ПРОВАЛ, НО КАКОЙ!..
В девять утра риелтор по имени Зиновий в cопровождении коллеги привез деньги. Паша поблагодарил, заверил, что на сутки-двое.
Владелец расписки позвонил в десять утра на мобильный. Лейкинд нервно кивнул Паше и постарался, как просили, говорить спокойно.
– Да, все у меня… (слушает). Договорились…
Леонард Семенович отвел трубку от уха и не стал, как просили, отключаться. Разговор продолжался ровно пятнадцать секунд. Его прослушивал сотрудник компании сотовой связи и специалист управления «И» уголовного розыска. Паша перезвонил, узнал. Соединение из телефона-автомата. Из какого именно – не успели засечь, слишком короткое соединение. Что и предполагалось.
«Александр Васильевич» назначил встречу через час в центре города, на площади Свободы у памятника маршалу Жукову. Времени было в обрез. Этот гад страхуется: место открытое, цейтнот – туда от дома Лейкинда езды полчаса, собраться, пробки, то-се… Да, в обрез.
Паша отзвонил Сафронову, старшему группы захвата. Назвал место и время. Его инструкции были не нужны: ребята опытные, сами решат, как выстроить засаду. Но понятно, что с серьезной маскировкой ничего не выйдет. Не успеть. Будет риск засветки, если этот «Александр Васильевич» мальчик матерый. Скорее всего, так. Убийца с военной выправкой – выводы напрашиваются.
Друг следствия и правосудия, он же подсадная утка, он же скаредный адвокат, позарившийся на деньги убитого приятеля, - Лейкинд Леонард Семенович простоял у памятника Жукову с пухлой кожаной деловой папкой под мышкой битый час. Паша следил за ним из газетного киоска на противоположной стороне площади, имитирую бухгалтерскую ревизию. «Александр Васильевич» не явился.
Лейкинду не пришлось волноваться «на публику». Он и впрямь дрейфил по полной, ибо вообще не отличался храбростью, в армии не служил, в уличных драках в детстве не участвовал и представлял из себя существо сугубо мирное и физически чахлое.
Втайне Леонард Семенович даже рад был, что операция не удалась, поскольку миновала опасность непредвиденного развития событий. Например, этот здоровый мужик мог исхитриться взять его в заложники со всеми вытекающими. «Это мне было надо?..» – риторически спросил себя Лейкинд, направляясь в переулок к своей машине. Только что был звонок Паши на мобильный и его короткая команда: «Домой поезжайте, никуда носа не высовывайте, я позвоню».
Паша был удручен, но не подавлен. Он доложил по телефону Кудрину о неудаче, но выразил надежду, что убийца решил перестраховаться. Он вряд ли «расшифровал» двух оперативников, устроивших импровизированный маскарад. Один, бомжеватого вида, слегка пошатываясь, не слишком навязчиво приставал к прохожим, прося добавить на бутылку, демонстративно громко извинялся, получая отказ, и со смиренным видом отходил, ища нового кандидата в благотворители. Другой, в бороде и под убедительным гримом, придавшим ему, сорокалетнему, морщин лет так на двадцать вперед, в очках за толстыми линзами, в грязноватой бейсболке, сидел на лавочке метрах в ста, покачивал детскую коляску с поднятым верхом, с большой куклой вместо ребенка и увлеченно, почти не отрываясь, читал газету.
Кудрин разделил сдержанный оптимизм Паши и велел продолжить операцию. Паша перезвонил Лейкинду в машину, дал инструкции.
– Значит, так, сидите дома, ждите его звонка. Если прорежется, демонстрируйте возмущение. Он, скорее всего, назначит новую встречу. Если снова через час да еще там же, пошлите его грубо… Скажите, что через час в любом случае не можете. Сами назначайте ближе к вечеру у ресторана «Алмаз», где у вас сегодня якобы деловая встреча. Если откажется, просите звонить завтра. По результату – отзваниваете мне. С паузой в две минуты. Все поняли?
