Театральный роман

Союз режиссёра и актрисы – явление давно известное. Джульетта Мазина и Федерико Феллини, Любовь Орлова и Григорий Александров, Инна Чурикова – Глеб Панфилов, Зинаида Райх – Всеволод Мейерхольд… Но далеко не все театральные  романы превращаются в семейные пары, гораздо чаще они распадаются. Иногда – естественно и легко, иногда – как у Сергея Арцибашева и Елены Стародуб – болезненно, с надломом, оставляя после себя выжженное поле. О своей любви актриса никогда не рассказывала – ни на камеру, ни на диктофон… Но полгода назад режиссёра Сергея Арцибашева не стало. Я предложила Лене поведать её непростую историю любви. Она вздохнула… и согласилась, решив, что теперь, наверное, уже можно. А я подумала: если бы у этой удивительной актрисы были ещё и крепкие локти, её фото не сходило бы с обложек журналов. Хотя судьба её не обижала: ведущая актриса Театра на Покровке, ведущая актриса театра «Модернъ». 

– Я никогда ни за что не боролась, – говорит Лена. – Прочитала в детстве «Мастера и Маргариту» Булгакова и свято поверила, что сами придут и сами всё принесут. И никогда не вмешивалась в ход событий. Глупо, но я и сейчас пытаюсь жить по этим правилам. 

И за свою любовь тоже не боролись? 

– Нет. К моменту нашего знакомства Сергей Арцибашев был уже разведён, жил очень бедно, даже откровенно бедно. После ухода из семьи ночевал, ел и пил в театре. А у меня был муж.

Вы попали в театр Арцибашева сразу после института? 

– Нет. Сначала играла в московском театре «Драматург». Но в конце 80-х умер мой первый режиссёр – Георгий Соколов. И казалось, что ничего интересного в моей артистической жизни уже не случится. Я осталась без работы, родила дочку Варвару, отсидела год дома. Потом позвонила своему бывшему педагогу Изольде Васильевне Хвацкой. Спросила, нет ли чего для меня. Она дала телефон Арцибашева. Я позвонила и приехала. Это был Московский областной театр драмы и комедии – сцены своей нет, репетировали в 27-метровой комнате…

Но вы увидели режиссёра – и влюбились? 

– Господь с вами! Невысокого роста, щуплый, некрасивый. Он только взглянул на меня и сразу же позвал вечером репетировать в пьесе Владимира Малягина «В тишине». Репетировали-репетировали – и получился отличный спектакль. 

И сразу главная роль?

– Там у всех были главные роли, пьеса такая. Молодые люди пытаются создать некую идеальную коммуну. А на дворе 90-е, и хозяин квартиры – бандюган. Ему нравится одна из девушек, и он её насилует. Девочка кончает с собой. Сюжет, конечно, незамысловатый, но там было много режиссёрских фишек – например, красная гимнастическая лента из шёлка, струящаяся по платью героини… Может, правильно говорят, что художник должен быть голодным. Из-за нищеты и  бесприютности Сергей жил только театром и, на наш взгляд, был невероятно талантлив. А потом он предложил нам сделать «Трёх сестёр».

Сергей Арцибашев: «И когда я дал актёрам «Трёх сестёр», они мне говорят: «Сергей Николаевич, какая красота мысли, какой отрыв от обыденности… Какие мечты…» А за окном – что? Талоны на всё. А я им – вот про это мы сейчас «Три сестры» и сделаем. Вся эта повседневность, серость – всё это нас опускает, но мы должны помнить о том, что вертикаль есть. И хотя бы голову поднять туда».

− Мы ему поверили. Решили, что этим спектаклем докажем – наш маленький кораблик достоин большого плавания. Премьеру отыграли в доме-музее Станиславского, потом в Мюнхене, в России-то играть было негде! А потом министр культуры Юрий Соломин дал добро на экспериментальный театр. Сделать упор на классику казалось тогда сверхсмелым решением. Театр переименовали, мы переехали – на «Покровке» у нас было уже 80 метров… И все, кто тогда попал под обаяние Арцибашева, остались с ним надолго. Он умел в себя влюблять, хотел нравиться своим актёрам. И женские образы выстраивал виртуозно. Казалось, он чувствует женскую душу глубже и тоньше, чем мужскую. Как можно было в такого не влюбиться? И все влюблялись. 

