Авторы: Владимар Вестерман, Диляра Тасбулатова
Великий датский сказочник Ханс Христиан Андерсен – гений, никогда не чувствовавший себя счастливым. Не имевший успеха у женщин, вечно одинокий, чувствительный, нервный, он каким-то чудом и вопреки обстоятельствам создал сияющий мир вечного детства, став лучшим сказочником Европы.
Небывальщина
…Человек, назвавший свою автобиографию «Сказка о моей жизни», зависимый от всего на свете - настроения, самочувствия, безразличия женщин, погоды, косых взглядов и прочих мелочей, для него весьма болезненных, все же более всего зависел от собственной фантазии. Это и было его спасением – будучи невротиком, он чувствовал прилив счастья лишь за письменным столом. Гадкие утята, оловянные солдатики, огниво, Кай и Герда, штопальные иглы, сундуки-самолеты, старые уличные фонари, голые короли в новом платье, Дюймовочки, Тени и другие ожившие благодаря ему персонажи были не только его творениями, но и лучшей частью его натуры. И потому так легко вошли в его поистине безграничный мир, в персональный андерсеновский космос, волшебным образом состоящий из небывальщины. То есть из того, чего не могло быть, никогда не бывает и быть не может, но зато как по мановению оживает на страницах чудесных сказок этого худого как жердь, длинноносого, нелепого и сутулого, будто сошедшего со старинной гравюры, странного человека.
Небывалое на страницах его произведений оживает только ему известным способом - таким, что его экзотическим персонажам верят не только дети, но и взрослые, тем более что все мы были когда-то детьми. Миллионы людей по всему миру выросли на его сказках, очарованные еще в раннем детстве и запомнившие на всю жизнь чудодейственную андерсеновскую Игру, мерцающее и переливающееся волшебство, до сих пор витающее над страницами его книг.
…У многих до сих пор хранится этот двухтомник, уже потрепанный, зачитанный до дыр, переходящий из поколения в поколение. Сказки Андерсена - непременная составляющая первых лет жизни любого человека, начало познания мира - стали полноправным членом любой семьи, дома, уюта, гармонии, счастливого детства, любви и безопасности.
Интересно, что в этот мир, воссозданный его гением, хотя писал он почти 200 лет назад, любой ребенок погружается мгновенно. И так же мгновенно, стоит открыть Андерсена на любом месте, привычное испаряется, стены раздвигаются, и вот уже ты слышишь гром и видишь сверкающие молнии, а в проеме дверей ординарной хрущобы стоит принцесса – ну, та самая, что так и не смогла заснуть, почувствовав сквозь десять перин одну-единственную горошину…
Каким захватывающим для любого ребенка, где бы он ни родился, было «Огниво» с простодушным и в то же время хитроумным солдатом, где невероятные громадные «собаки тоже сидели за столом и таращили глаза»! А ледяной замок «Снежной королевы» и его сумрачная хозяйка, настолько холодная, причем в прямом смысле, что даже пальцы ее заиндевели? Здесь, в этом царстве вечной мерзлоты, где даже не слышали о весне и лете, о щедром солнце, эта безжизненная красавица, существо без малейших эмоций, царила в своем замке из льда; но розовый куст тем не менее пел тихие псалмы беспечному брату и его отважной сестре.
Да уж, Андерсен, как никто другой, умел из простого бытового явления – скажем, разбитого зеркала – сотворить другой, невидимый мир, где «человек с осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в каждой вещи одни лишь ее дурные стороны, потому что в любом осколке сохранились все свойства целого зеркала».
Грустная сказка
В своей автобиографии он писал: «Жизнь моя настоящая сказка, богатая событиями, прекрасная»! Хотя, прочитав такое и усомнившись, всякий поинтересуется, было ли так на самом деле.
Андерсен, впрочем, порой сам себе противоречит:
«Если бы в ту пору, когда я бедным, беспомощным ребенком пустился по белу свету, меня встретила могущественная фея и сказала мне: “Избери себе путь и дело жизни и я, согласно с твоими дарованиями и по мере разумной возможности, буду охранять и направлять тебя!” – и тогда жизнь моя не стала бы лучше, счастливее, радостнее…»
…С самого детства он был безнадежно несчастлив: рожденный в беднейшей семье, Ханс Христиан рано потерял отца - надорвавшись на тяжелой физической работе, где пропадал сутками, чтобы скопить несколько грошей, он трагически рано скончался. Мать работала за двоих, буквально падая от усталости. Удивительно: несмотря на полуголодное существование, эти нищие трудяги многое дали своему ребенку. Благодаря атмосфере любви, буквально разлитой в воздухе, и огромной доброте (что, согласитесь, редкость среди «низов» общества, к которым принадлежали его несчастные родители) юный Ханс-Христиан получил фантастический заряд, особый импульс - на всю жизнь. Позже он постоянно вспоминал, каким прекрасным, несмотря на нищету, граничившую с голодом, было его детство.
