Радио "Стори FM"
Частная коллекция слов

Частная коллекция слов

Автор: Ольга Филатова

Нора Эфрон - режиссёр, продюсер, сценарист -  переводила жизнь на язык символов кино. Её фильмы − «Когда Гарри встретил Салли», «Неспящие в Сиэтле», «Майкл» − смотрели, чтобы в финале расплакаться. И никто особо не задумывался над тем, какой материал она брала за основу для своей городской сказки. А правда, какой?

Она была клёвая, эта Нора Эфрон, клёвая, как ваша школьная подружка, с которой вы в старших классах покатывались со смеху на пустом месте, сбежав с уроков и валяясь по дивану, дразня друг дружку приставленным к носу скрюченным указательным пальцем. Такая весёлая, не соскучишься, она была лучше всех, её нельзя забыть, хотя ничего особенного в ней при ближайшем рассмотрении никогда не находилось – ни красоты, ни большого изящества, ни какого-либо особого стиля в одежде, и даже ногти у неё всю дорогу были обкусаны до самых локтей. 

Но потом оказалось, что смешливая Нора знает обо всех вокруг такие забавные вещи, которых никто сам о себе не ведает. Сперва это заметили сами её персонажи. Когда себя на экране стали узнавать ближайшие родственники и друзья, а потом, когда вышла её первая книга, вот тут-то и поняли, с кем имели дело. Но было уже поздно прятаться. Она всех заметила. Её городское кинорождество набирало силу, как снежный ком. Сказка должна была сбыться, и точка.


Люди в шоколаде

Голливуд, как известно, − это место, где фабрикуют иную реальность, позволяющую временно забыться. Фильмы Норы Эфрон тому лучший пример. Не гениальная, не пафосная, тем не менее она умудрилась сделать для американцев свою «Иронию судьбы» пополам со «Служебным романом» − немеркнущее кино. Они её кино смотрят уже четверть века, каждый раз улыбаясь, пока натирают карри тушку индейки. И ведь рождественских комедий или просто комедий снимается не менее десятка в год, а помнят и пересматривают именно Нору Эфрон с её любимой актрисой Мэг Райан, похожей на диснеевскую мышку. 

portret.jpg
Нора Эфрон

Сказки Норы Эфрон веселили всегда и всех. Как это у неё получалось – загадка. Она сама была целая фабрика грёз. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней разворачивался экран, на котором непрерывно мельтешили какие-то граждане и гражданки. Она даже жаловалась, что не в состоянии бывает заснуть, поскольку сюжетные линии, перекрывая друг друга, скрещиваясь и разъезжаясь, кружатся в её голове. Как собака, знаете, укладывается, топчется, топчется на лежаке, там копнет, тут примнёт, было уляжется и опять вскакивает – неудобно легла. Убить мало! 

И ей приходится включать свет, вскакивать с постели, чтобы записывать диалоги. Это у неё ещё со школы началось. Или ещё хуже – она не могла вспомнить времени, когда в её голове ещё не сидели все эти люди со своими проблемами. Может, немного это напоминало сумасшедший дом. Но иной раз ей казалось, что все эти Гарри, Салли, Силквуды, Джудит и Мелани просто выбрали её бедную голову, чтобы выяснять в ней свои отношения. И они именно хотят выйти наружу. А возможность у них только одна – заставить Нору включит свет, пусть она записывает.

Она умела говорить о простых вещах так, что хватка обыденности ослабевала, а сама жизнь вдруг обретала какой-то художественный вкус, вернее привкус. Эффект, знакомый блогерам, – из воздуха, из пустоты, из словесной пены вдруг проступают овеществлённые черты художественного произведения. Обычный день, описанный словами, становится вещественным, материальным, оформленным в рамку. Нора же из слов делала дело. Она писала сценарии к фильмам. Переделывала жизнь сначала в слово, а потом в кино.


«В моих эротических фантазиях никто не любит меня за мой ум» 

Нора Эфрон


Вообще-то Нора Эфрон была обычная еврейская старушка, такая весёлая, бодрая, рядом с которой кажется, что жизнь не такая уж мерзкая штука. Нора была из тех, чьё присутствие бодрит, как кофе. Неунывающая – родись она в индейской деревне, её бы так и назвали – Неунывающая скво. Но она родилась старшей из четырёх дочерей в семье, уходящей корнями в Гомель. Её предки не ели пирожных. Зато они умели готовить осетрину из щуки и четыре праздничных блюда из одной курочки. 