Вы тоже не устояли?

− Не сразу. Мы ежедневно видели друг друга, смотрели глаза в глаза, но я ничего особенного не замечала. Ну, был один дурацкий случай. Для театра вполне рядовой. Он вызвал меня и ещё одну артистку к себе в кабинет для какого-то несущественного разговора. Похоже, приглядывал себе музу. А потом, отпустив другую, неловко сделал недвусмысленное предложение. Я ответила, что отдаться обожаемому режиссёру – святой долг актрисы, если его, конечно, не смущает, что я замужем. Эпизод замяли, Сергей немного пообижался и, похоже, забыл. А через полгода после этой дурацкой сцены приехали на гастроли в какой-то провинциальный город, спустились в ресторан ужинать… И вдруг появляется Арцибашев – бритый наголо, весь в белом, загадочный и невероятный! Вот тогда у меня и щёлкнуло. И понеслось… Что чувствовал он – я не знаю, но тогда казалось – мы нашли друг друга! И действительно нашли. Я – своего режиссёра, а он – свою актрису… 

А как в театре отнеслись к вашему роману?

– Вначале настороженно. Пока не увидели, что я никуда не лезу, никого не закладываю, ни у кого ничего не отнимаю. Правда, был один случай. На «Три сестры» пришла очень сильная актриса, Елена Борисова. Потом стали ставить «Месяц в деревне», и между нами возникло соперничество из-за роли. У Лены, на мой взгляд, было больше оснований играть Наталью Петровну. Мы репетировали эту роль в два состава, но у Лены случилось несчастье с сестрой, она уехала в другой город, а репетиции продолжались. В результате премьеру «Месяца в деревне» играла я. А когда Лена вернулась, спектакль уже состоялся. И второй состав не случился. А я не нашла в себе героизма сказать: «А теперь играй ты!» И вот ведь судьба! С «Месяцем в деревне» мы отправились на фестиваль в Каир, где спектакль увидел Ришар Мартен и решил во что бы то ни стало показать этот спектакль в Марселе. Именно тогда у Мартена с Арцибашевым созрел план русского фестиваля в Марселе, который потом длился долгие годы… Сергей вообще был хорошим организатором. 

Сцена из спектакля "Ревизор"

Арцибашев был везучим?

– От слова «везти». Вёз на себе. Упирался. Тащил. Он ведь родился в заброшенном посёлке. Хотел стать учителем или тренером. Ну, может быть, актёром… А сам театра в глаза не видел – артисты же туда не приезжали. Это потом он понял, что в режиссуре есть все три профессии – и учитель, и тренер, и актёр. Он рассказывал, как, поступив в техникум, с первой стипендии начал копить деньги на билет в театр. Накопил, пришёл в кассу, объяснил кассирше, что идёт в театр первый раз в жизни и ему нужен лучший билет на лучший спектакль! И как только открылся занавес и запахло папье-маше, гримом и театральной пылью – всё про себя понял… 

Он очень верил в мистику, пророческие сны. И спешил, потому что сам себе определил, что в тридцать пять лет станет главным режиссёром, а в сорок пять – умрёт. Главным режиссёром он стал в тридцать семь, а в сорок пять действительно чуть не умер. Его едва спасли. Он выжил и снова принялся работать на износ… Хотя, конечно, со стороны многое могло выглядеть везением… Его дипломный спектакль в ГИТИСе увидел Юрий Любимов и позвал на «Таганку». 

А дальше – вот это везение или что? – за девять лет в театре всего две постановки. За эти годы умер Высоцкий, эмигрировал Любимов, пришёл Эфрос, затем Губенко, а новых спектаклей у него не было. А потом наконец-то появились свои двадцать семь метров! А на «Покровке» – аж восемьдесят…

Сергей Арцибашев: «Я всегда хотел быть первым. Мастером, лучшим в профессии, самым-самым. И я сказал себе: буду идти потихонечку. Буду пока лучшим вот здесь – в этом училище. Или в этом институте… Но не сразу, не вдруг. В «Бесах» у Достоевского прочитал потом про Ставрогина, что «вдруг» – это нельзя, «вдруг» – это бесовщина. По-настоящему – это постепенно. Медленно, мучительно, но вперёд…»

Сергей был «трудным» режиссёром? 

