Автор: Диляра Тасбулатова
120 лет Марлен Дитрих - актрисе, певице, иконе стиля, культурному символу, появившейся на свет 27 декабря 1901 года.
Перечитывая воспоминания и восторженные эссе о Марлен Дитрих (чье имя, по словам Жана Кокто, начинается как ласка, а кончается как удар хлыста), постепенно начинаешь ловить себя на том, что все они повторяются, с разной степенью таланта и умения плести словесные кружева. Славословия в адрес богини экрана и захлебывающиеся восторги по поводу ее имени не стихают, но, если разобраться, то, скажем, «дитрих» означает всего лишь «отмычку» (воровской инвентарь?), а не «хлыст» и не «удар», даже не пощечину. В общем, неизвестно, насколько Кокто и другие обожатели Дитрих были сильны в немецком. Вот и мы, не зная (ну, в целом) этого прекрасного языка, воспринимаем его слова на веру: ласка, а потом – удар. Хлыста. Садомазо, что-то эротическое, и в то же время, учитывая некоторую брутальность немецкого, - сладострастно жестокое.
Кстати, это ее натуральная фамилия, в отличие от имени: урожденная Мария Магдалена Дитрих сокращает свое первое имя до выразительного «Марлен» (и правильно делает), получив в итоге нечто похожее на сценический псевдоним, выразительный и узнаваемый. Причем настолько, что не режет и русское ухо, хотя ассоциации здесь не самые приятные - так называли своих отпрысков мужского пола и наши упертые коммунисты, слепив это имя-кентавр из фамилии Маркс и псевдонима Ленин. (Марлен Хуциев, правда, слегка этот оксюморон реабилитировал). Совпадение случайное: Марлен, и такое бывает, чего только не бывает, - старинное имя, сокращенная Мария-Магдалена, как ни странно, встречается и в древнетюркских языках.
Имя (будем считать, что в этом случае – настоящее) ведь тоже кое-что значит: как «Титаник» назовешь, так он и поплывет; так и мисс Дитрих, прелестная Марлен по фамилии «Отмычка» - натура двойственная, иногда до степени неуловимости. Одна – для таблоидов, голливудская звезда в своем сокрушительном гламурном великолепии, в умопомрачительных нарядах, не живой человек из плоти и крови, а мертвенное, под слоем плотного грима, лицо на обложке роскошного журнала; другая, если верить скандально-разоблачительной книге ее дочери, Марии Ривы, - мелочная, патологически эгоцентричная, капризная и похотливая, завистливая и злобная. Не верить, между тем, нельзя: Рива описывает такие точные детали и подробности, какие не придумаешь, как ни старайся. Измученная мамашей, всю жизнь пытавшейся сломать ей жизнь, и тем не менее преданная ей, несмотря на свои попранные чувства, Мария всегда была рядом. Даже когда далеко чисто географически: запертая по своей воле в парижской квартире, уже старая и немощная, Дитрих звонила дочери по несколько раз в день.
Весьма экзотический пример любви-ненависти: сделавшая для матери все, если не больше, Рива тем не менее выпустит в свет свои воспоминания, когда Марлен была еще жива – и никому не дай бог прочесть о себе такое. Довольно страшная книга, быстро ставшая бестселлером, где родная дочь подвергает ревизии многочисленные мифы Марлен, главный и побочные, сопутствующие, вплоть до ее демонстративного антифашизма. Так называемые «циники» посмеиваются над очередной «легендой» Дитрих, когда она указала Геббельсу на дверь, предложившему ей - по поручению самого Гитлера, влюбленного в нее, - стать звездой третьего рейха, присовокупив к своему лестному предложению (Германия тогда была на пике) астрономическую сумму: мол, мало дал, Дитрих знала, что в Голливуде заработает еще больше. Однако факт остается фактом - указала же. Хотя, продолжают эти самые «циники», все могло быть по-другому, не будь ее персональный Пигмалион, великий режиссер Джозеф фон Штернберг, евреем: Дитрих, зная свои слабые и сильные стороны как актрисы, понимала, что именно Штернберг снимет ее как надо, во всем великолепии ее тевтонской магии.