«В 1805 году в городке Оденсе (на острове Фюн, Дания) в бедной каморке жила молодая пара – муж и жена, бесконечно любившие друг друга: молодой двадцатилетний башмачник, богато одаренная поэтическая натура, и его жена, несколькими годами старше, не знающая ни жизни, ни света, но с редким сердцем. Только недавно вышедший в мастера, муж своими руками сколотил всю обстановку сапожной мастерской и даже кровать. На этой кровати 2 апреля 1805 года и появился маленький, орущий комочек – я, Ханс Христиан Андерсен.»
Однако и любовь не спасала - несмотря на нее, бес недовольства собой буквально пожирал его: юный Андерсен отличался непривлекательной внешностью и знал это, в отличие от других особей мужского пола, в любом случае уверенных в своей неотразимости. К тому же он был патологически робким, боязливым, пугающимся каждого шороха, людей, злых мальчишек, улицы, посторонних звуков, собак и пр. Да чего угодно, список его фобий занял бы пару страниц печатного текста. Пожалев своего тщедушного отпрыска, мать отдала его в католическую школу, ибо в обычной применяли телесные наказания, чего он точно не перенес бы…
Воля к жизни
Вообще в Андерсене если что и поражает (кроме его необыкновенного дара, разумеется) – так это, как ни странно, воля к жизни. Вечно высмеиваемый, нищий, едва ли не уродливый, презираемый более состоятельными сверстниками, скованный, опасающийся открыть рот, он, как ни странно, не побоится поменять судьбу. И упросит мать отпустить его в Копенгаген, чтобы «стать знаменитым». Такая сильная внутренняя уверенность вкупе с дикими комплексами роднит его с Кафкой, страшно стеснительным и по-девичьи робким, и в то же время чувствующим свое всемогущество. Стало быть, внешность здесь ни при чем, Кафка как раз был хорош собой. Человек с такими чудовищными комплексами всегда найдет причину, красив он или уродлив, несущественно.
Интересно, кстати, что к своим забавным историям, как и Вольтер, он тоже относился чуть пренебрежительно - из-под его пера, кроме детских, с виду простодушно-назидательных сказок, выходили и поэмы, и пьесы, и многое другое. Но ведь именно сказки стяжали ему мировую славу – правда, не сразу. Не достигнув и тридцати, Андерсен, отправившись в Италию, пишет роман «Импровизатор» - кстати, это первое его произведение, переведенное на русский в 1844 году. Роман заметил и вездесущий Белинский, написав о путевых заметках датчанина слегка снисходительно, сравнивая Андерсена с Жорж Санд, и не в его пользу:
«Может быть, даже и этот роман - далеко не лучшее произведение Андерсена. Во всяком случае, этот невинный роман может с удовольствием и пользой читаться молодыми девушками и мальчиками в свободное от классных занятий время».
Однако позже слава его достигнет и России – но благодаря его бессмертной феерической фантазии, по-детски светлой и воздушной, а не роману.
В чем-то этот датский уникум, гений места, похож на нашего Гоголя – он так же боится быть заживо похороненным (в отношении Гоголя неизвестно, сбылся ли этот кошмар, хотя больше похоже на апокриф) и почему-то …сгореть. Андерсен постоянно носит с собой …веревку, чтобы при внезапном пожаре спуститься на ней с любой верхотуры (!).
Идеальная любовь
…Что же касается его «личной жизни» (любимый раздел желтой прессы), то и здесь все не так просто, более того – совсем непросто. Есть подозрение, что Андерсен так и умер девственником, хотя его снедала, как любого живого человека, и обычная похоть, и идеальная романтическая любовь. Не самый привлекательный мужчина, он, как и полагается идеалисту и романтику, влюбляется в блестящую женщину, певицу Йенни Линд, талантливую и красивую, долго не решаясь открыть ей свои чувства. И если успешные бонвиваны и развратники строго разграничивают свою сексуальную жизнь (честная жена и развязная проститутка, невинность и порок, высокий идеал и просто связь), то Андерсен робеет и при тех, и при других. Если это не сплетни, то он, частый завсегдатай кварталов красных фонарей, посещал их, чтобы …поболтать, развлекая девушек нетяжелого поведения своими побасенками. Покончить со своей девственностью он так и не решится, каждый раз давая себе слово, что наконец покончит с этой проблемой. В дневниках он так и пишет – «или сегодня, или никогда», но это «сегодня», похоже, так и не наступит. Что тоже, кстати, роднит его с Гоголем, который довольно прозрачно намекнул на свой страх, а возможно, и отвращение к женщинам в «Женитьбе». Иной сам себя не понимает, ему кажется, что женитьба слишком ответственный шаг, а причина кроется совершенно в ином. Спорили и об ориентации обоих - и Андерсена (как и многих детских писателей) подозревали в латентной педофилии. Однако подозрения не подтвердились (а ведь что-нибудь непременно бы проскочило), что же касается Гоголя, то вопрос о его гомосексуализме остается открытым.