− Конечно. Он был классическим тираном – иногда репетировали по двенадцать часов. Он втягивал в игру публику – «Три сестры» начинались именинами, и зрители сидели за столом и пили шампанское вместе с артистами. Но с ним всегда было интересно! Разбирая пьесу, он доковыривался до никем не прочитанных глубин... И не давал «заигрывать» старые спектакли – часто к ним возвращался. 

Он раздражался на актёров? 

– Его раздражали тупость и сильные мужики. Через наш театр прошло много молодых артистов, которые не задерживались, – Сергей их выживал. Александр Дедюшко, очень сильный актёр, погибший потом с семьёй в автокатастрофе, пробовался у нас на роль Гамлета, и очень неплохо! Но Сергей не дал ему играть – сыграл сам. Он просто не мог делить обожание и восхищение ни с кем. Считал себя некрасивым, страдал от собственной бешеной ревности. Говорил о себе: «Я моральный урод, я не умею любить!» Хотел, чтобы все его «бывшие» – и жёны, и любовницы – навечно оставались с ним, в его театре. Эта непонятная ущербность мешала ему жить счастливо. Но, когда он считал, что его искренне любят, начинал раздавать роли и звания. Может, ему казалось, что, кроме этого, он больше ничего не может дать? Он даже не понимал, как много он даёт, – с ним я начала писать стихи. Стихи были о любви, Сергею это льстило, и он помог мне выпустить первую книжку. Однажды вообще сделал королевский подарок – поставил спектакль с моими стихами, костюмами и танцами по пьесе Марии Арбатовой «Пробное интервью на тему свободы» с Игорем Костолевским и прекрасным Михаилом Филипповым. Играли все – и все были абсолютно счастливы! Я придумывала капустники, танцы, иногда помогала в постановках. И оказалась для Сергея, как он говорил, идеальным вторым режиссёром. Мы вместе ставили «Трёх сестёр» во Франции, «Евгения Онегина» в «Новой опере»… 

По неофициальной версии, Сергей умер от инфаркта. Он много пил?

– Пил. Ну «а кто не пьёт? Назови»! С этим можно было мириться и даже бороться. Когда нужно, я сидела над капельницами, и мне все честно помогали. Однажды Сергей играл Пушкина, а мы не заметили, когда он успел «принять».  Он вышел на сцену и воскликнул: «Наталья Николавна, аллё!» Но сыграл же, и зал был доволен его «находками». Потом в детективе Донцовой я вдруг натыкаюсь на описание нашего спектакля «Ревизор» – мол, бегают по сцене какие-то нетрезвые мужики и голые девки. И вспоминаю, как однажды на гастролях актёра Юру Лахина увезли перед спектаклем на «скорой». А играл он, между прочим, городничего, я – его дочь, Марью Антоновну. Заменил Юру Арцибашев – режиссёр всё-таки, хоть как-то текст знает. А я переоделась в девочку, которая бегает с подносом. На поднос положила тетрадку с ролью. Бегала и подсказывала. Получилось даже смешно. Голых девок на сцене, разумеется, не было. Спектакль вытянули, но осадок остался. И Юра Лахин обиделся, и вообще уже витал в воздухе конфликт режиссёра с актёрами… 

Придя в захудалый театр, Арцибашев за семь лет сделал из него знаменитую «Покровку». В 96-м поставил «Женитьбу» Гоголя, и спектакль получил Госпремию. Что же всё-таки случилось? Артисты обиделись, что он начал приглашать звёзд? Костолевский, Филиппов, Джабраилов, Максакова…

– Поначалу это не было системой. Да, в «Женитьбе» уже играли звёзды, но не это было главным. После «Женитьбы» все решили, что это взлёт, а оказалось – финал. 

Почему? У Арцибашева, как у многих режиссёров, было две беды. Первая – мы не расстаёмся со своими старыми спектаклями и тащим их всю жизнь за собой. Второе – съёмки в кино. Он стал известен как актёр, и ему это понравилось. Но это ладно, пусть. Олег Ефремов, к примеру, тоже снимался. Но Сергей стал играть на «Покровке» все главные мужские роли! Он говорил, что для него игра – это что-то вроде публичной исповеди. И на сцене он разбирался со своими внутренними проблемами, но не напрямую, а под прикрытием роли. 