А она росла в Беверли-Хиллз, переехав туда вместе с родителями совсем малышкой, – местечко, где демонстрируются сбывшиеся надежды, постфактум, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались: Стивен Спилберг, Сильвестр Сталлоне, Микки Рурк, всякие там Эдди Мёрфи, Мик Джаггер, Роман Полански, Деми Мур, Брюс Уиллис и прочие вип-персонажи, подглядывание за которыми составляет самый сладкий репортёрский хлеб. Уже само место проживания не оставляло ей причин для печали. У её родителей все сложилось. Их звали Генри и Фиби Эфрон, и оба они были сценаристами. Бывает, знаете, такая профессия – сценарист. Сидит человек и пишет – час пишет, другой, целый день, неделю. И все они там были сценаристы, даже её младшие сёстры в итоге пошли в сценаристы − Делия и Эми, а её младшая сестра Холли Эфрон вдобавок ещё и журналистка, и писательница детективов.

Детство у Норы получилось чудесное, поскольку её родители в сороковые годы ещё почти не пили. Почти – это по сравнению с теми дозами, которые они принялись уничтожать позже. Её отец и мать были очень, очень креативными людьми, не забывающими добавлять в кофе коньяк. Сигареты дымились у них в руках, как верёвочки бикфорда, и они делали взрывное искусство из всего, что видели вокруг. Например, школьные письма Норы, которые она писала из колледжа, они положили в основу пьесы, а потом и фильма. Так Нора стала Сандрой в фильме Джимми Стюарта «Бери её, она моя». 

Нора училась в простом колледже, ничего особенного, комнаты на двоих (можно подумать, что другие девчонки письма из школы не писали). Родители её праздновали жизнь. Приятно было на них смотреть. Даже когда они просто собирались прогуляться по набережной, казалось, что идут взорвать к чертям этот городишко.

Нора родилась в 1941 году, а окончив среднюю школу, незамедлительно поступила в колледж Уэлсли (Массачусетс). Вот там-то она и начала заниматься писаниной – сперва для школьной газеты, а потом уж и «для себя». Что она тогда писала? Да те самые впечатления от собственной пубертатности, которые записывает любая писательская дочь, – тайно, прятала в тумбочке, чтобы никому на глаза не попало. 

Правда, у наивной девчонки не хватило ума сообразить, что замки от всех тумбочек в общежитии открываются одним и тем же ключом, за неимением которого их открывали вязальным крючком № 8, которым её соседка вязала себе пляжную сумочку. Дневники Норы однажды стали достоянием гласности, вызвав прямо противоположную реакцию, нежели хотела соседка, утащившая у новоявленной блогерши её тайную тетрадь. Соседка, томимая завистью, намеревалась обесчестить Нору, зачитав вслух её «мемуары» в аудитории, а вместо этого сама села в лужу, ведь именно её булимические особенности поведения расписывала остроглазая и языкатая Нора. 

Таким образом, фельетон получился отменный, а результат противоположный – тетрадка стала школьным бестселлером, поскольку содержала описания жизни персонажей, узнаваемых с первой фразы, даже в учительской у неё нашлись читатели и почитатели. Ещё бы, всего через несколько лет Норины строчки будут вызывать эмоции читателей самых продвинутых изданий Америки. А это был момент истины, когда свою тетрадку она увидела в руках у преподавателя английского, за которым запротоколировала несуразный цвет его носков, выставляемых на всеобщее обозрение, когда он усаживается на крышку стола, чтобы читать Элиота. 

У этого человека дрожали руки, а рот сползал набок. Кажется, он успел прочесть пару слов о себе, конечно, там были не одни лишь носки. Это было цунами! И она поняла, что слово, заключённое у неё внутри, может становиться уже не словом, а самым настоящим делом. Оказалось, что словом можно изменить мир – например, отношение к себе людей или даже повернуть события своей или их жизни. Постепенно она стала иначе смотреть на писательский труд, так хорошо знакомый ей по собственной семье. Папа и мама безостановочно что-то писали. А она даже не задумывалась о силе того оружия, которым так виртуозно играли в её семье. После истории с тетрадкой она стала взвешивать слова. Она поняла, что слово имеет вес. А слово, вызывающее смех, имеет вес кувалды.Нору Эфрон любили за точный глаз и меткое слово. По части формулировок она была докой. Именно этой особенностью – умением смешить людей − она обязана своей первой профессии – журналистике, своей первой любви. New York, Esquire и The New York Times Magazine: она пять лет проработала репортёром, прославившись репортажем о секретной свадьбе Боба Дилана и Сары Лоундс. 

«Она сделала мой день!» − говорили в таких случаях, прочитав за завтраком её текст всё равно о чём, пусть бы она писала, как размножаются мухи в Белом доме. Или как гоняют тараканов в головах или кабинетах чиновников. А она писала. Закончив колледж, она некоторое время работала стажёром в администрации президента и насмотрелась там всяких говорящих деталей. Оказалось, что насекомые в Белом доме ведут не менее увлекательную жизнь, чем люди. И ни те, ни эти не страдают пуританством.