Йенни Линд, уважая своего поклонника за огромный талант, не отказывает ему прямо, невольно мучая: лестно же иметь столь знаменитого воздыхателя, хотя полюбить его нет никакой возможности. Более того – уже выйдя замуж, она не порывает с Андерсеном, и отныне ему придется играть унизительную роль друга семейства. Сведения разнятся: кто-то пишет, что Андерсен был таким патологическим истериком и эгоцентриком, помешанным на своих фобиях и разнообразных мелочах, что великая любовь к Йенни отчасти декоративна, дань моде на возвышенное и пр. Другие, следуя романтической традиции, сетуют, что он был так несчастен и так потрясен ее замужеством, что сердце рвалось, глядя как он страдает. Боюсь, правды мы никогда не узнаем – вполне возможно, что правы и те, и другие одновременно. Страдать можно и по выдуманному поводу – недаром ярые поклонницы какой-нибудь кинозвезды кончают с собой, когда предмет их обожания отходит к праотцам, при том, что въяве никогда его не видели.
Гений-недоучка
…Как, однако, извините за трюизм, судьба порой прихотлива: кто бы мог подумать, что этот заикающийся оборванец «из низов», сын простого сапожника и прачки, станет национальным достоянием? Как сейчас говорят, брендом, чья слава в своем роде даже «оскорбляет» его историческую родину: всё досталось ему, он – главный датчанин, мировая знаменитость родом из северного захолустья Европы. И неважно, что его манеры были далеки от аристократических, что он вечно ходил в одном и том же сюртуке, неважно даже то, что был совершенно …безграмотным. Ошибка на ошибке – ведь Андерсен, так вышло, не получил регулярного образования, не говоря уже об академическом. Он вроде даже мог объясниться на многих европейских языках – но так, что его мало кто понимал.
Случай, согласитесь, редчайший – подобно судьбе Артюра Рембо, хотя и происходившего из обычной семьи среднего достатка, но почти нигде не учившегося, кроме провинциального лицея. Таких примеров в мировой культуре не так чтоб много, но они все же есть. Иногда учиться, учиться и учиться, как выяснилось, необязательно, иначе бы все выпускники Гарварда были бы Андерсенами или Рембо.
Жемчужина из канавы
Смерть Андерсена была окружена довольно странными обстоятельствами: он сильно повредил себе внутренние органы, упав (видимо, во сне) с кровати. И хотя прожил после падения еще три года, от травм не оправился, а вскоре у него обнаружили еще и рак печени…
Через пять лет после смерти ему поставили бронзовый памятник - на его родине. В общем, Андерсен наконец «забронзовел» - на открытии присутствовал не кто иной, как сам король Дании. Теперь памятники Андерсену стоят по всему миру – в Америке, Европе и даже в Австралии.
Когда-то один поэт сказал Андерсену, что он обладал «драгоценной способностью находить и видеть жемчуг в любой сточной канаве». Теперь в этой «сточной канаве» роются тысячи исследователей и «андерсеноведов», всякий раз поражаясь его умению добывать свой жемчуг из ужасающей, нищенской, жестокой и равнодушной к малым сим реальности. Поражаясь, как, извините за выражение, парил его беспокойный дух над всем пережитым, над грязью нашей тоскливой обыденности…
Сравнение с гадким утенком, превратившимся в прекрасного лебедя, давно уже стало общим местом – но согласитесь, что так и есть, он сам предсказал свою судьбу.
Андерсен настолько созвучен любой ментальности и мирочувствию, настолько универсален, что отозвался в любой культуре и на наших просторах – в том числе. «Новое платье короля» перечитывал сам Лев Толстой, «Тень» превратилась в сценический шедевр Евгения Шварца, а «Оле Лукойе» - в блистательный радиоспектакль, равного которому нет.
Андерсен, по-видимому, задел такие струны коллективной души человечества, какие были неподвластны другому, сколь угодно прекрасному сказочнику. Он – один, единственный и неповторимый, в прямом значении этих слов, без вежливых экивоков и словесных штампов.
Создать такую Вселенную, которую никто, никогда и нигде до него не создавал – это уже равно сотворению мира. Ну, в отдельно взятой сказочной, волшебной стране.
фото: TOPFOTO/FOTODOM