Леонард Семенович подтвердил и поинтересовался, будут ли его пока охранять.
– Обязательно! – успокоил Суздалев. – Вас и не переставали охранять.
Дав команду одному из опергруппы переместиться к дому Лейкинда и неотрывно следить за подъездом из автомобиля, он поехал туда же. «К нему поближе – от греха подальше! И вообще, «миллионеров» надо охранять». Паша хотел лично убедиться, что Лейкинд не выкинет какой-нибудь фортель, например, не отправится со своей пухлой папочкой в магазин за колбасой.
Он подоспел вовремя. Лейкинд как раз перемещался от припаркованной машины к подъезду. «Жигуленок» соседа Кузьмы Даниловича благополучно отсутствовал. «Зря я! Слишком он благоразумен и трусоват, чтобы с миллионом по городу бегать», – рассудил Паша. Сопроводив Леонарда Семеновича взглядом до двери и сделав паузу, Паша тихо вошел вслед за ним, услышал, как лифт остановился на четвертом этаже, как захлопнулась дверь квартиры. Дождался приезда оперативника, «сдал» клиента и отправился в управление, где стол был завален материалами сразу по пяти незакрытым делам. Доложил Кудрину по внутреннему, попросил еще раз напрячь спецназ на возможную вечернюю акцию. Открыл папку с другим делом. Но не работалось. Паша ловил себя на том, что ждет звонка от юриста. В 16.00 не выдержал, позвонил сам. Мобильный не ответил.
Леонарда Семеновича Лейкинда убили тотчас, как он вошел к себе в квартиру. Такой вывод можно было сделать по результатам осмотра трупа, произведенного в 14.10.
Пашу кольнуло дурное предчувствие сразу, как только не ответил мобильный. Звонок оперативнику, дежурившему недалеко от подъезда в неприметном «жигуленке», не успокоил, хотя тот решительно никого, даже отдаленно похожего по описанию на убийцу, входившим или выходившим из подъезда не видел.
Удар в горло спереди, страшной силы. «Адамово яблоко», или, как его еще называют, кадык вбит чуть ли не до шейных позвонков. Мгновенная и беззвучная смерть. Удар, аналогичный тому, которым добили Голышеву. Только ей еще лицо изуродовали. Дверь убийца прикрыл за собой, но не запер: меньше звуков. Работа профессионала – никаких сомнений. Деньги пропали, папка, в которой их носил Лейкинд, валялась на полу. Убийца не оставил отпечатков. Оставил только записку. Половинка стандартного листа. Шариковая ручка, печатные буквы: «В РАСЧЕТЕ. МИКЛУХА».
Он вылез с верхнего девятого этажа на чердак, спустился в третий подъезд, который плохо просматривался из машины прикрытия по вине раскидистого клена в зоне наблюдения, и благополучно покинул дом № 22 по улице Независимости. Паша Суздалев со всей своей опергруппой прокололись жутко, по полной программе. Ценой прокола стала жизнь человека.