Арцибашев – интересный актёр. Я помню его в фильмах «Хрусталёв, машину!», «Жестокий романс», «Дурак», «Двенадцать»… 

– Актёр он сильный. Но он же выбрал профессию главного режиссёра! Он обязан был думать о театре, о его развитии, должен был давать актёрам роли на вырост. Но он сделал ставку на себя. На этом, я считаю, всё и закончилось. 

Он разлюбил актёров и полюбил себя?

– Себя он никогда не любил. Это восполняли другие. Я считаю, что в таких ситуациях во многом виноваты артисты: «Гений, боже мой, какой гений!» Мы сами портим режиссёров. А с другой стороны, в то время им нельзя было не восхищаться… 

А Маша Костина, его будущая жена, уже работала в театре? 

– Да, Маша уже была. Она пришла с кастинга. Сергей её взял – красивая, беленькая, младше его намного. Она ему понравилась, но и меня отпускать он тоже не хотел. Я ведь не думала выходить за него замуж. У меня был ребёнок. Невозможно было совместить свою дочь и своего режиссёра. Он пил, часто бывал агрессивен. Руки не распускал, но язык! А Маша Костина захотела замуж – и добилась. Родила троих детей. Но это было уже после моего ухода.

Сергей Арцибашев: «Если разобраться, я всю жизнь ставлю один и тот же спектакль. С разных сторон кручусь вокруг одного и того же. И это одно – человек, дом, семья. В любом моём спектакле семья – это либо центр существования, либо предмет устремлений… Что мне судьба народная? Или судьбы мира, если это не вопрос человеческого счастья? А счастье – это создание своего очага, дома. Человек рождается в одиночестве и в одиночестве умирает, но жить один не хочет, хочет куда-то притулиться, создать свой мир, в котором было бы комфортно, тепло и радостно существовать. И появляется второй человек – другого пола, созданный по другим законам… И эти два человека пытаются сговориться, как-то вместе существовать. А это уже конфликт. Силовое поле любви-нелюбви…»

– Возможно, после пятидесяти в нём что-то такое проснулось. Возможно, Сергею показалось, что Маша и есть тот второй человек. Скорее всего – показалось, потому что поиски муз продолжались, он стал ещё больше пить, барахлило сердце. Но он держался за семью, а её нужно было содержать. И когда Сергей почувствовал возможность заработать, он поставил на себя окончательно. Поставив на себя, кормильца, он начал убивать себя, художника. Мне было безумно жаль моего режиссёра! Бывает, что женщину винят больше, чем следует, но Машина вина в том, что произошло с театром, на мой взгляд, незначительна. Разве что ей очень хотелось быть женой Арцибашева и рожать детей. Сергей никогда не отличался особым чадолюбием – дети от двух предыдущих жён росли без него. Но одно дело – просто твои дети, и совсем другое – твои поздние дети. Так что Машу напрасно обвиняли в несчастьях театра. Это был выбор Сергея, это от него стали уходить артисты, поскольку артист всегда хочет одного – играть! Но Сергей никого не допускал, сам играл главные роли: в «Пяти вечерах», Пушкина в «Карантине», потом возобновил Мольера, которого ставил в Марселе. Играл, разумеется, Мольера. И ничего не хотел замечать. Я предупреждала, что он угробит театр… Хотя лично мне он продолжал давать роли, но я начала отдаляться.

Может, стоило побороться? Ведь любовь ещё оставалась?

– Она потускнела. Ведь на самом деле это был треугольник – он, я и театр. Без театра, возможно, вообще ничего бы не было. Я уходила до конца 90-х. Но если совсем честно – первым ушёл он. Когда появилась Маша, Сергей поначалу не афишировал их отношения и предложил оставить всё как есть: он, я, Маша, театр. Я отказалась. И тогда он выбрал Машу. Маша уже была официальной любовницей, потом – женой, а я не могла себе позволить пополнить список возлюбленных и жён, которые с ним на века и до гроба… Гордыня, наверное… ­Набралась храбрости, позвонила Андрею Александровичу Гончарову в Театр имени Маяковского. Он говорит мне: «Приходи!» И вскоре умирает. И на его место назначают… Арцибашева! 

