Автор: Дмитрий Стахов
«Эпидемия» стала нашим первым проектом, включенным в конкурс фестиваля CanneSeries-2019, на подходе – второй сезон
Сюжет «Эпидемии» мало чем отличается от сотен ему подобных, картина здесь представлена до боли знакомая, по множеству такого же рода фильмов, где болезнь распространяется молниеносно, у человека мутнеют глаза (правда, у многих сограждан и без смертоносного вируса точно такие), бьет кровавый кашель и пр.
Ну и как результат -- мучительная смерть. Лекарства от этой напасти нет, сограждане мрут как мухи. Власти, ясное дело, предложить реальной помощи не в состоянии.
Однако создатели «Эпидемии» и не собирались сходить с накатанной колеи. Разве что (тем, кто собирается посмотреть, этот абзац лучше не читать) восьмая серия первого сезона заканчивается появлением китайского спецназа в Карелии, куда от заразы бежали герои. Пришли ли туда китайцы как оккупанты, были ли они, наоборот, приглашены российским правительством как часть войск ООН, непонятно. Не оговаривается. Но восьмая серия заканчивается так, что второй сезон просто жизненно необходим.
«Эпидемия» стала первым проектом из России, включенным в основной конкурс фестиваля CanneSeries в апреле 2019 года. Для того чтобы попасть в международную обойму, создатели сериала придали ему черты, узнаваемые среднестатистическим зрителем. Банальные до зубовного скрежета, и тем не менее вызывающие (вот он, парадокс массового продукта) сопереживание у зрителей.
Но об этом чуть позже.
А пока – о политике.
…Говорят, сам министр Мединский телефонировал главе Газпром-Медиа Чернышенко. И вопрошал: что там у нас, дескать, с «Эпидемией»? Куда с платформы Premier, вам принадлежащей, подевался пятый эпизод? Как так можно? Нас же обвинят в цензуре! Как пить дать обвинят! (волновался культур-министр).
Поговаривают даже, что звонил он не раз и не два, прямо вот газпромовский телефон оборвал, и «тёрки» там были серьезные.
Как говорится, может, когда захочет: в результате этих переговоров на платформу вернули потерянный эпизод, а в эпизод №6 добавили текст, будто бы написанный самим. (Мединским в смысле, ничего такого не подумайте).
Видимо, так и есть, потому что закадровый голос -- во избежание, так сказать, недомолвок и подозрений -- пояснял, что в пятом эпизоде мирное население расстреливали не силовики, военные и прочие представители законной власти РФ, как вы в своем оголтелом цинизме могли было подумать, а таинственные представители незаконных вооруженных формирований.
Народное сопротивление этим незаконным и вооруженным непонятно кем, таким образом, теперь вполне себе не подцензурно. Теперь уже и гневные речи Ани Михалковой, новой Василисы Кожиной, звучат как бунт против каких-то самозваных негодяев, теперь Аня воюет, не подумайте плохого, не с войсками правительства РФ. Против них и предпринимать что-либо никак не можно. Даже если они тебя мордой в дерьмо, детей твоих ведут расстреливать, ты же, если патриот, должен только благодарить и сообщать, что недострелянные сейчас у бабушки, вот адрес, не сомневайтесь, там вас ждут не дождутся.
Тут, правда, неувязочка вышла. «Копелян» за кадром таки внес некоторую сумятицу, ибо зачистки зараженных выглядели бы обоснованными именно со стороны законной власти, бабы, сами понимаете, новых нарожают, не впервой. Знакомый мотив, принцип, которым наша родная власть руководствовалась, руководствуется и, видимо, будет и в дальнейшем руководствоваться. Да и зачем каким-то незаконным формированиям производить расстрелы, - не совсем понятно.
Между тем, в шестом эпизоде есть сцена, которая должна была бы возбудить гипотетического цензора куда сильнее, чем сцена народного сопротивления. Герои в этой опасной сцене оказываются в огромном особняке, где незадолго до их появления хозяин, офицер ФСБ (о чем недвусмысленно свидетельствует фуражка с синим околышем) – застрелил зараженную вирусом жену и двоих дочерей, тоже смертельно больных, а потом и сам застрелился. То, в какой позе лежат тела в этой сцене, да и то, что фээсбешник перед самоубийством напялил парадную форму, очень напоминает самоубийство штандартенфюрера Ханса Шляйфа, замначальника строительного управления СС, тоже расстрелявшего свою семью и потом застрелившегося, во время штурма Берлина советскими войсками.
Впрочем, господа, всё это - история с цензурой, тревожные звонки и тёрки на высоком уровне, параллели с Шляйфом смахивает, смешно сказать, на продуманную пиар-акцию.
Равно как и перенос оставшихся эпизодов «Эпидемии» на февраль 2020-го.
Видимо, создатели рассчитывали, что Мединский внесет ещё кое-какие коррективы, но потом решили не ждать и запустили две оставшиеся серии до Нового года.
