

– Ало! Ало!

– Скорая помощь, 44-й, слушаю.

Среднестатистический житель, позвонивший в экстренную службу, взволнован, напуган смертельной опасностью и уверен, что время не на его стороне. Он никогда не помнит, какой телефон правильный: 030 или 103, а потому набирает 112. В 112 отвечает диспетчер, специалист широкого профиля по аварийным ситуациям, в медицине понимающий весьма поверхностно. Я не слышу, какие вопросы она задает заявителю, слышу в своем наушнике голос женский, усталый, с профессиональной хрипотцой.

– Девочки, 112. Карточку скинула. Говорите со скорой.

– 112, не получила... Ало, я вас не слышу! – Адрес и жалобы абонента записаны в 112 и перенаправлены на мой компьютер, однако наши системы не совместимы, и карточка приходит ко мне с задержкой или вообще на соседний пульт.

– Говорите со скорой!

– 112, что со связью? – Перевести абонента на мой телефон тоже не гладкая операция, звонки срываются, приходится перезванивать, а номер заявителя занят, он дозвонился на соседний пульт, вот только карточка осталась на моем.

– Там мужчине плохо с сердцем, Горького, 25…

– Карточку не получила, ало.

– Ало, скорая? – абонент наконец объявился.

– 112?

– Освобождаю линию.

– Барышня…

В компьютерных мозгах происходит нечто необъяснимое, абонента все же перекинули на другой пульт, я выглядываю из своей кабинки и прислушиваюсь к разговору диспетчера на соседнем пульте справа. Моя коллега на горячей линии отсидела свои лучшие годы и вышла на тот уровень слияния с аппаратом, когда от нечего делать свободный мозг начинать превращать работу в произведение искусства. Барышня на пенсии, красящая седину в огненно-рыжий, а брови – в угольно-черный цвет, набравшая лишний вес на сидячей работе. Начисто лишенная музыкального слуха с великолепно поставленным голосом, такое сочетание встречается только в колл-центрах. Она обожает звучание своего голоса, играет с тональностями, пока язык отрабатывает заученный и пустивший корни в подсознание текст. Она знает, какое значение имеет ее решение здесь и сейчас, и не собирается посвящать абонента в последствия своего решения, однако отчасти не сдерживается:

– Я не барышня, я фельдшер по приему вызовов. Говорите.

– Плохо мне…

– В чем плохо?

– Умираю…

– Как именно умираете?

– Вы издеваетесь?

Абонент на грани раздражения, его уже погоняли с пульта на пульт, и не объяснишь, что одни и те же жалобы, он повторяет разным людям, сидящим по разным углам комнаты или вовсе не в этом здании.

– Нет. Горького, 25, телефон 9735? Квартиру, подъезд, этаж.

– У меня сердце слабое!

– Адрес, адрес!

Одна ошибка в номере дома, и бригада уедет на другой конец города, ищи ее потом.

– Третий подъезд, пятый этаж. Сердце у меня…

– Вам выслать бригаду?

– Моей жене.

– Фамилия, имя, отчество. Сколько лет жене? – Данные тоже надо, утром позвонят родственники, чтобы уточнить, в какую больницу бригада увезла женщину, а диспетчер допустил ошибку в фамилии, и по базе уже не пробьешь. Абонент напряженно вспоминает, данные кружатся в его памяти панической каруселью.

– 50… 56. Не помню. Фамилия, как у тебя фамилия?

– Если это ваша жена, у вас общая фамилия!

– Простите, я волнуюсь.

– Успокойтесь, говорите со мной.

– Я не...

– Говорите со скорой! Сколько лет? Это важно. Она в сознании? Может говорить? Дайте ей трубку.

Очень ответственно – определиться с поводом. Поводу компьютер присвоит номер в системе, а номеру – срочность вызова. На 1–2 срочность норматив доезда 20 минут, на 3–5 – два часа, а в наше неспокойное время – до суток и дольше. Абоненту об этом говорить нельзя, а надо задавать правильные вопросы.

