Мой приятель, замечательный актер кукольного театра (он сам их, этих кукол, делает, а потом они у него, на ниточках, оживают), сказал, что задумал сделать спектакль для детей и взрослых про Аллу Пугачеву. Про весь ее путь.
«Давай напишем вместе сценарий?» – сказал он.
Я сразу набросал ему в аудиочат идей, ему ни одна не понравилась – неудивительно: он замечательный, я нет. Но не пропадать же добру.
«Знаешь, что я бы тебе предложил? – сказал я тогда. – Пронизать всю пьесу фрагментами всеми узнаваемых сказок. Пугачева же вообще мифологемна. Вот и расскажи весь ее путь через три-четыре мотива из самых известных сказок».
Например, говорил я, первая – это, конечно же, «Колобок». Она убегает от всех, всегда убегает. «Я от бабушки ушла, я от дедушки ушла, а от тебя, заяц (Филя, зритель, возраст, правительство), и подавно уйду».
И только лиса ее съест. Как известно, только лиса колобку сказала: «Спой мне песенку». Никто его об этом не просил, сразу приступали к «я тебя съем». А лиса спеть попросила. Да еще и на нос сесть сделала заманчивое предложение.
Вот и лиса Алле Борисовне говорит: «Спой мне песенку».
Но не песенку просит лиса. Между строк, между ресничек суженных глаз намекает лиса: «Только начни петь песенки, я тебя съем. Может, не сразу, но съем. Потому что я тоже рыжая. Ты рыжая, я рыжая. Разве ты меня, Алла, не узнала? Я это же ты. Вот ты сама себя, рыжий ты мой клоун, и сожрешь. От себя, Аллочка, не убежишь».
Как тревожен этот путь.
Мне судьбу не обмануть.
Вот и кончился мой день.
Чтоб спасти меня от бедствий,
Больно так сжимает сердце
Безопасности ремень,
Но не вздохнуть.
Ах, как тревожен этот путь куда-нибудь.
А вторая сказка – это, конечно, Дюймовочка.
Дюймовочка любит цветы. В цветке она родилась, на широкий лист кувшинки ее умыкнули, красивый цветок ей предложили выбрать, когда унесла ее ласточка в теплые края от старого и скаредного крота. Миллион-миллион-миллион алых роз. Эти белые цветы я поставлю у окна. Я вам спою в бутон тюльпана. Стеклянные цветы похожи на тебя. Не дарите мне роз, не несите тюльпанов, я люблю, как ни странно, другие цветы...
Ласточка говорит Дюймовочке в середине второй этой сказки: «Я тебе помогу когда-нибудь». И мы верим: непременно поможет.
Так дурно жить, как я вчера жила.
В чужом пиру, где все мертвы друг к другу,
И пошлости нетрезвая жара
Свистит в мозгу по замкнутому кругу.
...Что уж там должно было быть в третьей и четвертой части спектакля – я не придумал.
Зато я знаю, какой должна была быть пятая часть этой кукольной пьесы про Пугачеву.
Уже к старой – к ней должна была опять прилететь ласточка.
«Помнишь, я обещала помочь тебе? Так вот – я сдержала свое обещание. Я тут. Я унесу тебе».
– Нет, – говорит старая кукольная Пугачева.
«Я всё сделаю сама».
И когда начинает звучать давнишнее «Звездное лето», которое потом прерывается на одну из поздних «Я улетаю», Пугачева открывает зонт, как Мэри Поппинс (Мэри Поппинс — это же нянька, Алла Борисовна тоже наша нянька, мать, бабушка), – и, даже не посмотрев вниз, так мы ей все надоели, действительно улетает.
Я улетаю прочь от земли.
Не будите меня, умоляю,
Я вижу сны,
Сны о любви.
... В общем, эту мою идею забраковали. И правильно сделали.
Но – бывает же такое – тут на днях я открываю одну из коллективных сетей, а там под каким-то постом, который совсем о другом, – комментарий.
«А можно я про Пугачёву? Мы же её любим.
Вместо ночи проспала день, и не зря – во сне увидела репетицию АБ в каком-то совершенно случайном месте. Боже, как она пела. И вообще никого не было рядом, чтобы сказать, мол, враки, что она голос потеряла. А потом я пошла её провожать – город нам обеим незнакомый, пустой, прохожих нет. Она жаловалась на недругов, я сочувствовала.
Потом мы подошли к месту, где она жила. Оказалось, что у неё сумка с продуктами, очень большая, на входе она упала, всё просыпалось, мы вдвоём стали собирать. Пугачева была простая, уютная, в толстой кофте в широкую светлую полосу. Непонятно главное – почему в этом городе она одна и вообще больше нет людей. Я ей про людей сказала, она не придала значения.
Проснулась я грустная – у неё было тяжёлое настроение, мне оно передалось.
Но как она пела...».
... Колобок-колобок, я тебя съем.
Алла Борисовна, вы нас учили одиночеству. Кажется, мы выучили ваши уроки.