Многие негодуют по поводу зажима свободы слова, что, кстати, не способствует критическому восприятию. А ведь здесь, как и во многих сериалах-фильмах подобного жанра, вне зависимости от страны и студии, есть свои штампы, куда ж без них. Те самые беспроигрышные драматургические ходы, что непременно вызовут в простодушном (и даже искушенном) зрителе сопереживание.
Вот скажем, к героям приближается отморозок с дробовиком (оживший мертвец, бешеный волк, сотрудник налоговой инспекции – недостающее вписать), но вместо того, чтобы убежать или хотя бы подготовиться к ответному огню, героиня (обычно эту почетную функцию мозготрахателя доверяют женщинам) – спрашивает у героя: «Ты зачем вчера пялился на грудь Маши? (Кати, Джессики, поменявшего пол Иван Петровича)». Герой вроде бы должен вернуть героиню в реальность или хотя бы сбросить её руку, которой она сжимает затвор АКМ и не дает его передернуть, но он, сыграв недоумение, начинает жалко оправдываться. Зритель понимает, что отморозок никого не убьет, замешкается и не успеет, его самого в последний момент пристрелят, но «драматургический» ход срабатывает, зритель получил полагающуюся ему порцию адреналина.
Или дети, обязательно присутствующие в подобного рода сериалах. Один из родителей или оба сразу говорят ребенку (вменяемому, не страдающему задержкой развития и не альтернативно одаренному): «Сиди в машине (дома, в шкафу и т.п.) и никуда, слышишь, никуда не выходи!» Ребенок же, по воле «драматургически» мыслящих сценариста и режиссера, всенепременно должен выйти. Причем не просто выйти, а прямиком пойти навстречу приближающемуся отморозку и прочим (см. выше).
Дети также не могут быть просто вздорными и дурными, как все нормальные дети, среди них обязательно должны быть аутисты или же только что сбежавшие из наркологической клиники нимфоманки. Их поведение, слова и поступки просто обязаны «драматургически» напрягать сериальное повествование, причем в некие ключевые моменты они оказываются лучше, честнее, благороднее взрослых.
Ещё одна особенность – это поведение героев за рулем автомашины. Вне зависимости от погодных условий и качества дорожного покрытия герои обязаны: а) вдавить педаль газа в пол и б) постоянно отвлекаться или на сидящих сзади детей или на сидящую на сиденье справа героиню (беременную, раненую, просто ударенную на всю голову и интересующуюся в этот подходящий момент, почему водитель пялился на грудь Маши и т.п.). То есть герои не обучены элементарным навыкам вождения, не способны видеть происходящее сзади в зеркале заднего вида, а скосив глаза – происходящее справа. В результате срабатывает очередной «драматургический» ход, машину заносит (она слетает в кювет, сшибается лоб в лоб с встречной машиной, сбивает – хоть что-то хорошее, – бредущего по дороге ожившего мертвеца).
Всеми этими безумно раздражающими штампами «Эпидемия» забита под завязку. Но и это еще не всё. Практически все основные персонажи лишены личных историй, ибо наскоро сшитые белыми нитками характеры и есть обязательный атрибут массового «кина».
Хотя некоторые детали позволяют зрителю фантазировать. Скажем, один из героев водит универсал «вольво 940», что сразу придает ему некую, не сказано какую именно, особенность: например, в американских фильмах продвинутые гуманитарии, художники, писатели, да и просто чудаки со странностями всегда сидят за рулем этой прекрасной шведской машины.
Ну еще и секс и насилие, которыми полна «Эпидемия», что оправдано как минимум по двум причинам: а) секс и кровь есть основа зрительского интереса и б) смертоносные вирусы -- по примеру других сериалов этого разряда -- повышают либидо и возбуждают тягу к причинению зла себе подобным.
Но вот что странно: банальность и схематизм, драматургические штампы и ожидаемость (вот герой идет по лесу к близкой уже цели, и зритель понимает, что просто так ему не дойти, вот-вот попадет в капкан), парадоксальным образом как раз и заставляют смотреть этот сериал.
Что в нем такого, помимо игры на стереотипах и готовых конструкциях, неясно. Возможно, нелогичность поведения героев, отсутствие мотивировок каким-то образом сплавляются в плотный клубок, и, запущенный прямо в лоб несчастному зрителю, этот «клубок» таки срабатывает?
В результате благодарный зритель, несмотря на цензуру Мединского, на апокалиптические намеки в финальном эпизоде и прочее, все равно с интересом будет ждать второго сезона.
Некоторые называют такой эффект искусством.
Некоторые - просчитанным, цинично проработанным материалом.
Но, как бы там ни было, создатели «Эпидемии» своей цели добились.
Как говорили эсеровские боевики лет сто двадцать тому назад, средства оправдывают цель.
фото: www.kinopoisk.ru