ДЫМКОВ ПАНИКУЕТ
День Олегу Олеговичу выпал утомительный. Два судебных заседания и оба с присяжными – по делам скандальным, шумным, нервным. Крикливые, нагловатые, изворотливые адвокаты, которых приходилось то и дело осаживать… Бездарные и самоуверенные государственные обвинители, словно диктовавшие присяжным непререкаемый приговор от имени высшей власти… По большей части сонные или тупо безразличные физиономии присяжных, представителей народа, чей вердикт был очевиден Дымкову с первого же дня разбирательства…
Он каждый раз играл сам с собою в полюбившуюся и, надо признаться, весьма прибыльную игру, на пороге процесса предвосхищая вердикт. Но это не могло быть грубо уподоблено слепым ставкам на красное-черное, на чет-нечет. Многолетний опыт, умение «читать» лица и предвидеть реакцию каждого конкретного присяжного на конкретного обвиняемого – в зависимости от его, присяжного, социальной, конфессиональной и профессиональной принадлежности, национальности, от его поведения на суде – позволяли Олегу Олеговичу предсказывать точный расклад с вероятностью девяносто к десяти. Он часто с усмешкой думал о том, что, если бы мог ставить на решение присяжных, как на тотализаторе, заработал бы не меньше, чем они с Миклухой получали от заинтересованных лиц. Собственно, он и ставил частенько на их вердикт. Но иначе. Наводя Миклуху на конкретное дело, он безошибочно определял, когда прозвучит «виновен» и примерно по каким из статей обвинения, если было их несколько. Иногда даже – по каким пунктам…
Разумеется, при таком обвинительном уклоне, который тотально преобладает в судах страны, Дымков не имел оснований строить из себя Кассандру или Нострадамуса и так уж сильно гордиться собою. Но всякое бывает. И статья-то, как правило, не одна. Поэтому дальше – юридическая казуистика при написании приговора, коей Дымков овладел в совершенстве, и арифметика – в том смысле, что ножницы по статьям, по которым подсудимый будет обвинен, почти всегда есть.
Можно «по совокупности» семь лет, а можно всего четыре наскрести.
Можно «строгий режим», а можно и общий.
Можно – на тяжких и особо тяжких! – с тюрьмы начать, а можно помилосердствовать и сразу в лагерь на строгий режим или особый.
Можно учесть рецидив по полной, а можно и гуманней.
Все можно, только осторожно! И все свою цену имеет. Их с Миклухой прейскурант корректировался за эти годы не раз. А как же! Политическая обстановка, веяния сверху, конкретные обстоятельства, то есть степень риска, личность преступника, ориентировочные финансовые возможности «интересантов», курс доллара (сперва только в них работали), а потом и евро, инфляция, наконец, – они учитывали все. Дымков озвучивал свои соображения, Миклуха давал четкие коррективы, быстро сходились на цифре и быстро расходились, точнее – разъезжались. И каких – то пять-шесть обломов за все годы да пять-шесть уступок в цене, не принципиальных. И все тип-топ, в лучшем виде… Эх, Миклуха!
Олег Олегович собирался домой, машина ждала. Поднялся с кресла, свежая газета, с утра не пролистанная, уже отправлялась в портфель. Но последняя полоса, резанув глаз, заставила замереть и впериться.
Под рубрикой «Криминальная хроника» Дымков прочел:
«ПАРТНЕРОВ ИСТРЕБЛЯЮТ ПО ОДИНОЧКЕ»
Вчера в Левобережном районе города, в доме № 22 по улице Независимости в собственной квартире зверски убит адвокат Леонард Лейкинд. Служба по связям со СМИ Следственного управления Следственного комитета РФ при прокуратуре Случанской области пока никаких подробностей не сообщает. Однако наш источник проинформировал, что адвоката зарезали и ограбили, унеся крупную сумму денег. Самое поразительное и настораживающее в том, что за последний месяц это уже третье убийство сотрудника юридической фирмы «Миклачев, Лейкинд и партнеры». Мы писали о жестокой, сопровождавшейся членовредительством расправе над главой фирмы Анатолием Миклачевым, а спустя всего неделю – о насильственной смерти (опять же по месту жительства) адвоката Аллы Голышевой. И вот теперь еще одна, третья жертва из числа партнеров фирмы – а их всего четверо. Таким образом, зарегистрированное название этой организации представляет собой скорее мемориальную запись. Более того, как сообщил тот же источник, последний оставшийся в живых партнер по фамилии Севрук арестован и содержится в следственном изоляторе по подозрению в причастности к убийству Миклачева. Создается впечатление, что кто-то открыл охоту именно на это маленькое юридическое сообщество и целенаправленно истребил почти всех его членов. Логично предположить, что все три преступления объединят в одно дело, если уже не объединили. Связаны ли эти преступления с профессиональной деятельностью жертв или здесь какие-то иные, более сложные мотивы и причины – предстоит выяснить следствию. Мы постараемся узнать подробности этого дела, взятого, как нам сообщили, под особый контроль областной прокуратурой».