«Журналистика: история любви» − так назвала она одно из своих эссе, в котором рассказала об атмосфере того переменчивого мира новостей, в который попала, прибыв в Нью-Йорк в 1962 году. Новости – это наркотик. 

«Я любила Post, − пишет Нора. −  Этот паршивый зоопарк. Мой редактор оказался сексуальным хищником. А главным редактором был сумасшедший. Иногда казалось, что половина сотрудников пьяны. Но я любила свою работу. В первый год моего пребывания там я узнала, как писать, едва понимая это, когда начинала» 

 

Около года она проработала в Newsweek. Довольно скоро она состоялась как автор, знающий себе цену. Это когда не ты машешь перьями, предлагая себя приличным изданиям, а редакции звонят и приглашают твоё перо сотрудничать. И хотя Нора Эфрон писала очень бойко. Сюжеты и замыслы − они только ждали своей очереди, чтобы воплотиться.


Пятка Адама

И первый её непревзойдённый сюжет был – замужество. В первый раз она вышла замуж за человека по фамилии Гринбург. «Ребро Адама» − так назывался телесериал, который семейно сочиняли: она, её муж и вся остальная Калифорния. Но для Норы это был дебют на телевидении, к тому же совпавший со счастливыми годами её супружества. Она всё внушала себе (женщины прекрасно умеют закрывать глаза на очевидное), что её брак подлинный эталон супружества. С Дэном Гринбургом она прожила чуть не десяток лет в своём эталонном браке, оказавшимся весьма продуктивным в творческом плане. 

kiss.jpg
Том Хэнкс и Мэг Райан в фильме "Вам письмо!"
Казалось бы, два сапога пара, Гринбург и Эфрон, умножали творческий потенциал друг друга. Пожалуй, она бессознательно лепила своё первое замужество со своей собственной семьи – отца и матери. Творческий тонус был для её родителей более важной составляющей брака, нежели регулярный обед. Но отсутствие детей, которых в её семье было четверо, а у них с Гринбургом ни одного, сильно рушило её картину мира. В этом был виноват чересчур плодовитый творчески муж.

Нора, первоначально относившаяся к супружеству с большой теплотой, к пятому году семейного счастья стала ощущать немотивированный дискомфорт. Какие-то фантомные боли, что-то истерическое. То, бывало, она расплачется, выйдя утром из дому, – конечно, ПМС, чего ж ещё? То поймает себя на попытке «усыновить» бездомного щенка. И конечно, всё у неё выходило на бумагу, а потом и в кадр. Она всё время как бы поглядывала на себя со стороны, посмеиваясь.

В одной из её картин есть эпизод, где молодая женщина разражается слезами, когда племянница обращает внимание на семью с двумя детьми, так счастливо гуляющих вместе. «А я подглядываю за семьёй!» − говорит малышка. И героиня понимает, что у неё-то самой, несмотря на наличие мужа, толстого и красивого, полноценной семьи нет и не предвидится, потому что муж попросту не хочет иметь детей, из самого обычного эгоизма, замаскированного под творческие амбиции. Уже зрители полезли по карманам в поисках бумажных платочков: ни о чём на свете женщина не говорит более искренно, чем о детях. Особенно о таких детях, которых нет. Ребро Адама! Она пятый год убеждала себя, что она − ребро, как и представляла свою женскую роль в жизни, но на деле чувствовала себя не более чем его пяткой. Через пять лет после начала своего первого брака Нора заметила, что муж научился смотреть как бы сквозь неё. У него было одинаковое выражение лица при встрече с омлетом на тарелке или с улыбкой жены. Она поймала этот взгляд и сумела его описать словами. За собой же она отметила особенность – видеть мужа насквозь, даже на него не взглянувши. Она могла предсказать, какой завтрак он сегодня закажет и в котором часу отправится вон из дома. Такова особенность застаревшего брака, в котором ничего нового не происходит. 

Дэн Гринбург, этот её «благоверный», как в те годы почему-то все называли супругов, был человеком разносторонним, до неприличия – писатель, сам себе режиссёр и продюсер и актёр в одном лице, он строчил как пулемёт на печатной машинке, создавая нетленное и очень смешное. Вот, к примеру, его произведение «Как довести себя до плачевного состояния» было оценено критиками как важнейшая работа, «честный и искренний документ, благодаря которому более ста тысяч читателей научились влачить существование, подлинно лишённое какого бы то ни было смысла». А что стоил бестселлер «Как стать еврейской матерью», с успехом заменивший писателю счастье стать еврейским отцом! А его сценарии, о май гат! До сих пор некоторые смотрят его «Частные уроки» с Эмманюэль Кристель в главной роли.