– Тяжело говорить! Тяжело дышать!

– Кому?

– Мне!

– Жена. Ваша жена. Отвечайте на вопросы. В сознании?

– Да. Но... кажется…

– Не «кажется», только на вопросы. Что болит?

– Ничего не болит, только общее, знаете, как…

– Грудь, живот, спина?

Вопросы тоже выдает компьютер по сетке, но диспетчер не любит ею пользоваться, многое в сетке не предусмотрено, и отвечать в итоге не компьютеру, а человеку.

– Ребра, между ребрами, там, где сердце!

– Между ребрами сердца нет. Дышит самостоятельно? Задыхается?

– Задыхается, да.

– Одышка или чувство сдавленности в груди?

– Это да… ну, в общем... паника, понимаете?

– У вас?

– Да. А у жены… давление. Да, давление.

– Цифры.

– 180 на 90. Пульс, барышня, пульс высокий!

На десятом вопросе абонент взвинчен и раздосадован, сколько можно спрашивать, просто отправьте врачей. Абоненту нельзя знать, что свободных бригад нет, а сорвут бригаду с другого вызова или нет, решает сейчас барышня, решает задачу, непосильную для кардиолога и обязательную для фельдшера: по телефону понять, есть у пациентки инфаркт или нет.

– Я не барышня. Слабость, головокружение, тошнота, давящая боль за грудиной?

– Да, точно, да! И руки немеют!

– С обеих сторон одинаково?

– Да. Это давление?

– Не знаю, я вас не вижу. Руки-ноги с обеих сторон одинаково чувствует?

– Не знаю! Сколько можно спрашивать?! Врачи выехали?

– Отвечайте на вопросы. Температура есть? С инфекцией контакт?

– При чем тут это?!

– Отвечайте.

– Нет. Ничего нет! Пока спрашивают, помереть можно!

– Не помрете. Жене таблетку от давления и 40 капель корвалола, а вам – 60 капель, ждите бригаду.

– Сколько ждать?

– Вызов принят, ожидайте.

Я заглядываю соседке через плечо. «Повышенное давление», четвертая срочность. Ничего, выходит, ее не обеспокоило в поступившей информации, вопросы задала по сетке, значит, когда разговор прослушают, замечаний не возникнет, но, если вдруг бригада инфаркт выставит, а диспетчер просмотрела, будет замечание.

– Чего смотришь, спросить чего?

– Да вот карточка со 112 пришла, кажется, ваша.

– Да все уже. Удаляй.

Оперативный отдел расположен на центральной станции. Это бессонный мозг службы 03. Здесь принимают вызова, отсюда их направляют на подстанции и бригадам, разбросанным по городу. Отсюда старшие смены отдают распоряжения. Информация поступает со всей области по многочисленным каналам, распределяется на пульты диспетчеров и врачей, до отказа заполняет каждую рабочую голову, и головы звенят вместе с телефонными аппаратами, компьютеры греются, все форточки открыты, а диспетчера хронически охрипли и все доливают чай и кофе в свои бездонные кружки.

– Скорая, 44-й, слушаю.

– Але-е-е-е! Девушка! У меня вопрос.

– Вам вопрос или бригаду?

– Да бригаду, наверно. Нет, сначала вопрос. Мужчина тут на остановке лежит. Без штанов! Это к вам?

– Мы штаны искать не будем.

– Да он пьяный!

– Он дышит?

– Да, он спит!

– Ну и пусть спит, вам какое дело?

– Ну как же? Общественная территория!

– Тогда в полицию.

– Ну девушка! Его же уже вчера увозили ваши в больницу!

– Значит, ушел из больницы или выписали.

– Нет, ну вы мне скажите, что делать, я же не могу ничего не делать!

– Разбудите его, пусть домой идет.

– Да, а вдруг он вшивый или агрессивный какой?