И я остаюсь на «Покровке». Но и Сергей не бросил «Покровку», решив, что может справиться с  двумя театрами. И… не справился. 

Как вы считаете – почему? 

– Помните, я рассказывала, что однажды Сергей чуть не умер? Ему перед этим приснился сон, что он в чистилище. Этот сон он записал. Там была огромная лестница, ведущая вверх. И голос, который подсказывал, куда идти. Но вдруг Сергей заметил, что есть и другой путь – к морю, где стоят корабли, отправляющиеся на землю. Голос спрашивает: «Куда ты хочешь? По лестнице вверх или вниз?» Сергей захотел вниз, понимая, что на земле осталось много недоделанного. Тогда голос предложил испытание – на пути увидишь каменную тумбу. Если столкнёшь её, то пойдёшь вниз. Он напрягся и сдвинул тумбу с места… 

Сцена из спектакля "Мёртвые души" (А. Лазарев в роли Ноздрёва)

Думаете, Сергей не прошёл испытания, не смог второй раз сдвинуть каменную глыбу?

– Глыбу внутри себя. Победили тщеславие и деньги, а не честолюбие творца. И ещё одно. К сожалению, он не сделал как Табаков, объединивший актёров МХАТа и «Табакерки». Арцибашев пришёл в новый театр с той же самой «Женитьбой», в которой, кстати, я ставила танцы. Но отдал наши роли звёздам «Маяковки». Я сочла это предательством Театра на Покровке. Идти в новый театр с отыгранным спектаклем, получившим Госпремию! С нашим спектаклем! 

 Было и обидно, и стыдно за него… Но чувства ведь не проходят сразу. Всё постепенно. Здесь обидел, там нахамил. А последней каплей было, когда на разборе «Женитьбы» он вдруг сказал: «Что это вы приседаете, как будто писать хотите?» Планочка упала окончательно, и я публично высказала всё, что думаю про его отношение к театру и актёрам. Практически обвинила в том, что он разваливает театр. Наверное, тогда Сергей меня и возненавидел. После этого публичного выступления у меня началась депрессия. Света Ярошевич из Дома актёра меня спасала. Сначала заставила перечитать всего Ремарка, затем начала вытаскивать на мероприятия. На одном из них я встретила Светлану Врагову, худрука театра «Модернъ». Светлана пошутила, что берёт то, что плохо лежит. Я обрадовалась: «Я! Я плохо лежу!» Я тогда ещё играла на «Покровке», доигрывала. А в «Модерне» начала репетировать «Петлю» по Ибрагимбекову и только через год ушла окончательно. Светлана Врагова, кстати, вытащила из меня комедийную актрису. Словом, я нашла в новом театре неожиданные радости.

И больше вы не пересекались? 

− Ну почему же? Вскоре после ухода с «Покровки» меня пригласили в сериал, где Сергей должен был играть моего мужа. Он, понимая, что лишает меня куска хлеба, заявил, что сниматься со мной не будет, – он был оскорблён моим уходом. 

Потом, спустя десять лет, позвонил, извинился и позвал на своё шестидесятилетие. Я пришла, подарила цветочки. К этому времени во мне уже не осталось ни обиды, ни любви. А он как раз ушёл из Театра имени Маяковского, а в Театре на  Покровке остался. Сергей привык, чтоб все его бывшие жёны и любовницы работали с ним, и, видимо, ожидал, что я упаду в ноги и попрошусь обратно. Но я бы не попросилась. Почему? Объясняю. Когда подруга звала меня посмотреть очередной спектакль на «Покровку», я спрашивала: «Женщины валяются по полу?» – «Валяются». – «А в финале стоят со свечками и поют?» – «Стоят и поют». – «Ну и зачем же мне идти?» 

У Сергея за эти годы появились заезженные приёмы – чтобы женщины обязательно валялись по полу и чтобы в финале они стояли со свечками и пели. И если не валяются по полу, то это не сцена. Так и в жизни… Я теперь часто думаю: за что он тогда, когда звал на юбилей, передо мной извинился?

По слухам, придя в Театр имени Маяковского, Арцибашев назначил своего брата директором театра, занялся коммерцией. 