Дэн Гринбург был сказочный эгоист. Может быть, во всём была виновата гиперопека, которую практиковала его мама, воспитывая будущего мужа Норы, но интерес к писательству был намного выше его интереса к детям. Для Норы это было то самое горе, фрагмент которого зрители увидят в исполнении юной Мэг Райан. 

Можно ли всерьёз думать о мужчине, который говорит: «Я провёл большую часть моей взрослой жизни, предпринимая рискованные приключения и записывая их, пытаясь убедить себя, что я не трус, − хвастался он перед друзьями. − Теперь мои приключения больше про адреналин, чем про страх». Словом, Гринбург тоже был тот ещё Андерсен. Разница между супругами была в том, что Дэну сказки полностью заменяли жизнь, а Норе было мало придуманной реальности. И хотя каждый из них по-своему творил новеллу жизни, кажется, они друг другу в этом только мешали. 

Что бывает, когда брак себя исчерпывает? Об этом Нора потом неоднократно напишет. Талантливый писатель Дэн Гринбург расстался с Норой Эфрон или это она рассталась с ним? Газеты написали – полюбовно. Надо же! Любили-любили, а потом однажды проснулись в разных кроватях. Но даже спустя десять лет после окончания своего первого замужества она всё ещё помнила марку его часов, которые он забывал снимать на ночь. Почему-то они всегда оказывались у неё под щекой, и утром она подолгу стирала с лица отпечатки от браслета. Однажды она просто бросила эти часы в корзину для мусора, стоящую в ванной комнате. Просто чтобы раз и навсегда избавиться от следа часов, проведённых в кровати с этим человеком. 

Все эти милые подробности вошли в ту сказку о жизни, что выходила из-под пера Норы, как только она садилась писать.


Замуж за лебедя

Зато со вторым мужем ей повезло вдвое. Разница в возрасте между двумя её сыновьями составила не более пары лет – Иаков и следом за ним, как по волшебству, Макс. Вот где была мексиканская страсть! Она почти случайно вляпалась в этот брак, заключив его через полгода после того, как выбросила мужнин Longines. Просто потому, что разведённая женщина − лёгкая добыча для мужчины. Особенно такого, чей половой аппарат главенствует в его отношениях с миром. 

repetizia.JPG
Со Стивом Мартином и Адамом Сэндлером на съемках фильма "Совершенно чокнутый"

Это именно о втором муже она потом сказала вошедшую в историю кино фразу: «Он мог трахаться хоть с венецианскими шторами». В общем, это был очень, очень интересный мужчина, «Феррари» среди мужчин, она сразу заметила. К несчастью, не только она.

Карл Бернстайн его звали − её вторым мужем стал известнейший на тот момент журналист, прославившийся так называемым уотергейтским скандалом – новеллой о человеческом коварстве в исполнении администрации президента Никсона, наладившей прослушивание предвыборного штаба другого кандидата. 

Ой, ну надо же, какая неожиданность! Слово «Уотергейт» с тех пор вошло в политический словарь многих языков мира в значении скандала, ведущего к краху карьеры главы государства. Эту историю до сих пор прекрасно помнят все, кому не лень пересмотреть картину «Вся президентская рать» с Дастином Хофманом в главной роли – роли журналиста Карла Бернстайна, мужа Норы Эфрон. Картина, сценарий к которой с одним подельником написал её супер-будущий муж, вышла в 1976 году, как раз она разводилась с первым. Фильм, прославивший Бернстайна, получил четыре «Оскара»: за лучшую мужскую роль второго плана, за лучший адаптированный сценарий, за лучшие декорации и за лучший звук. Карл Бернстайн вошёл в историю кино, причём не в последний раз.

Хотела ли она ему отомстить? Ему, ехидному, как все изменщики, насолить любовный напиток? Возможно. Или просто у неё получилось само собой, не от злости, а от резвости характера. Но в 1983 году вышел в свет роман, главным героем которого стал опять-таки её муж. Быть её мужем означало почти неизбежно в итоге прославиться: «Изжога», по второй версии перевода «Ревность», назывался этот бестселлер. 

За три года до того беременная вторым ребёнком Нора получила жизненный урок, который вообще-то стоило ввести в школьный курс. Супермен, который вибрирует в кровати, как электрогрелка, который лично на тебя в первый же день производит такое впечатление, что ты уже к вечеру готова отправиться с ним на рыбалку, никак не может не оказывать аналогичного воздействия на других дам, заучите, девы. 

Млеешь ты – млеют и подружки, вот в чём секрет. А ты что думала? Мужчина, о котором все шепчут, что он ловелас, на самом деле прыгает по постелям в поисках своей второй половинки, чистого ангела вроде тебя? А все его прежние увлечения ног не брили? «Хочешь моногамии – выходи замуж за лебедя» − так подытожила полученный опыт Нора. 

