Радио "Стори FM"
Лев Рубинштейн: Выбор как условие

Лев Рубинштейн: Выбор как условие

В последние сколько-то лет в самых разнооразных политических и экономических форсмажорных ситуациях довольно взвинченно и отчасти панически, но с элементами черноватого юмора начинает звучать многоголосый хор, в котором внимательное ухо может различить:

«Пойду в последний раз куплю моцареллу», «Откупорю-ка я в последний раз бутылочку «Кьянти» иль перечту взволнованный Фейсбук», «Пойду-ка я в последний раз сварю себе итальянского кофе». «Поем-ка я в последний раз»…

Начиная с середины прошлого века, то есть с годов моего детства, формула «Костлявая рука голода» всегда звучала несколько стилизовано и означала что-то вроде того, что в холодильнике кончились яйца.

Голода в самом своем буквальном значении этого слова при моей жизни никогда не было. О голоде, настоящем, я много слышал от своих родителей.

Я голода, слава богу, не знал. Было другое. Я вырос в условиях Великого Дефицита, в годы Великой Очереди. Это все же не голод, это надо понимать.

Годы голода, настоящего голода – годы начала 20-х, потом 30-х, годы войны, пара лет после войны, годы блокады богатого фольклора не оставили. Что и понятно. А вот эпоха дефицита - эпоха моего детства и моей молодости – эпоха, когда не «покупали», а «доставали», была отмечена пышным расцветом смехового фольклора.

Голода в буквальном смысле не было, нет.

Голод был иной – визуальный, эстетический.

Сам вид прилавков, с сельповским шиком уставленных банками с манящей надписью «завтрак туриста» («пуриста», шутили мы), оскорблял зрение.

Осчезновение – в соответствии с той или иной внешнеполитической конъюнктурой, - тех или иных продуктов, это не вполне наступление на желудки, нет. Это очередное наступление на свободу – в этот раз в ее очень наглядном и очень понятном для многих значении – на свободу выбора.

Разговоры о том, что, мол, может, и ничего, может, что-нибудь и будет, разговоры о том, что ведь австралийская говядина и правда дрянь, а кока-кола и действительно ведь отрава, и не так уж плохи некоторые отечественные продукты, все эти разговоры уместны лишь тогда, когда тебя не лишают выбора.

Существуют люди, психологически не выносящие разнообразия. И эти люди скорее всего ничего не заметят. И они скорее всего не будут голодны. Ну, пока по крайней мере.

Я хорошо помню, как начинался наш недоношенный капитализм, когда витрины центральных улиц вдруг засверкали елочным блеском, как в них появились невиданные заморские вещи. Эти витрины стали важным тестом на готовность к современной жизни. Одних, как меня, например, визуально радовали эти витрины, при том, что, мне, как и подавляющему большинству сограждан, были абсолютно недоступны эти чудеса.

А других именно по той же причине, по причине недоступности, эти витрины страшно раздражали и вгоняли в экзистенциальную тоску.

Но есть люди, для кого разнообразие, в том числе и товарное – есть необходимое условие существования.

В современном мире, в котором – нравится это кому-то или нет - мы все равно все живем, священно и неотчуждаемо право широкого и сознательного выбора - политического, эстетического, информационного, сексуального. Гастрономического – тоже. Разнообразие – необходимый фон существования современного человека.

Я не боюсь, что меня оставят без еды. Я боюсь, что меня оставят без выбора. Я не покупаю и не потребляю большинство тех продуктов, мимо которых скользит мой взор в супермаркете. И я хочу их не покупать и дальше. Но не потому, что их нет, а потому, что они есть.

Свобода в самом своем простом понимании – это именно свобода выбора и есть. Продовольственного в том числе.

Тоталитаризм – явный или ползучий - непременно сопровождается товарной скудостью и эстетическим убожеством.

У этой истории с «санкциями» кроме экономического и политического аспектов, есть еще и аспект, так сказать, гуманитарный, символический.

И понятно, почему даже на фоне запредельных событий последнего времени, именно эта тема выглядит как-то особенно выпукло.

Наступление на политическую, общественную, информационную свободу волнует, к сожалению, далеко не всех.

С едой дело обстоит иначе. Потому что на протяжении всей новейшей истории нашего отечества, кроме самых последних лет, всегда стоял «продовольственный вопрос», стоял столь же незыблемо, как столб, на котором был укреплен плакат «Продовольственную программу – в жизнь».

Некоторые руководящие церковные и прочие официальные товарищи, особенно славящиеся своим благочестивым аскетизмом, о чем нагно свидетельствует количество их подбородков, призывают нас с вами к самоограничению. Не хлебом, типа, единым…

Что ж – дело вроде как хорошее. Культурный, цивилизованный человек постоянно устанавливает границы собственных потребностей и притязаний, в том числе и материальных. Но когда тюремщик сует тебе в окошко камеры миску баланды и при этом говорит что-нибудь назидательное о пользе самоограничения, это, согласитесь, все-таки нечто совсем иное.

Похожие публикации

  • Лев Рубинштейн: Кухонные принадлежности
    Лев Рубинштейн: Кухонные принадлежности
    Чувственный опыт, коллективный или персональный, у каждого поколения соотечественников свой. И из закоулков, щелей и складок каждой эпохи, особенно той, на которую пришлось наше детство, тянутся к нам и живут вместе с нами какие-то навязчивые мелодии и картинки, какие-то словечки и прибаутки, какие-то запахи
  • Лев Рубинштейн: О богатстве и бедности
    Лев Рубинштейн: О богатстве и бедности
    «Мне хорошо – я сирота». Так начинается повесть Шолом-Алейхема «Мальчик Мотл»
  • Лев Рубинштейн: Как пережить искусство
    Лев Рубинштейн: Как пережить искусство
    Всю прошедшую холодную и тревожную весну мы прожили с тоскливой надеждой, с постоянно маячащим перед глазами проклятым вопросом: «Лето-то будет в этом году?»