Лорелея, валькирия, золотоволосая фройляйн, с одной стороны - мечта рядового, отправляющегося на Восточный фронт где-нибудь в переломном 43-м, почти наверняка зная, что останется лежать в чужой земле, а с другой - европейского интеллектуала вроде самого Ремарка, с кем у нее был мучительный роман. Мучительный прежде всего для Ремарка, как и для других ее знаменитых визави: обладая слегка грубоватыми чертами лица (кто-то из тогдашних селебрити назвал ее солдатом Вермахта), холодная как лед, настоящая, без дураков (дураками в ее случае были именно мужчины), femme fatale, она была совершенно безжалостна к своим поклонникам. Кажется, один Жан Габен нашел в себе силы уйти сам, не унижаясь до ревности и скандалов и разгадав ее подлинную сущность. Дитрих могла бы гордиться: наверно, ни у одной женщины в мире нет такой внушительной коллекции писем с мольбами и любовными стенаниями, причем от знаменитых адресатов, которым, казалось бы, доступна любая.
Если даже исключить инфернальность, которая действительно в ней присутствовала, она умела использовать и другие козыри, для начала выбрасывая, как фокусник, чисто женскую карту - жертвенную, а немного погодя – мужскую, противоположную. Болезненная тяга к обольщению, «донжуанизм», по сути мужской тип поведения, в ее натуре перекликались с чарующей покорной женственностью, постоянно мерцая. Использовать чисто женские чары, чтобы победить в войне полов, внушая партнеру, что готова отдать за него жизнь, а потом внезапно бросить его, в чисто мужской манере, как надоевшую игрушку, - распространенный сюжет личной жизни Дитрих.
Тем не менее и несмотря ни на что, даже, скажем так, на страдания окружающих, дочери в первую очередь, Марлен Дитрих далеко не случайно осталась в истории кино, как и в истории культуры ХХ века, будучи его ровесницей и прожив более 90 лет (1901- 1992). Уже в 1930-м, сыграв в «Голубом ангеле» певичку кабаре, когда звуковое кино только-только появилось, она заявила о себе как о звезде с большим будущим, переиграв даже Эмиля Яннингса, великого немецкого актера (строгие культурологи ставили ей 5, ему – 4).
И хотя ей так и не удалось повторить успех фильмов, снятых в сотрудничестве со Штернбергом, она успешно снималась и у таких звезд мировой режиссуры, как Орсон Уэллс, Билли Уайлдер, Фриц Ланг и Хичкок, номинировалась на Оскар и, по сути, продержалась на сцене, уже как певица, чуть ли не до самой смерти.
…Лучше всего суть ее, пусть и невольного, имиджа, немецкого до кончиков ногтей, хотя она порвала с родиной во времена нацизма и символически вернулась в родные пенаты уже в гробу, передал другой немец, Хельмут Бергер – в знаменитой сцене, пародирующей «Голубого ангела», в фильме «Гибель Богов» Висконти. Мартин Эссенбек, не мужчина и не женщина, транссексуальный, порочный и одновременно влекущий, столь же притягательный, сколь и отталкивающий, переодетый в шлюху дешевого кабаре, в чулках с подвязками, обтягивающих женской красоты ноги – это и Хельмут, и Дитрих одновременно. Белокурая бестия (так, кстати, называется книга ее внука, Дэвида Ривы – «Марлен Дитрих: белокурая бестия») в сниженном варианте, сексуальность андрогина, великий кич, иронический и зловещий одновременно. Устоять против него невозможно, хотя Мартин Эссенбек – порождение дьявола, а Марлен Дитрих – героиня сопротивления злу, в данном случае – нацизму. Но Висконти недаром вставляет именно этот эпизод в свою страстную антифашистскую эпопею, интуитивно чувствуя, как притягательно зло и поневоле любуясь им. Семантический кадр, что и говорить – нацист в кружевных чулках, в финале фильма одетый в форму СС и вздевающий руку в известном приветствии, сразу после изнасилования и убийства собственной матери.
Тайна притяжения Дитрих – еще и в этом, потаенном немецком эротизме, не мужском и не женском, посередине (недаром ей так шли мужские костюмы, и она была замечена в лесбийских связах, мечтая завлечь в свою постель Грету Гарбо), обитающем где-то там, за горизонтом, где кроется вечная немецкая идея, а какой-нибудь Вагнер ухмыляется с того света.фото: Shutterstock/FOTODOM
