Радио "Стори FM"
Китайская ширма и пионерский галстук

Китайская ширма и пионерский галстук

Автор: Татьяна Филиппова

Обычно герой этой рубрики рассказывает о вещах, которые сопровождают его всю жизнь, а здесь речь идёт о вещах, которые были утрачены. Но их владелец об этом не сожалеет. О пути из Шанхая в подмосковное Пушкино вспоминает художественный руководитель РАМТа Алексей Бородин

ДОМ

Дом был большой, двухэтажный и абсолютно русский, хоть и стоял на окраине Шанхая, в западной части французской концессии. Конечно, прислуга, семь человек, – в основном китайцы. Водитель, повар. Много китайских вещей – папа собирал фарфоровые статуэтки, которые мы потом привезли в Союз. Прекрасная была коллекция, очень красивая, разнообразная, большая.  И ширма стояла китайская, вырезанная из слоновой кости, очень красивая.

Шанхай я помню частями – английская концессия, французская и американская. И русская колония. Я помню набережную, где стояли большие дома, там было советское консульство.

Большая часть людей. И в какой-то момент появилась идея –  чтобы дети поехали на родину без родителей. Можете себе представить? И мы пошли от школы, колонной, пешком в консульство. И подали там петицию.

Слава Богу, консульские были люди умные, ни одного звука не раздалось по этому поводу, и дело зачахло. Но я помню, что родители, мама… столько было волнений. Сейчас это всё выглядит бредом, но такой тогда была наша жизнь.

Шанхай
Таким был Шанхай в Алёшином детстве

Наш особняк стоял  в стороне от центра, возле бедной части города. Если пешком, идти – а мы пешком не ходили, нас возили, или на машине, или на рикшах, тогда уже появились велосипедные рикши, – но если пешком пойдёшь, то китайцы тебя будут окружать, рассматривать.  

Бесконечно вспоминаются праздники, которые в нашем доме умели устраивать. У меня три сестры, старшая из них на пять лет меня младше, другая на шесть, третья на семь. Наташа, Таня, Маша.И все время какие-то дни рождения, праздники, родители принимают в них активное участие. 

Ощущение дома для нас, детей, неразрывно связано с родителями.

Мир родителей – это был какой-то особенный мир. Они почти каждый вечер куда-то отправлялись. В Клуб при Обществе граждан СССР в Шанхае, там были ресторан и кинотеатр. Отец очень любил маму, мама – его, у них была большая разница в возрасте, двадцать лет, и это давало отцу вторую молодость, что ли.

Родители – это родители, они живут еще какой-то жизнью, а с нами всегда оставалась бабушка, мамина мама, Наталья Николаевна. Вообще всё предельно естественно, никакого надсада. Ясно, что папа уезжает на свой завод каждый день, ясно, что у него лакокрасочный завод довольно крупный. Этот завод он создал своим трудом, благодаря организационному дару, который у него явно был. Начинал он с мастерской.

Папа приезжает домой обедать, и после обеда они с мамой обязательно отдыхали. Дневной сон – это святое. Потом он опять уезжает на работу. Папа – занят большими делами.А мама включена во все наши дела, уроки.

Конечно, это сильная была у них идея – переехать из Шанхая в Советский Союз, и резкий переход был. Я могу себе представить, насколько для них трудный, хотя они этого не показывали никогда. 

В Союзе, слава богу, уже никого не сажали, но было трудно, потому что всё нужно было делать самим, и материально сложнее. 

Всё надо принимать как есть – вот это главный урок от отца. И от мамы и бабушки тоже, конечно. Но он во главе семьи стоял, и он принимал всё как есть. Без всякого нытья, или жалобы, или болтовни на эту тему. Этого вообще не было. Внутри у тебя пусть всё происходит. Тем более чтобы перед детьми показать – такого вообще никогда не было.


ФОТОГРАФИИ СОВЕТСКИХ АРТИСТОВ

Когда меня спрашивали, кем я буду, когда вырасту, я отвечал: «Артистом». Собирал фотографии артистов советского кино. С одной стороны, мне нравился Владлен Давыдов, потому что «Встречу на Эльбе» мы смотрели бесконечно.  С другой стороны – Борис Андреев в «Покорении Берлина», который тоже произвел большое впечатление. В Шанхае всё это воспринималось с восторгом. Какие счастливые люди, они так живут! 