Нет, она не была готова к подобным открытиям и вовсе не была столь цинична, чтобы сфабриковать из своего крушения конфетку в суперобложке – роман, а затем и киносценарий. Но, как и любая другая, считавшая своё второе супружество большой удачей, Нора была не готова видеть изнанку этой «удачи». Просто, когда другие плачут в плечо подружке, Нора рыдала в клавиатуру компьютера. Только и всего. Такая у неё была сублимация. 

Слишком гордая, чтобы довериться одной подружке, она доверяла свою беду всему остальному миру, кажется, и сама не понимая того. Вот только почему в итоге получалась комедия? Знаете, бывает такой дар небес, он столь редок, что выпадает один раз в столетие, как снегопад на Луне: дар лёгкого сердца. Если другие, погрузившись в отчаяние, так в нём и плавали, Нора почти мгновенно выныривала.

А разлучница тоже хороша. Общая приятельница, да ещё и замужняя к тому же, Маргарет Джей её звали, какая-то там фря из посольства, вся в стразиках. Даже не хорошенькая! Эдакая каланча, жираф лапчатый, в описании Норы, уж тут она не пожалела красок для мести сопернице. Ну а что? Сто раз твердили миру – любовь зла, полюбишь и жирафа, даже носорога. Но тут, как назло, получилось очень обидно. Ведь сидели же они в компании, в ресторанчике, за глаза обсуждали «жирафу» и «носорожицу», мол, и кто только позарится на такую, если любой мужчина ей в пупок дышит? А любящий муж поддакивал, поглаживая беременный живот смеющейся и довольной жизнью жены. Напрасно она смеялась! Ангел разлуки кривил рожу за её спиной. Незримый, он уже прихлёбывал из её чашки капучино и половину выхлебал.

Хорошая новость: в Америке считают, что сам брак уже и есть весомое основание для развода. А развод, как известно, может быть совсем не бедой, наоборот, логическим завершением, предсказуемым до смешного. Бывают на свете пары, созданные для счастливого супружества, а есть те, что изначально были заточены под развод – апогей брака. Ведь именно развод, а не счастливая семья, дал миру истинно художественные произведения. 

Нора наша Эфрон рассталась со своим прославленным в постельных боях Карлом Бернстайном, о котором сегодня помнят лишь те, кто смотрел его жизнь в исполнении Дастина Хофмана или Джека Николсона. Да вот именно Джек сыграл стареющего ловеласа в одноимённом фильме «Изжога», снятом по роману главной героини, которую в данном случае не поленилась изобразить Мэрил Стрип – молоденькая ещё, ничего не подозревающая о том, что дьявол носит «Прада», а наряжающаяся во что попало. Беременность очень шла ей, хоть и не была натуральной. Вообще, фильм получился хороший, даже почти не сказочный, такой, как у нас говорят, за жизнь. Вот только Бернстайну он очень не понравился. Чует кошка, чьё мясо съела. 

Он даже собирался подать в суд на бывшую супругу, всё перечислял несовпадения, несоответствия действительности, как будто голливудское кино можно потащить в суд, как документ эпохи. Нора лишь плечами пожала – подавай, если есть что мне предъявить. Всё-таки она его любила, этого глупого, вездесущего Бернстайна, лишённого комплексов, а заодно и совести. Она узнала о его изменах самым нелепым образом, как какая-нибудь домохозяйка на Среднем Западе. Собираясь снести в химчистку его пиджак, она вытащила пачку гостиничных и ресторанных счетов, не имевших отношения к их семейной жизни. Счёт из ювелирного магазина добил её. Ни разу он не догадался подарить ей что-то столь же дорогое и бессмысленно прекрасное («А разве ты этого хотела?»). 

Она потом неоднократно вставляла эту деталь в свои разные фильмы. Столь неоднократно, что даже её папа понял, что ничего более ужасного никогда не попадало в руки его дочери: небольшая серая бумажка, как билетик на тот свет - «ты не единственная». Норины персонажи частенько получают этот билетик и потом кидаются на шею подружкам все в слезах. Проблема лишь в том, что ситуация эта необратима. И тот пиджак в стирку можно уже не нести, до конца жизни не отстираешь. Вот поэтому Нора и не боялась судиться с бывшим мужем. Однако время шло, а судебный иск продолжал висеть лишь в воображении обиженного. То ли у него не хватало времени, чтобы зайти в судебную канцелярию, то ли не хватало обиды. В суд он так и не подал, предпочёл остаться при своих. Заметьте, и в этот раз Нора создала художественную вещь из частных переживаний. О своей жизни. И вновь на экране у неё получилась комедия.

restoran.JPG
С Томом Хэнксом
Смешное кино, да? Конечно, смешно, но лишь до тех пор, пока не приложишь этот пиджак к себе. Ушла от мужа, посадив на семимесячное пузо двухлетнего ребёнка. Куда ушла-то? Да к папочке своему – тот ещё подарочек. Мама Эфрон к тому времени умерла, не выдержав сражения с Эфроном-папой, чья бурная молодость постепенно перешла в штормовую зрелость и как следствие ураганную старость. Папа у Норы был силён! Но не в математике, а в той самой науке, соприкосновение с которой вызывает смятение у благочестивых дам. 

