Телефон, положенный на зарядку на полу, с не выключенным Телеграмом, не дает заснуть. «Бляям», —говорит золотая капелька. Кто-то опять поделился своей мыслью с миром.
В слове «бляям» есть другое слово, и ты его скоро произнесешь, как только доверчиво откроешь уведомление.
Всё в этой жизни только притворяется чем-то другим.
Какой-нибудь очередной ужас или фейк приходит к тебе в дом сказочным звуком. Так в жизни должен бы начинаться танец безымянных фей или танец Феи Драже, но начинается очередной ужас-ужас.
В этом подлоге что-то есть.
А разве на самом деле не всё в этом мире так? Секс в любви только притворяется любовью (настоящий секс не знает любви: когда происходит секс, любви нет, она появится, потом, когда все угомонятся, сходят в душ, пойдут делать кофе, станут искать по квартире брюки, очки или сигареты).
Эклер с белковым кремом, купленный в минуту слабости в «исполкомовском» магазине, только притворяется радостью – завтра к тебе придет раскаяние. Да и исполкомовский магазин только притворяется исполкомовским – так звала его прабабушка: но исполкомов давно нет, там лет тридцать уже что-то другое, прабабушки тоже давно нет, да и исполкомовским он мог зваться в ее времена только с большой натяжкой – он просто стоял и стоит на той же улице, но дома через два.
«Бляяям», – говорит золотая капелька.
А золотая капелька – это же память первых сверхновых звезд. Столкновенье, слияние ядер, и, как говорит Хокинг, в Космосе образовалась масса золота эквивалентная десяти массам Луны. Якобы четыре миллиарда лет назад какая-то часть золотого запаса была доставлена на Землю во время астероидной бомбардировки. Вы в это верите? Я – нет. Я верю, что золото -это слезы богини Фрейи, которая пролила их в разлуке с супругом, что охраняет все это золото древний дракон, а добывают его гномы.
В общем, всё на свете не является тем, чем кажется.
Мне, кстати, нравится мысль поэта Михаила Айзенберга, что сюжет в стихотворении тоже в свою очередь только притворяется сюжетом.
Как, например, у Вознесенского – в его известном, написанном по кругу: матьматьматьмтьматьматьма.
Тьма – это мать. Мать – это тьма. Сюжет вроде есть, и он очевиден, но дело не в нем, а в самом фокусе.
Прямо, как у Дмитрия Авалиани в его листовертнях. Переверни так картинку – читается «Правда», переверни по-другому – читается: «Господи». Всё дело в сложном рукописном шрифте. И только. Стишок держится просто на словесном чуде, можно сказать: ерунде.
Или, допустим. Так будет: «Заказное письмо». А так – «От дамы в Америке». (По нашим временам немного щекотно. Черт знает, чего она там нам понаписала.)
Или вот его же, но уже панторифмы.
* * *
Не бомжи вы -
Небом живы.
(А хорошо, кстати.)
Или его палиндромы:
* * *
Я и ты - боги
и иго бытия.
Мы все хорошо помним, что такое палиндром: А роза упала на лапу Азора. Мы это уже с детства помним. Но то, что мы с тобой боги и одновременно (если нас перевернуть) иго бытия лучше розы и лапы Азора. Как золото лучше серебра.
...Но иногда человек просто садится и пишет стихотворение. Без всякого верченья листов. Это не палиндром, не листовертень, но это странное стихотворение. Однако опыт всего предыдущего там учтен (и вот удивительно: даже опыт будущего, еще только в нем прорастающего, неучтенного как бы, тоже).
* * *
Это я
Это я
Это я
А где моя
Где моя
Где моя
Где
Моя
Моя
Моя
Моя
Моя
Яма
Это Всеволод Некрасов. И чем-то это стихотворение похоже на матьматьматьмтьматьматьма. Хотя Некрасов Вознесенского и не любил.
... Но что же делал Бог? Пока сшибались нейронные звезды? Или происходил нуклеосинтез (слияние ядер) сверхновых звезд? (По первой версии Хокинга.)
Наблюдал ли он за созданием золота, которое спит теперь в вашем колечке? Думал ли о нас, что мы будем бегать за ним, лихорадиться, как когда-то в Америке, или что когда-нибудь арестуют его (не Бога), весь наш золотой заграничный запас?
Вряд ли.
У Пуханова есть стихотворение совсем не о золоте. Но оно как бы мне отвечает на мой вопрос.
Я не верю в Бога, запрещающего посмертную встречу с дорогими людьми, – пишет Виталий Пуханов.
Потому что это предрассудок темной души.
Моя темная душа жаждет встречи с любимыми.
Бог просвещенных говорит мне, что будет только Он,
Вобравший души всех, кого я любил или ненавидел,
И мне надлежит возлюбить Его одного и позабыть всех, кого я любил.
В потоках встречного света я никого не увижу, даже теней.
Ничего, кроме слепящего света,
Не увижу любимых, покрытых огнем Господней любви.
Моей же любви будет недостаточно,
Чтобы вырвать любимых из белой мглы Божьего света.
Мне не нужен Бог, отнимающий мою любовь во имя всеобщей любви,
Бог социализма, обобществляющий любовь.
Мне нужна хотя бы одна краткая встреча с любимыми после смерти,
На которую мог рассчитывать последний римский раб,
Умирающий на кресте будущего величия Господня.
...Я и с любимыми, когда-то, после смерти не намерен встречаться.
Но если бы встретился, то посмотрел бы, светящийся весь, и сказал бы: «Помнишь ли то мое золотое колечко? Которое я подарил? Верни».