– Значит, скорую? Пока вы от него добровольное согласие не услышите, я выслать бригаду не смогу. Сами подумайте, как они его насильно осматривать будут, если он в помощи не нуждается?

– Остановка Центральный рынок, приезжайте и забирайте!

– Люди! Центральный рынок алконавта принимал еще кто?

Когда что-то происходит на улице, находится сразу несколько активистов, решивших оповестить 03. Они звонят одновременно, попадают на разные пульты, и тогда в системе возникают дубли – несколько карточек на один и тот же адрес. Система дубли успешно вычисляет и сигнализирует, но время диспетчера уже потрачено, а карту приходится спускать в архив.

Я пробиваю адрес по базе и обнаруживаю, что бригада у спящего алкоголика была уже час назад, осмотрела и оставила на месте, а граждане продолжают звонить. Хоть бы в кусты его подальше от дороги оттащили или записку на лбу оставили «осмотрен 03».

Чай у меня в кружке закончился, и я иду к кулеру за кипятком. Свет в комнате приема никогда не гаснет. Глубокой ночью кто-нибудь порой отключит несколько ламп, и тут же в дальних уголках оперативного отдела диспетчера засыпают, непорядок, коллеги их ругательно будят, а старший врач снова включает свет. Комната разбита на звукопоглощающие кабинки, в каждой кабинке пульт. Стены кабинок из ДСП, звук они не поглощают, а рассеивают, и над приемом висит нескончаемый гул, прерываемый криками диспетчера, которому достался глухой абонент.

– Скорая, 44-й, слушаю. Не слышу. Не слышу. Говорите! Перезвоните! 8 номеров прозваниваются. Ну и кого взять? Кто-то, кроме этого пульта, еще работает? Ксюша, проснись! Люди умирают!

– Они всегда умирают, а я спать хочу... Скорая, 54-й, слушаю…

– Слушаю вас.

– Ало, 112, девочки, из машины звонок прошел, не отвечают, сбрасываю адрес по ГЛОНАСС – у нас там ДТП вроде как.

– Адрес пробила, бригада уже работает.

– Это на Победы? Там автобус разбился, 6 бригад выехали, заноси в архив.

– Старший врач слушает. Вам реанимацию еще? Ждите. Седьмую отправили…

У каждого диспетчера помимо бездонной кружки на столе блокнотик, в нем диспетчер ведет учет. Диспетчера соревнуются, кто за смену примет больше вызовов, победителю по итогам месяца премия 15%. Я снова отвлекаюсь от своего аппарата, гарнитура натирает висок, а гул в комнате, кажется, проник и поселился в моем мозгу. Все диспетчера приема слегка глуховаты на одно ухо из-за этой гарнитуры. Пока не видит старший, я заглядываю в кабину напротив. У диспетчера черные волосы и фиолетовые тени до ушей, а на плечах – пуховый платок. Она принимает.

– Ало! Моей маме с сердцем плохо!

– Скорая, 45-й, слушаю вас.

– Слышите?

– Слушаю.

– Понимаете, она в прошлом году лежала в кардиологии…

– Адрес. Фамилия, имя, отчество. Возраст. Кто вызывает? Подождите. Повторите.

– Быстрее, пожалуйста, что так медленно?

– Я записываю. Уточните адрес. Уточните номер. Что с мамой?

– У нее давление! Очень высокое давление!

– Как проявляется?

– Не знаю!

– Спросите. Дайте трубку. Она в сознании?

– Да! Пришлите бригаду!

– Отвечайте на вопросы. Она сердечник? Гипертоник?

– Какая разница?! Примите вызов, пусть врачи разбираются!

– Какое давление? Сознание теряла?

– Вы диспетчер, вам платят, чтобы вы вызова принимали, а не вопросы задавали!

– Я фельдшер по приему вызовов. Она задыхается? Сердце болит? Паралича нет?

– Человек умирает!

– Мне нужно определить срочность и профиль вызова.

– Самый срочный! И как можно скорее!

– Отвечайте на вопросы.