Папа Норы был ураганный старик. В тот день, когда зарёванная, с намертво зажатой в руке предательской бумажкой из ювелирного салона Нора явилась на пороге папиной квартиры, её старичок оказался в отъезде по амурным делам. Она-то собиралась кинуться отцу на шею вместо подружки, чтобы поведать ему о бесчинствах паршивца Бернстайна. 

Но отец оказался в бегах. Ухлёстывая за очередной чересчур коротенькой юбчонкой, он висел между небом и землёй, в самолёте местной авиакомпании, и как раз заглядывал под новую, с иголочки форменную юбочку (стюардесса наклонилась к своей тележке как раз против его кресла). Виды, открывшиеся папаше Эфрону, навели его на мысль о перемене цели своего полёта. Но выпитый на борту аперитивчик сделал своё дело, и папа уснул, проспав до самой посадки, да и потом, в такси, проспал до самого дома. Всё-таки он вёл чересчур подвижный для своих лет образ жизни и безответственно напрягал печень. Лишь спустя несколько часов после приезда Норы он возник на пороге собственной квартиры, найдя в своей кровати не некую Вергинию, за которой гонялся на перекладных, включая авиа, а собственную спящую дочь Нору, всю в засохших слезах, припухшую, очень беременную и несчастную.

Через полчаса он разорялся: «Мы сотрём его в порошок!», размахивая стаканом. Нужно ведь было как-то прийти в себя. Конечно, он позволил дочери с сыном оставаться в его квартире сколько душе угодно. Однако не преминул упомянуть вскользь, что сегодня вечером намеревается вернуться после ужина с некой Вергинией – прекрасной, как сакура в цвету… Услышав это сравнение, Нора сообразила, что Вергиния, очевидно, несёт в себе что-то японское, и уже представила, как отсиживается в кладовой с сыном, пока папаша со своей японской сакурой улягутся в кровать, а потом крадётся на кухню, чтобы украсть там что-нибудь на ужин… 

Сюжет, вспыхнувший перед глазами, вызвал у неё желание немедленно схватиться за авторучку. Аж слёзы у неё высохли. Утешало одно: за неимением лучшего можно было писать сценарии прямо по жизни её отца, не выходя из папиной квартиры. Кажется, именно этим она и собиралась заняться, поскольку, уйдя от мужа и со злости, собиралась отказаться от материальной помощи с его стороны, намеревалась жить честным трудом писателя и сценариста. Между тем в фильме, снятом по её сценарию, в конце дело оборачивается возвращением к мужу – простила! А в жизни оказалось наоборот. Сказка, которую творила Нора из собственной жизни, в финале расходилась с оригиналом. Как ни печально, но жизнь всегда хуже, грязнее, темнее сказки. И, вытерев слёзы умиления, зритель вынужден вернуться к себе. В свою собственную квартиру, семью, жизнь.


Мне - то же, что и ей

Рано или поздно любой хит истлевает. Как бы ни была свежа юная Мэг Райан, исполнительница главной роли во всех удачных Нориных фильмах, её давно вытеснили с экрана юные, прекрасные и ничуть не менее талантливые актрисы. А что осталось? Слова, слова, которые никуда не деваются. Будучи единожды сказаны, они западают в сердце и остаются там. 

При удачном стечении обстоятельств их можно произнести на свидании (если уверен, что партнёр никогда не видел оригинала): «Мне нравится, что ты мёрзнешь, когда на улице двадцать два градуса. Мне нравится, что ты полтора часа тратишь на то, чтобы заказать сэндвич. Мне нравится эта морщинка, что появляется у тебя на переносице, когда ты смотришь на меня так, как будто я псих. Мне нравится, что даже в конце рабочего дня от моего костюма пахнет твоими духами. Мне нравится, что перед сном я хочу поговорить именно с тобой», − слова, вложенные Норой в уста одного из самых своих известных персонажей, того самого Гарри, что вкупе с Салли принёс ей славу. 

Их произнёс актер Билл Кристалл, признавшийся впоследствии, что был счастлив лишь тем, что ему довелось произносить это. Ещё бы, ведь самая романтическая комедия всех времён и народов «Когда Гарри встретил Салли» по сей день считается одной из лучших лент в истории Голливуда. У американцев этот фильм как наш «Служебный роман»: если не твоё любимое кино, значит, твоей мамы, и ещё никто не избежал просмотра. А на деле ведь это жизнь самой Норы, конечно приукрашенная. «Каждый пишет, как он дышит. Как он дышит, так и пишет».  

