Из окна Гурову был виден памятник свиноводству.
Гипсовая свинья с кукурузой в зубах напоминала собаку. А свинарка — незамужнюю подругу Гурова, Бурсину из управы, только в пору ее молодости.
Гуров служил на хлебозаводе, сутки через двое. Отстреливал воробьев. Иногда птицы падали в тесто, но их вынимали, и конвейер шел дальше.
Бурсина шла к нему в гости, пекла пирожки, пила игристое. Гуров — самогон под фрукты. Щипали теплый хлеб с завода, танцевали неглиже.
Счастье.
Мечтали съехаться и завести кота.
Но настал день, когда Бурсина неожиданно ушла к Троянову, учителю музыки. Он жил дальше, но был ей духовно ближе.
После объятий пели под баян в два голоса на балконе.
Гуров из-за ухода Бурсиной закручинился и выстрелил в себя из воздушки. Правда, пулька застряла в щеке, доктора помучились, но все-таки ее вынули.
Тогда Гуров принялся строить планы мести. Например, посадить в футляр Троянову мышей. Он за баян — хвать, мыши — прыг, Бурсина с визгом — в обморок.
Или позвать Троянова на рыбалку и утопить в Волге.
Но придумал другое: поединок в городской бане. Дуэль: кто кого в парной пересидит — того и Бурсина.
По жребию Троянов первый отхлестал всего Гурова веником из березы. Почти до невозможности терпения. Потом наоборот.
Оба сделались лиловыми. Потели, смотрели на часы, пока баня не закрылась. Никто никого не пересидел.
Тогда они направились в управу к Бурсиной — пусть сама выберет.
Купили роз.
Но по дороге нечаянно завернули в закусочную.
Заказали четыреста, кильку с луком и яйцом под картофель в мундирах с кубанским маслом.
Как иногда бывает у русских, после второго графина помирились со слезами.
— Ты, Троянов, теперь брат мне, — говорил Гуров, промокая глаза салфеткой.
— А ты мне даже больше, дай расцелую!
И не хочет ли друг научиться на баяне?
Вдруг они увидели Бурсину в шубке. Ее привел ужинать лейтенант, замначальника пожарной части.
Денег за цветы в киоске им не вернули.
Розы возложили к памятнику.
фото: unsplash.com