– Вы отказываетесь принять вызов? Ваша фамилия!

– Мой табельный номер 45. Отвечайте на вопросы. «Бросил трубку. До повторного звонка».

Карту с пометкой ДПЗ нельзя отправить на передачу, она не обработана. Спустишь в архив – абонент больше не дозвонится, и бригада не выедет, непорядок. Диспетчер пытается перенабрать абонента, абонент недоступен. Она может закрыть карту поводом «Человеку плохо. Причина неизвестна», это будет третья срочность. Может написать «Плохо с сердцем, кардиобольной», это вторая. Воля диспетчера, и диспетчеру отвечать. И она выставляет третью.

Я вывожу оперативную обстановку на экран. 38 на ожидании. Это немного, за час раскатают, вчера было 120.

– Маша!

– 44-й, скорая… Чего, Ксю?

– Разбуди Игоря. Он с самого обеда спит!

– Пусть спит. Он болеет. Я тоже через часик пойду. Скорая, 44-й…

– Ало, тут на остановке 22-го партсъезда…

– Лежит пьяный мужчина без штанов!

– А как вы узнали?

– По карте посмотрела. Не трогайте его, он спит.

– Да нет, я спросить только. Он же не должен здесь лежать?

– Вообще-то должен.

– А… я могу что-то сделать?

– Конечно! Оттащите подальше в тихое место, чтобы его никто не беспокоил.

В городе есть несколько точек, где проживают бомжи. Это стратегически выгодные точки, рядом или теплотрасса, или супермаркет сбрасывает просрочку. Но обывателю такие тонкости неизвестны, и он вызывает на точку день за днем. Линейные бригады озадачились, отыскали картонки, маркер, написали на них «03 не звонить, он здесь живет» и расставили в проблемных местах. Вызывать перестали.

– Скорая, 44-й.

– Девушка! У нас тут началось...

– Роды?

– Эм… нет. Хотя вообще-то да. Год назад. У ребенка температура 39,5!

– В смысле, годик ребенку?

– Да!

– Так дайте ему жаропонижающее.

– У нас нет! Ничего нет! Мы на даче в СНТ «Лесной», тут ни медпункта, ни аптеки!

– Что же вы с годовалым ребенком в такие… дачный массив забрались? Как вас искать теперь?

– Пишите СНТ «Лесной», седьмое шоссе.

– Белоярский район?

– Нет, соседний. Хотя да. Там на границе.

– Так не пойдет. У меня в справочнике такого нет. И на карте нет.

– Мы можем машину на шоссе встретить.

– Да, так будет лучше. Диктуйте ориентиры.

– Записывайте, строение 7А за кольцом, сразу после поста ДПС.

– Я вас поняла. Когда назначат бригаду, перезвоню, сообщу бортовой номер. Але, диспетчеру направления, третий пульт. Вам адрес знаком?

– Нет, не знаком. Шоссе длинное, это какой сектор?

– Не могу пробить.

– А я не могу подстанцию назначить!

– Перезвоню... Алло, мамочка, говорит скорая, вы выехали встречать?.. Нет, не назначили пока... Уточните участок трассы, между какими пунктами? Але, направлению, это вообще Н-ск. За ПГТ Гранит.

– Передаю на центр Н-ска. Переназначьте карту и уточните ориентиры.

– Принято. Алло, мамочка, это скорая, на какой машине встречаете?

– Мы на велосипеде.

– Мамочка, не смешно, бригада потеряется.

– Серьезно, у нас нет машины. Строение 7А, кафе «Бобры».

– Принято, встречайте, бортовой номер 360.

– Третьему пульту, диспетчер направления, вы издеваетесь? Что за «У КАФЕ БОБРЫ ВСТРЕЧАЮТ НА ВЕЛОСИПЕДЕ»? Ясно. Я… Да. Я вас понял. Передайте на прием, чтобы аккуратнее принимали.

Я снова вывожу оперативную обстановку. 5 вызовов второй срочности висят, обстановка напряженная, и направление просит всякую несрочность посылать в поликлинику.