Павел Кадочников
Вот такие открытки Алёша Бородин рассматривал в детстве
В Клубе ССК показывались советские фильмы, и я помню, что с нами было, когда мы видели «Суворова» или «Сказание о земле Сибирской». А когда вышли «Кубанские казаки» - это было для всех большим событием.

Мне кажется, родители понимали, что это жанр такой, музыкальная комедия, преувеличение. Но мы-то, дети… Мы, конечно, принимали как должное то, что товарищ Сталин приехал лично…

Я помню эти потрясающие впечатления, гордость за людей, которые в этой стране, бывшей для нас, конечно, солнечной страной, выстояли войну. Помню, как я плакал, когда прочёл книжку «Александр Матросов», на коленях у мамы рыдал.

В моей комнате висели два плаката, купленные в книжном киоске в Клубе. Один «Утро нашей Родины»: утро, русская природа и Сталин. А с другой стороны висел плакат, который назывался «Мальчик останавливает поезд красным галстуком». Рельсы, по ним движутся какие-то вражеские силы, и мальчик их останавливает, совершает подвиг. Как-то это всё воспринималось без малейших сомнений… Сталин умер – ох, боже мой! Какой ужас! Как же это? Помню, все страшно плакали, директор школы собрал наc, объявил, что вот… Все: «Ой, как же…» Знаете, как называются такие вещи, – сказка после сказки.


КРАСНЫЙ ГАЛСТУК

Китайская народная революция

Красный галстук появился, когда меня из английской школы Святой Жанны, которая была открыта при монастыре – я помню, как монахи играли в футбол, подобрав рясы, – перевели в советскую школу при Обществе граждан СССР в Шанхае. 

В русской колонии организовали советскую школу, потому что многие русские стремились на родину и ждали получения гражданства. Какой статус она имела, я не знаю, могу только сказать, что мы не могли вступить в пионеры, мы были красногалстучники. Можете себе представить?

Вот это я хорошо помню. Пионеры – те, счастливые, которые живут в Советском Союзе, на родине. А мы не имели права так себя называть.

В 1949 году в Китае произошла революция, и через какое-то время началась бешеная китайско-советская дружба. Нас, красногалстучников, возили с концертами по фабрикам и институтам, это был месячник китайско-советской дружбы. 

Мы ездили, страшно гордые, и принимали парады, стоя на трибунах. Бред несусветный, но тогда казалось, что так и надо. И я помню, какая-то фабрика большая и две колонны китайцев во дворе, мы идём посередине, и они кричат что-то приветственное. Короче говоря, страшно дружим.

У нас дома бывали люди из советского консульства, родители их приглашали, я даже помню, как читал перед ними какое-то стихотворение, и все мы потом были им очень благодарны, потому что в 1949 году началась первая репатриация, но они сказали родителям: «Не торопитесь, девочки ещё маленькие». Вот это очень важно. 

Спасибо им, потому что мы поехали в 54-м году, когда уже, собственно, всё было позади. А у тех, кто поехал в 49-м, оказались страшные судьбы. Пароход вёз их в какое-то место, где они пересаживались в поезда, а после границы уже в теплушки, которые их везли в сибирские лагеря… 

Я очень хорошо помню, как мы провожали уезжающих. Огромный пароход – в моём восприятии мальчика восьми лет, – мы машем, они уезжают, очень такие приподнятые, счастливые, едут на родину.


ГАЗЕТА «ПИОНЕРСКАЯ ПРАВДА»

У меня, красногалстучника, была заветная мечта – читать «Пионерскую правду». И первое, о чём я попросил, когда мы оказались на советской земле, – чтоб мне купили эту газету. Это я очень хорошо помню. Потому что я вдруг увидел – продаётся «Пионерская правда». Это же целое событие! 

У нас в семье культивировалась любовь к родине. Мама родилась в Китае, в России никогда не была, но всегда стремилась на родину. Папа к этому относился более спокойно, и я думаю, если бы он один решал, мы поехали бы не в Союз, а в Америку, в Канаду, в Европу. Но у мамы не было сомнения, и мы решили ехать сюда.

gazeta.jpg
Главное открытие - в каждом киоске "Пионерская правда"
В 1953 году начали давать визы. Родители подали документы и ждали, ждали… И вдруг в один прекрасный день мама мне говорит, что мы получили визу. Что со мной было! Я был счастлив, но папа мне сказал: «Пожалуйста, не говори никому в школе». Ему нужно было завершить все дела, и он хотел, чтобы никто не знал о том, что мы собираемся уезжать.