– Иногда мне кажется, что, обзаведясь наконец большой семьёй, Сергей в благодарность решил осыпать их всеми доступными земными благами... 

А артисты театра в конце концов написали открытое письмо, где обвиняли режиссёра в некомпетентности и других грехах. 

− Это уже история не моей жизни, но полагаю, что если среди подписавших оказались такие порядочные люди, как Евгения Симонова, Игорь Костолевский и Михаил Филиппов, то не было дыма без огня. К сожалению, Сергей ушёл из Театра имени Маяковского со скандалом. Но он просто ушёл, и всё, бороться не стал. Наверное, не смог работать там, где его не любят… В нём столько было всего понамешено! С возрастом, наверное, лучшие качества притупляются – от усталости, от подлости бытия, а плохие, по тем же причинам, – вылезают. 

Не могу не задать неделикатный вопрос… Ваш муж знал об этой многолетней связи? 

– Знал, но не хотел знать. Он вёл себя никак. 

Так любил, что решил переждать-перетерпеть? А вы ждали, когда он взорвётся и уйдёт? 

– Не нужно мне предлагать хорошие готовые ответы! Не так! Это меня всё устраивало. Это было странно, было стыдно и за себя, и за него, но устраивало. Я обеспечивала семью, у нас росла дочь, к тому же у Вани – прекрасная мама. Зато сам он играл в казино, выносил из дома деньги и ценности, сдавал их в ломбард. Моя подруга собиралась купить в Москве комнату, он одолжил у неё деньги – и та осталась без жилья. А меня устраивало, понимаете? Пережидал он в общей сложности двадцать лет, пока я сама не ушла. Потом вдруг взял да и женился. И сейчас ему хорошо. 

А вам?

– А я уже четвёртый год счастлива. Мой любимый Феликс, слава богу, далёк от театра. Если что-то в доме ломается – не истерит, а просто берёт и делает. У него хорошие мозги, он разбирается в автомобилях, самолётах и политике. Всё чудесно! Но свой долгий «театральный роман» я вспоминаю не без чувства вины. Я только теперь понимаю, что не всегда умела понять или простить. Я страшно возмущалась, когда Сергей начал ставить на «Покровке» «Вишнёвый сад». Он придумал потрясающий первый акт в ритме танго! И вдруг в театре появляется Людмила Максакова, и Арцибашев бросает «Вишнёвый сад» и ставит «Сон» малоизвестного датского драматурга Стига Далагера. То ли решил, что не справится с «Вишнёвым садом», то ли захотел поработать с такой звездой, как Максакова… Теперь, спустя годы, мне кажется, я поняла, почему это произошло. Это ведь пьеса о нём самом, о том, что одиночество длиною в жизнь убивает чувства, лишает способности выказывать нежность к самым близким. И тогда человеку остаётся только иллюзия. Сон, в котором все обязательно счастливы… А что осталось от него у меня? Остались стихи: «Предвидя смертный разговор,// я говорю тебе спасибо// за то, что мимо не прошёл,// смотрел, – не важно, что не видел,// за слово, сказанное мне,// невольно, нехотя, но всё же…// За жизнь, столь дорогую мне,// за имя нежное – Серёжа». 1995 год.  

Свой последний спектакль Сергей Арцибашев выпустил за четыре месяца до смерти. Это был «Арбенин» по драме Лермонтова «Маскарад». Немолодой Арбенин, ни разу в жизни не любивший, был героичен, независим, горд, ни перед кем не преклонялся. А полюбив, стал уязвим. 

Лауреат Государственных премий, народный артист России.

Родился в селе Калья Свердловской области. 

Окончил Свердловский политехникум, актёрское отделение Свердловского театрального училища, режиссёрский факультет ГИТИСа (курс М.О. Кнебель). 

1980−1989 гг. – режиссёр и актёр Театра на Таганке.

Известность как режиссёру ему принёс дипломный спектакль «Надежды маленький оркестрик», поставленный в 1981 году в Театре на Таганке.

В 1989 году Арцибашев стал главным режиссёром Московского театра комедии, через два года переименованного
в Театр на Покровке. 

2002−2011 гг. – художественный руководитель Московского академического театра им. Маяковского. 

фото: личный архив Е.Ю. Стародуб