Получается, что большая часть планеты Земля посредством кинематографа ознакомлена с внутренним миром Норы Эфрон. И мы будем раз за разом повторять за ней её афоризмы, потому что сказанное Норой сразу же записывается в топ. Фразочку «Принесите мне то же, что ей», если кто забыл, она вложила в уста посетительницы ресторана, сидевшей за соседним столиком с Салли, которая разыграла оргазм «все девушки умеют притворяться», не велика наука, можно в любом месте достоверно оргазмировать, не отличишь от натурального. Вы правда не знали, что все женщины симулируют оргазм? Так вы опоздали с этим открытием на четверть века: картина «Когда Гарри встретил Салли» вышла в 1989 году. Симулянтке Мэг Райан просто повезло, что ей встретилась Нора. Не случись этого, её неправильная остренькая мордашка могла никогда не прославиться.

Нору называли экспертом жизни – удивительное качество, означающее высочайший класс сообразительности человека. Смышлёная! Она была ещё и просто смышлёная. Чутьё на моду и качество – это было о ней. И она всегда поражалась, что, в сущности, люди ни в чём толком не разбираются, лопают всякую гадость. Но разве им на это укажешь? С иными и в ресторан сходить нельзя – сто раз пожалеешь, если доверишься. Скажут: «Покажу тебе классное местечко!», а заманят в какой-нибудь буфет «Сбарро». Или хоть в театр пойти, они вам посоветуют, кино какое-нибудь − вообще засада, словами не описать, как трудно дружить с теми, у кого нет ни вкуса, ни сообразительности.

Вот Нора была – таких больше не делают. Мэрил Стрип о ней говорила: «Вы могли обратиться к ней за чем угодно − рестораны, рецепты, просто пара анекдотов. Нора была экспертом в том, что называется «жить хорошо». 

Мэрил Стрип, она ведь тоже героиня её романа – и в роли её самой снималась, и вообще в каждом втором фильме у Норы как фея-талисман. Даже в последнем, может, и не самом хитовом, «Джулия и Джулия: готовим счастье по рецепту». 

Когда в неудачном фильме задействована Мэрил Стрип, ругать картину бесполезно, её всё равно посмотрят, хоть бы там и был тяжеловесный сюжет, неказистые декорации, пошлые причёски, а все остальные актёры − лилипуты. Картина повествует о кулинарии и о реально существующей кулинарно одарённой телеведущей, самозабвенной поварихе Джулии Чайлд (Мэрил Стрип). 

О жизни Джулии во Франции в 60-е годы, где еда возведена в культ и даже обеденный перерыв длится три часа официально. Еда – святыня французов. Ресторан – их место встречи с прекрасным, а гастрономия − скорее живопись, чем повод для пищеварения. Будучи женой посольского сотрудника, Джулия нашла себя, начав развивать кулинарные навыки. А потом она выпустила книгу французских рецептов для американских домохозяек. И Нора опять взяла всё из жизни – опять своей собственной, поскольку она любила готовить и, конечно, покушать и, в точности как вторая героиня картины – маленькая Джулия, пользовалась кулинарной книгой Джулии-старшей в своих кухонных экспериментах.Но главный урок фильма, конечно, не кулинарный. Совет такой: не забывай, что жизнь конечна и она может закончиться так же внезапно, как началась. Живи с наслаждением! «Вы должны есть вкусную еду, пока можете есть, посещать красивые места, пока это ещё возможно. У вас не должно быть ни одного вечера, когда бы вы спрашивали себя: «Что я здесь делаю? Почему я здесь? Мне здесь скучно!» − говорила Нора в финале своей собственной, невыдуманной жизни

«В какой-то момент удача отвернётся от вас. Вы и ваши друзья можете заболеть, и жизнь закончится для вас в одну минуту». Всё это она снимала и говорила, уже зная, что неизлечимо больна – лейкемия. «Пока не заболеешь, совершенно не представляешь, что будешь чувствовать, когда это с тобой случится. Можно представлять, что ты будешь смелым, но точно так же возможно, что ты будешь в ужасе. Можно надеяться, что ты найдёшь способ принять смерть, но точно так же ты можешь и испугаться её». Столкнувшись со смертью в реале, Нора попыталась улыбнуться.

На прощание она издала «Я ненавижу свою шею и другие мысли о женской доле» в своём излюбленном блогерском стиле, сборник из небольших автобиографических историй. Финал этой книги «Жаль, что я не знала раньше» готовит читателя к расставанию с автором – книга кончается, как и жизнь, неотвратимо. 