Дымков в задумчивости снова вернулся в кресло и замер над газетной полосой. Впрочем, очень скоро в глазах его легко можно было прочитать ставшую навязчивой тревогу.
«Господи, может, он уже вернулся?»
Дымков вытащил мобильный и дал SMS на известный ему номер. Это было бессвязное, хаотическое для непосвященных сочетание букв и цифр, словно кто-то произвольно прогулялся по клавиатуре телефона: «ад7щ%шхк». Условный сигнал, означавший, что он просит о встрече Гриню.
АЛЕССКАЯ: «ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ»
Прошла неделя, как убили Леонарда Лейкинда. На столе у Дениса Ивановича Кудрина лежали материалы по всем трем преступлениям и постановление прокуратуры, объединяющее три дела в одно. Ему не пришлось долго убеждать начальство – слишком настойчивы были сами обстоятельства, факты и приметы преступлений. Тексты записок, подброшенных убийцами, сыграли для Кудрина роль «царицы доказательств», как когда-то, во мрачные времена террора, квалифицировали признание подозреваемого. Именно записки издевательски абсурдного содержания он выложил как главный аргумент. А еще следы кроссовок на пыльном чердачном полу, по размеру подходивших как раз человеку ростом с убийцу – в интерпретации Лейкинда. А еще – нашелся-таки свидетель. Мальчик тринадцати лет, поджидавший у того подъезда приятеля, чтобы вместе покататься на роликах, видел высокого мужика в бейсболке и «кажется, в белых кроссовках», поспешно выходившего из дверей и чуть ли не бегом рванувшего к сквозной арке соседнего дома, где он сел в автомобиль «вроде бы белый или бежевый – марку не заметил», и по газам. Взглянув на фоторобот, парнишка неуверенно подтвердил: «Вроде он…»
Романа Севрука выпустили под подписку о невыезде. Марьяна Залесская, как назло, свалилась с жестокой ангиной и температурой под сорок и всю эту неделю каждый день звонила Паше, чтобы узнать новости. Выслушав, еле слышным хрипловатым голосом благодарила, обещала думать и скоро выйти с готовыми версиями.
Вот, собственно, и все. Начальство рвало и метало. Кудрин востребовал и получил в помощь еще несколько оперов, были задействованы ребята «с земли» – сотрудники районных ОВД. Паша Суздалев, терзаемый чувством вины, лез из кожи вон и палил картечью идей так густо, что убийца и его пособники, казалось, должны были давно «истекать кровью» чистосердечных признаний в следственном изоляторе… но увы! Серьезных подвижек не было. Главный «аргумент» следствия – фоторобот, розданный всем участникам розыска, – никого из сотен опрошенных «не вдохновил». Изучение документов партнерства, всех последних дел, которые вели убитые юристы, допросы людей, обратившихся за помощью, беседы с родственниками и знакомыми жертв – все это пока не добавило существенной информации, не дало ниточки, за которую стоило бы всерьез потянуть, ухватившись дружно, как за канат. А чтобы проверять все безумные версии Паши, не хватило бы и целого батальона оперов и следователей.
В понедельник появилась Марьяна. Тяжелая ангина измочалила ее основательно. Заметно похудела, щеки бледные, глаза еще более «тухлые», чем бывали у нее обычно в минуты мучительных раздумий о судьбах следствия.
После докладов двух оперативников, приданных следственной бригаде, – докладов, в очередной раз абсолютно не давших повода для оптимизма, – они остались втроем, и под потолком кудринского кабинета повисла тягостная пауза.