– Скорая слушает.

– Девочки, это дежурный хирург медсанчасти, бригада табельный номер… доставила к нам пациентку и, кажется, случайно увезла ее документы, отыщите пожалуйста.

Я от руки переписываю данные вызова и иду в комнату направления, чтобы диспетчер района сделал бригаде запрос. В направлении все не так, как на приеме. Свет тут всегда приглушен, голоса граждан не слышны, по стенам развешаны карты. В комнате приема сидят специалисты контакта, здесь – аналитики. Когда обстановка становится напряженной, эти бородатые нескладные парни в клетчатых рубашках собираются вокруг стола старшего диспетчера и вместе смотрят на карту области на ее столе, а затем расходятся по своим пультам и продолжают раскидывать шахматные фигуры линейных машин по районам. Диспетчера за пару фраз выясняют, с какого района бригада, дозваниваются и просят бригаду вернуть документы пациентке. Я возвращаюсь.

– Скорая, 44-й, слушаю.

– Алло, это медсанчасть, приемное отделение. Мы вызывали экстренную перевозку, отмените заказ. Больной не дождался.

– Ушел?

– Умер.

– Перенаправлю старшему врачу.

Старший врач скрипит креслом за моей спиной, его работа – решать нестандартные вопросы и разруливать сложные ситуации. Старшим звонят фельдшера с линии и начальство с администрации, полиция и пожарники, к ним подходят диспетчера приема, когда не могут определится с поводом, они принимают жалобы, общаются с психическими больными и часто вызывающими по телефону, отслеживают ситуации с пожарами и ДТП. Старшие врачи – это суперкомпьютеры в системе 03, намертво приваренные к рабочему месту и нескольким телефонным трубкам, по которым они могут говорить одновременно, быстро и по делу. Откуда их взяли и как обучили, я не знаю, должно быть, они всю жизнь работали на линии, а когда стало тяжело носить чемоданы и пациентов, сели за телефон.

– Скорая, 44-й, слушаю вас. Где болит? Все болеть не может. Наркоман?

– Онкология.

– Какая стадия? У нас нет свободных бригад, обезбольте сами, у вас есть трамадол?

– В таблетках только, а он глотать не может.

– К сожалению, свободных бригад нет, попробуйте измельчить таблетки и сделать клизмой.

– Третьему пульту, 44-й, это старший врач. В медсанчасти тела нет, где умер больной?

– Если звонили из медсанчасти, наверно, там и умер.

– А куда был заказ?

– Во вторую городскую.

– А не наоборот?

– Может, и наоборот. Вот звоните и выясняйте!

– Скорая, 44-й… Да сколько можно звонить!

– А ты номер смени!

– Смешно. Игорь, проснись, пора мир спасать!

– Который час?

Утро, час скучающих шизофреников и одиноких стариков. Их в классификации типичных пациентов величают «вызывашками». Звонят они каждые сутки, а то и раз в час, сообщают разнообразные жалобы. Прибывшая бригада оставляет их на месте, закрывает карточку «органическим расстройством мозга», списывает бесполезный сосудистый препарат. Им ничем нельзя помочь, кроме как приезжать раз в сутки, чтобы проведать. Особенно агрессивных и назойливых диспетчер, подустав за смену, занесет в память телефона, присвоит контакту имя «глухой», «артист» или «припадочный» и час-другой не принимает от него звонки. Потом совесть замучает, возьмет трубку и тут же пожалеет об этом.

– Ало! Ало!

– Не орите в трубку! Когда вы уже слуховой аппарат купите, Лев Иванович! Говорите! Говорите!!!

– Нужна скорая на Татарскую, 150!

– Вы уже вчера вызывали, Лев Иванович! Сегодня что случилось?

– Татарская, 150!

– Случилось что? Я вас не слышу, перезвоните!..

Мне надоело, и я отдаю карту в направление. «Человеку плохо…»

– 44-й, скорая слушает.