Конечно, в первый же день я проговорился. Я помню, что папа страшно возмущался – я подслушал их с мамой разговор. Мама говорила: «Он не мог, я понимаю, как он взволнован, он не мог удержаться». Выгораживала меня. 

Начались сборы, продолжавшиеся довольно долго – надо было продавать завод, надо было собираться, и за это время для советских граждан Шанхая объявили репатриацию на целинные залежные земли. 

И вот туда попала семья моей будущей жены. Они тоже ехали в своих вагонах до Маньчжурии, потом – станция Отпор, где их пересаживали в теплушки, они раскладывали в этих теплушках роскошные китайские ковры, которые везли с собой. А потом их распределяли по совхозам. 

Еще в Шанхае родители дружили с доктором Смольниковым, а много лет спустя в Москве он работал в Бакулевском институте. Доктор Смольников, очень образованный человек, который учился за границей, в Шанхае у него была своя клиника - приехал так же, как все, в совхоз, где не было ставки доктора, поэтому у него в трудовой книжке написано: «Столяр».  

Надо отдать должное директорам совхозов, всех переселенцев отпускали, и они довольно быстро уехали. Никого, слава богу, не посадили, потому что был уже 54-й год.

Наш дом уже был продан, но нам ещё несколько дней надо было оставаться в Шанхае. Родители расстались со всей прислугой, отпустили и шофёра, и няню, и повара, сняли огромные шикарные номера в отеле, я хорошо помню наш переезд туда, это было страшно интересно. Обедали мы в ресторане на крыше отеля. 

Поезд был нормальный, мы ехали не в теплушках, всё было хорошо. Когда проезжали Маньчжурию, последний китайский город, бабушка, которая была родом из этих мест, заснула, и мы долго не могли её добудиться. Проснулась, когда мы проехали нейтральную полосу. И вот Отпор, первая советская станция. Мы на родине, всё прекрасно.

Отпор произвёл на нас определённое впечатление. Первый раз в жизни мы увидели пьяного, валяющегося на улице. Девочки прибежали: «Ой, мама, больной дядя лежит, надо ему помочь». Дальше был банный день. Все шли в баню. Один день мужской, следующий – женский. Родители просто обмерли.  Я так думаю, потому что они не показывали своих эмоций. Но сейчас я представляю себе их разочарование – после «Кубанских казаков» и «Сказания о земле Сибирской» вдруг увидеть всё это.

Но ничего, снова сели в поезд, поехали. Главное впечатление в пути, конечно, Байкал, который мы утром проезжали. Все кричали: «Байкал! Байкал!» Мы ехали в Чимкент.


ЯХТА

В Шанхае у отца была яхта, которую он назвал в честь старшей дочки «Ната», он был и яхтсмен, и охотник, и машины страшно любил. Остались любительские фильмы, на которых отец едет с друзьями на яхте к местам охоты по реке Вампу и каналам в окрестностях Шанхая.

Шанхай
В Шанхае 30-х было много яхт. Одна из  них - отца А.Бородина

В России он хотел поселиться поближе к морю, в Одессе, где, по его представлениям, он мог бы завести себе что-то вроде шанхайской яхты. Но мы поселились далеко от моря, в подмосковном Пушкино.

Из Шанхая отец привёз много всякого судового оборудования, которое пылилось в сарае. Применение нашлось лишь небольшому мотору, который он приладил к лодке. В одной из комнат висел судовой барометр с яхты. Вот, пожалуй, и всё.

Родителям пришлось расстаться с благополучием, в котором они всегда жили, с другим совершенно ощущением себя во всём. Тем не менее они приняли это как данность.

В Пушкино у нас было полдома с отдельным входом –  и дом, и сад. Почти как в Шанхае. С той разницей, что там была прислуга, а тут они всё делали сами. Каждую неделю натирались полы. 

Я помню огромное количество девочек, подружек сестёр, мои одноклассники тоже приходили в огромном количестве, и всех у нас поили-кормили. Я уже не говорю про такие праздники, как Рождество и Пасха. Бабушка и мама ставили куличи и пасхи делали. Каждое воскресенье пекли пироги.

В Пушкино был какой-то завод, и отец пошёл туда инженером. Мама занималась переводами для этого же завода, печатала какие-то бумаги, я помогал ей какое-то время. В контексте жизни общей мы должны были работать в саду, я, например, должен был окапывать яблони, потом мои одноклассники помогали, потом однокурсники. И взрослые в это время работали! 