- Ну, что мы имеем? – по обыкновению произнес Кудрин, вполне безнадежно уставившись на Марьяну. – Павел говорил, что держал вас в курсе. Я не беспокоил…
– Все нормально, Денис Иванович, я оклемалась и владею информацией. Думала всю эту неделю, когда здоровье позволяло мозгами шевелить. Простите, если буду излагать, как говориться, по бреду, более стройно пока не получится. Так вот… Двум жертвам, Голышевой и Лейкинду, прислали приветы с того света. Обратим внимание: по мнению эксперта, их писали или, если угодно, рисовали разные люди. Голышевой – женщина, а Лейкинду, как Паша мне передал, лицо неустановленного пола – Базилич, почерковед наш бесценный, затрудняется… Но писал уже другой автор, что важно. Далее… Первая записка, из почтового ящика, выдержана, скажем так, в лирико-ироническом ключе, с философско-мистическим подтекстом. «Навеки твой. Миклуха»! В подтексте еще и горечь слышится, досада, злобная мстительность, если вспомнить, какую посылку записка сопровождала.
– Да, такое не забудешь! – вставил Паша, словно физически испытав еще раз это брезгливое, мерзкое ощущение.
– Короче говоря, градус самой фразы очень высокий, она внутренне эмоциональна и в чем-то истерична. Я убеждена, что Базилич прав. Ее писала женщина. Притом «женщина за гранью нервного срыва», перефразируя название замечательного испанского фильма режиссера Альмодовара.
Паша, у которого с высоким киноискусством отношения с юности не заладились, посмотрел на Марьяну с нескрываемым уважением.
– Далее… Вторую записку скорее писал мужчина. Жестко, прагматично по сути, категорично, полностью соответствует конкретной ситуации с денежным долгом.
– А кто, собственно, сомневался, что мужчина? – изумленно произнес Кудрин. – Более того, убийца и писал, как я понимаю.
– Не факт, Денис Иванович, не факт! – возразила Залесская. – Во всяком случае, рукой мужчины-убийцы могла, фигурально выражаясь, водить та же женщина. Я проклинаю себя за то, что не расспросила у Голышевой про ее предшественницу. Или предшественниц. А вдруг она что-то знала, слышала о них, но промолчала. У меня стойкое ощущение, что в случае с Голышевой мы имеем дело с местью. С женской, на почве ревности или иной жестокой обиды. Но почему тогда убийца этого несчастного Лейкинда, банально ограбив его на миллион, оставил такого же типа послание, от того же потустороннего адресата? Я себе отвечаю на этот вопрос так: либо ему надиктовано, либо он писал по собственной инициативе, как бы в подражание первой записке. При обоих вариантах предлагаю считать аксиомой: эта женщина и этот мужчина, убивающий ребром ладони, знакомы.
– Не факт! – в тон Залесской отрезал Паша. – Убийца залез к Миклачеву с целью ограбления, застал случайно, грохнул его, нашел расписку. Потом известное нам предложение Лейкинду. Но до этого «Александр Васильевич» как-то узнает – а утечка-то вполне возможна: свидетели, болтуны в управлении, слухи! – про записку в почтовом ящике Голышевой. И решает на всякий случай сбить нас с толку, поиграть с нами в загадочный детектив. Он пишет-рисует свое послание от имени покойного, побуждая тебя, Марьяна, искать близкую связь между ним и автором первой бумажки. А на самом деле связи нет.
– А вы оба полностью исключаете вариант нетрадиционных, так сказать, отношений между Миклачевым и убийцей? – вдруг спросил Кудрин, попеременно поглядев на Пашу и Марьяну. – Его репутация ловеласа еще ни о чем не говорит. Могли быть и тайные склонности, бисексуальность.
– Вот именно! – подхватил Паша, воодушевленный возможностью выстроить очередную увлекательную версию. – Любовник расправляется с ним за измену, а потом еще мстит тем, кто отнял у него любимого партнера. Ведь мы же не знаем наверняка про Лейкинда… Возможно, что и он тоже был нетрадиционный. Наличие семьи, как известно, не исключает… Или же убийца действовал по заказу интимного друга этого Миклухи… Голубые – они же все такие эксцентричные, романтичные, с фантазией. И крайне жестокие, между прочим, в разборках…
– Ну ты и знато-ок! – протянула Марьяна с нескрываемой иронией. – Только мне кажется (уже серьезно, обращаясь к Кудрину), что мы сами себя запутываем и загоняем в тупик. Надо просто искать параллельно двоих: убийцу и некую женщину, которая была связана с Миклачевым и знакома с убийцей. Таков результат моего домашнего анализа – с поправкой на отвратительное самочувствие.