– Ало, меня зовут Владимир, я нахожусь в районе Томиловки…

– Маш, Томиловку я уже принял, там роды, 36 недель.

– Владимир, вы рожаете?

– Ало! Какие-то помехи на линии. Меня зовут Владимир, и я не рожаю! Я отравился грибами!

– Маш, привет, мы только из второй городской, труп у них.

– Ало, бригада? Ну слава богу, хоть кто-то его нашел. Подробности есть?

– Да, мутная история. Лежал в областной с пневмонией, с улучшением переведен в медсанчасть, оттуда с инсультом увезли во вторую городскую, неврологию исключили, вернули в медсанчасть, потом с температурой опять во вторую, там температура упала, хотели вернуть – и не успели. Покатался перед смертью.

– А вот и Лев Иванович. Твоя очередь отвечать.

– А мне артист дозванивается. Ало. Ну сегодня-то что у вас?

– Плохо мне!

– Голова? Сердце? Почки?

– Все!

– У вас гипертония?

– Да!

– Онкология?

– Да!

– Эпилепсия?

– Да!

– Синдром Клайнфельтера?

– Да!

– Ну, Шарипов, может, сегодня обойдемся без этого?

– Нет!

– Вам поговорить не с кем? Поговорите со мной, зачем врачей гонять?!

– Ало, доктор, это сестра его, не нужна ему скорая, вы же знаете! Ой… похоже, нужна...

– Что там?

– Упал на пол, в судорогах бьется.

– Ну это же артист, как будто первый раз!

– А может, и последний… Девушка, приезжайте, а?

– Вызов принят, ждите.

– Третьему пульту, диспетчер направления. Оформляйте карты нормально! Что значит «съел несвежую дохлую мышь»?

– Это значит «ребенок до года».

– А «инородное тело в женских половых путях»? Подождите, не объясняйте, я не хочу этого знать. И что же оно в них все лезет и лезет…

– Скорая, 44-й… В сознании?

– Нет!

– Дышит?

– С трудом… Уже! Уже перестал дышать!

– Неизлечимо больной?

– Не знаю, я не знаю!

– Онкология есть?

– Он не дышит!

– Вызов принят.

– Третьему пульту, почему «без сознания причина неизвестна», если онкология?

– Они не уверены.

– Ну как же, вот диагноз в базе!

– Я не посмотрела.

– Бригада после суток, сорвали с пересменки. Привет вам от них.

Без сознания по неизвестной причине – вторая срочность, онкология – третья, раковых больных в четвертой стадии не реанимируют, а значит, делать там бригаде особо нечего. Но я не уверена, я их не вижу и многое мне неизвестно. Недостаток информации вызывает страх, пока не поймешь, что, обладая властью распределять время, ты все равно ничего не решаешь.

– Ало, скорая помощь, 38-й. Не слышу вас, перезвоните.

– Скорая, 44-й. Я вас не слышу.


Презентация книги пройдет в лектории  25 марта в 18:00 на Non/fiction № 22. Встречу проведет куратор серии, писатель Андрей Геласимов.

фото: Издательский дом «Городец»

Похожие публикации

  • Большой ребенок
    Большой ребенок
    Жизнь актёра Спартака Мишулина – как приключенческий роман. Его даже подозревали в мистификации. На самом деле Мишулин просто умел интересно рассказывать, был немножко сказочником. А сказочники – они же вечные дети…
  • Воскрешенный Лазарь
    Воскрешенный Лазарь
    Самый модный писатель начала ХХ века Леонид Андреев всю жизнь играл на одной-единственной струне – страхе перед смертью. Что разглядел его сын Даниил там, где Андреев-старший увидел только крышку гроба?
  • Голый бог
    Голый бог
    Для одних Порфирий Иванов – добрый старец, былинный дед-ведун, бросивший вызов самой природе и вышедший из этого поединка победителем. Для других – психически больной старик, уверенный в своей божественной сути. Кем же был он на самом деле?