Старость подкрадывается издалека, не сразу почувствуешь, но её приход заметишь, начав провожать одного за другим в лучший мир своих друзей и близких. Они потянутся туда, как караван, каждый следующий будет ступать в след предыдущему. В какой-то момент позвонить становится просто некому, и ты просыпаешься в холодном поту, понимая, что осталась одна. И вот именно тут, по словам Норы, каждому следует сделать выбор в пользу полнокровной жизни, в которой каждый день – дар, который жаль упускать, его стоит прожить от первой до последней минуты с удовольствием. 

И не тушуйтесь! Критическое отношение к себе можно отбросить уже после пятидесяти: «В пятьдесят пять у тебя будет жировой валик на талии, даже если ты всю жизнь была тощей», − утешает она. Читая жизнерадостные советы, исходящие от женщины, прожившей самую оптимистичную жизнь в истории Голливуда, чувствуешь лёгкий озноб, когда вспоминаешь, что её не стало вскоре после выхода в свет последней книги. То есть, уже записывая эти свои оптимистические мысли, она знала, что ей светит в ближайшее время. И это удивляет. 

Только самые смелые позволяют себе улыбаться в лицо смерти. Она писала, что и в приближающейся смерти можно отыскать приятную новость – в гробу не нужно волноваться о причёске. Постоянная забота о волосах наконец-то перестаёт тебя преследовать. Нора знала, о чём говорит, ведь её прямые пряди, уложенные шелковистой волной, были результатом ежедневных парикмахерских мук. От природы волосы вились у неё мелким бесом. 

Кстати, приближающаяся развязка только добавила рейтинга последнему фильму и книге Норы, и уж конечно её прочли все в Голливуде, кто хоть немного умел читать. Примерить к себе, здоровому, платье умирающего − какое заманчивое промо! Все видели, что она умирает, – в какой-то момент в её лице уже не осталось и капельки крови, но она продолжала улыбаться во все свои тридцать два голливудских зуба. Даже напоследок она старалась не разочаровать тех, кто благодаря ей поверил: жизнь прекрасна и легка. 


«Нора знает, как легко рассмешить нас и как заставить плакать. Она умеет находить комедию в людях и делает это без туалетного юмора», − сказал Спилберг на её похоронах. 


Она умерла в конце июля 2012 года, оставив подробную инструкцию к своему погребению, вплоть до списка гостей. В Голливуде похороны – разновидность вечеринки, это все давно знают. Там принято хвалить покойника, означивая траур цветом наряда, но через каждые две-три фразы возвращаясь в тему радости жизни. 

Впрочем, провожая Нору Эфрон, некоторые из собравшихся радость жизни демонстрировали визуально. Например, Ширли МакЛейн пришла почтить память Норы в оранжевом жакете, надетым поверх платья в радужных петухах. Разве что её попросила об этом сама Нора? А какой-то участник церемонии прощания предложил собравшимся не зацикливаться на печальном, вести себя как сама Нора делала при жизни – пить шампанское, смеяться и обниматься, наслаждаясь каждым мгновением жизни, которой не так уж много и осталось. В масштабах вечности – дня три.

фото: SIPA/FOTODOM; EVERETT/EAST NEWS; GETTY IMAGES/FOTOBANK

Похожие публикации

  • Галина Вишневская: «Наше достояние должно остаться в России»
    Галина Вишневская: «Наше достояние должно остаться в России»
    Татьяна Пинская сделала для Story несколько материалов, и все – о звездах – актерах, певцах, дизайнерах моды, преимущественно, французских. Героиня этого интервью - отечественная оперная певица Галина Вишневская, оказавшаяся по всем известным причинам «во французской стороне», но не утратившая в изгнании смелость и резкость суждений. Фрагменты из неспешных французских бесед мы публикуем сегодня – в день юбилея оперной звезды. Галине Павловне исполнилось бы 95
  • KENZO: Красота и здравый смысл спасут мир
    KENZO: Красота и здравый смысл спасут мир
    Если бы Кензо Такада родился на пару сотен килиметров западнее японского Химедзи, одним японцем было бы меньше. Ходил бы он в советскую школу, девчонки бы с ним дружили, а мальчишки лупили бы на каждой перемене и дразнили ботаником, потому что больше всего на свете Кензо обожал цветы: красные маки, золотые подсолнухи, нежную сакуру, побеги молодого бамбука, зеленую листву своего сада
  • Грудь как зеркало мировой моды
    Грудь как зеркало мировой моды

    Мода — это диалог, где вместо слов — шарфы, сумки, принты, длина юбки. Это мир знаков, намеков, сигналов, которые одни посылают, другие расшифровывают, иногда бессознательно. Но самым «горячим» сигналом моды всегда была обнаженность. О том, как она работала в ХХ веке, рассказывает аналитик моды Андрей Аболенкин.