– Ну, убийцу-то мы ищем максимально широко и упорно, – констатировал Кудрин. – Зона поиска, считай, вся страна. Фоторобот и ориентировки разве что только в общественных туалетах не расклеены.
– Может, зря? – осмелилась поерничать Марьяна, но осеклась под строгим взглядом начальника.
– Сейчас делаем акцент на бывших и нынешних бойцах спецподразделений, людях, прошедших горячие точки, – словно бы доложил Кудрин. – Во всех трех убийствах чувствуется рука мастера боевых искусств – жестокая и уверенная. По женским связям Миклачева всех, кого можно было, вроде бы допросили. А вот как дальше действовать в направлении «шерше ля фам»?
– Я знаю, как! – уверенно произнесла Марьяна.
ПОДКЛЮЧАЕТСЯ ГРИНЯ
Случанск, 13 октября, без двадцати десять вечера, супермаркет «Перекресток» на северной окраине города. Дымков прошел вдоль стеллажей и витрин малолюдного к этому часу магазина. Побросав в корзинку несколько упаковок съестного, неторопливо двинулся в торец большого торгового зала, к полкам, где предлагалась всякая всячина типа посуды, пластмассовых изделий, электрочайников и прочей утвари. Здесь и вовсе никого не было, однако собеседники не поворачивались друг к другу лицом: каждый рассматривал, вертел в руках свои предполагаемые покупки, и разговор, как обычно короткий, но не сразу конкретный, со стороны мог показаться обменом ничего не значащими репликами между двумя незнакомыми покупателями. А услышать беседу точно не мог никто – они говорили тихо.
– Вечер добрый, Олег Олегович!
– Здравствуйте! О трех неприятностях юридической конторы наслышаны, надеюсь?
– Как же, как же… Газеты читаем…
– Из чистого любопытства хотелось бы узнать, кто мог учинить такой жестокий беспредел? Коллеги все-таки… С некоторыми как-никак встречался на процессах. Приличные люди. А женщина – так просто милая особа. Жаль… Такой человек заслуживает наказания.
– Не то слово. Два господина, мои знакомые, год назад пользовались услугами одного из убитых, последнего. Так, по мелочи, но остались довольны. У нас нет информации, кроме официальной, но нам интересно. Общество хочет стабильности и безопасности. Все хотят. Встряски и ЧП нам ни к чему. Следствие, похоже, идет ни шатко ни валко.
– Не знаю, не мое дело. Но подчеркну: мой интерес скорее праздный. Поэтому, если требует больших дорогостоящих усилий – обойдусь.
– Никаких проблем. Что узнаем, доложим, что сможем – исполним. Готов повторить в который раз – мой долг перед вами неоплатен.
– Ну, будет вам! (Пауза.) Напоминать излишне?..
– Обижаете, Олег Олегович? Это только наш интерес. Вы, как всегда, не фигурируете даже в моих мыслях. Не говоря уж о будущих исполнителях вашей просьбы.
– Вашей!
-- Ну, конечно, конечно…Всего доброго!
Гриня исчез.
Олег Олегович повертел еще в руках какую-то кружку с восточным орнаментом, голубой бокал с золотистым ободком, поставил на место и отправился к кассам, поглядывая на часы. Лерочка, наверно, ждет, надо позвонить, чтоб ложилась, а то пока доеду… Ей важно не нарушать режим, а то читает допоздна, а потом давление… Кстати, не кончаются ли таблетки ее от гипертонии, хорошо бы проверить…