Отец возился с помпой, которая подавала воду наверх, зимой она замерзала, нужно было лить в неё кипяток, это мне поручалось. Я шёл, что-то отвинчивал и заливал горячую воду в эту штуку. Ещё у отца было невероятное изобретение для сбора яблок. У нас был большой яблоневый сад, и он придумал такую сетку, которую нужно было поднимать, за что-то дёргать, и она отрезала черешок. Яблоко падало в сетку, потом его оттуда вынимали, бабушка делала из яблок вино, которое до Нового года стояло у нас в подполье, на полках.

Отец всё-таки купил машину – у нас был единственный на всё Пушкино «БМВ», – но тут его ждало разочарование, потому что он рассчитывал на меня, а у меня к машинам нет никакого интереса.

Когда отец вышел на пенсию, начались неожиданности. Вышло постановление, запрещающее пенсионерам заниматься квалифицированным трудом. Отец что-то перевёл, какой-то текст, и оказалось, что он не имел права получить за него деньги. И вот это для него был удар. Он не жаловался, но лицом потемнел немножко. Потому что это в принципе было оскорбление. 


КИТАЙСКАЯ ШИРМА

Красивая резная ширма с перламутровыми вставками была продана в какой-то трудный для нашей семьи момент вместе с другими китайскими вещами.

Шанхай китайская ширма
Вот такая ширма была продана "Мосфильму"
На «Мосфильме» начали снимать что-то про Китай, и родители продали почти всю китайскую утварь. Музей искусств народов Востока приобрёл почти всю папину коллекцию японской и китайской живописи и фарфора. 

Что-то осталось и было продано позже, когда после моего окончания ГИТИСа у нас с Лелей было время трудноватое, денег не хватало. Родилась дочка, у меня с работой в Москве не выходило… После того как спектакль, который я поставил в Смоленском драмтеатре, «Два товарища» по Войновичу, сочли антисоветским, для меня всё было закрыто. И тут вдруг появилась возможность уехать в Киров главным режиссёром в ТЮЗ. Лёля, как настоящая жена декабриста, поехала со мной.

Я всегда её сравниваю с Еленой из романа Тургенева «Накануне». Когда болгарин Инсаров, революционер, зовёт её в какие-то горы, она ему сразу ответила: «Едем». Примерно то же самое сказала Лёля. Но это уже другая история.

Дома в Пушкино, где мы выросли, тоже давно нет. Там, где он стоял раньше, – спортивная площадка. Наша огромная семья собирается у моей старшей сестры Наташи, она с мужем и детьми живёт в Крекшино, у них там дом, совершенно такой же, каким был наш дом в Пушкино. 

И мои дети, и мои внуки, и Наташины – все приезжают туда. Собирается неимоверное количество людей. И жизнь большой семьи – она продолжается. Связь очень крепкая, внутренняя. К счастью, дети наши, Наташины и мои, – они все дружат, что огромное для нас счастье.

Мама очень рано ушла из жизни, в 52 года. Подряд мы потеряли сначала бабушку, потом папу через год, потом маму. Она всё время повторяла: «Главное, чтобы вы были вместе». Всегда это говорила. 

И то, что мы вместе и всё это не растворилось в суете жизни, конечно, счастье. Всё идёт отсюда, из семьи. 

Когда есть малый круг близких людей, это страшно важно. И тогда жизнь обретает смысл.  

фото: FOTODOM; ЕКАТЕРИНА ЦВЕТКОВА/PHOTOXPRESS; GETTY IMAGES RUSSIA; LEGION-MEDIA; Н. БЛИКОВА/МИА "РОССИЯ СЕГОДНЯ"; LEEMAGE/EAST NEWS 

Похожие публикации

  • Отпадение материального
    Отпадение материального
    Михаил Боярский – о трёх признаках состоявшегося человека, гитаре Маккартни и решётках Летнего сада
  • Человек, который умеет всё
    Человек, который умеет всё

    Вячеслав Бутусов, фронтмен группы «Наутилус Помпилиус» и «Ю-Питер», умеет писать музыку, стихи и прозу, рисовать и строить дома. А что для него в этом всего важней?     

     

  • Путник из страны «Театр»
    Путник из страны «Театр»

    Роберт Стуруа, художественный руководитель Театра имени Шота Руставели и главный режиссёр Et Cetera, – о том, как он раздарил свои дома, едва не продал работу Пикассо и заполучил футболку Марадоны, воспользовавшись служебным положением