(Из серии: «Истории города Бостона»)
Автор: Леонид Спивак
Наш постоянный автор Леонид Спивак вновь раскопал интереснейшую историю последней любви Николая Гумилёва к одной из выдающихся женщин своего времени, о которой, тем не менее, мало кто знает. Согласись она выйти за него, возможно, он остался бы жив, не вернувшись в Россию.
Передайте Ахматовой…
Среди петербургских литературных преданий есть обрывочная история о некоей иностранке, искавшей встречи с Анной Ахматовой.
Приехавшая из Парижа в Ленинград в 1935-м, миссис Хелен Ловелл пыталась дозвониться в Фонтанный дом, где проживало семейство Пуниных. Анны Ахматовой, супруги искусствоведа Николая Пунина, не оказалось дома. Вежливая американка попросила оставить сообщение, что ищет встречи с Анной Андреевной. Никто в тот вечер и в последовавшие несколько дней не сказал Ахматовой о звонке иностранки, свободно говорившей по-русски.
У этой малоизвестной истории оказались две части. Первая из них разворачивалась в Париже, на тихой улочке Декам (Rue Decamps). Вторая, более длинная, продолжилась в бостонском предместье Бруклайн (Brookline).
Летом 1917-го прапорщик 5-го гусарского Александрийского полка Николай Гумилёв был определен в распоряжение комиссара Временного правительства при русских войсках во Франции. Париж был хорошо знаком поэту. Десятью годами ранее он слушал лекции в Сорбонне, затем совершил сюда свадебное путешествие с Анной Ахматовой, пытался издавать в Париже литературный журнал.
Девушка с огромными глазами
Николай Гумилёв
Тем же летом 1917-го, когда в садах Парижа цвели каштаны, прапорщик Гумилёв познакомился в штабе Русского корпуса с переводчицей и переписчицей бумаг Элен Дюбуше (1892–1982). История их недолгого знакомства и судьба рукописного альбома, посвященного «девушке с огромными глазами», остается жгучей тайной для изучающих короткую и трагическую биографию поэта.
Гумилев был серьезно влюблён, как отмечали все свидетели этой полудружбы–полуромана.
Сложный брак поэта с Анной Ахматовой уже давно дал трещину, развод был вопросом времени. Однако Элен–Елена, ценившая романтическую личность поэта и боевого офицера с двумя Георгиями, участника двух африканских экспедиций, была помолвлена с американским летчиком, что придало их знакомству оттенок драмы.
Все казалось мне, что в белой пене
Исчезает милая земля,
Расцветают влажные сирени
За кормой большого корабля.
В документах Русского экспедиционного корпуса переводчица именуется как Елена Карловна Дюбуше. Генеалогия молодой парижанки весьма примечательна.
Её отец, Чарльз Винчестер Дюбуше (Charles Winchester Du Bouchet) родился в Париже в 1868-м (по-русски фамилию пишут по-разному: Дю Буше, дю Буше или Дю-Буше). Его отец работал хирургом в Париже при дворе императора Наполеона III, но сохранял американское подданство. После окончания частной школы в Париже Чарльз Дюбуше поступил на медицинский факультет Сорбонны.
В университетские годы Чарльз знакомится со студенткой из Одессы Людмилой Орловой, дочерью действительного статского советника, гласного Городской Думы и секретаря Совета Новороссийского университета Василия Орлова. В «Южной Пальмире» статский советник (в семье его звали «le general»), меценат и почетный мировой судья Орлов был более всего известен как один из основателей Одесской консерватории.
В 1889-м, после свадьбы, супруги приехали в южный город у моря, где Чарльз (Карл) Дюбуше открыл свою клинику и выполнял обязанности вице-консула США.
Валентин Катаев вспоминал: «Дело в том, что я тоже знал знаменитого хирурга. Я даже был знаком с ним лично. Мы жили в Одессе, на так называемой даче Отрада, где совсем недалеко от нас находилась больница Дюбуше, весьма популярная в городе, так как сам доктор Дюбуше слыл не только выдающимся хирургом, делавшим буквально чудеса, но также и очень “красным”, как назывались в то время революционеры. Было известно, что в девятьсот пятом, во время баррикадных боев, он оказывал медицинскую помощь раненым дружинникам и часто прятал их в своей больнице от полиции».
После подавления первой русской революции супруги Дюбуше с детьми вернулись во Францию. Здесь доктору довелось лечить многих русских эмигрантов, в том числе Марию Ульянову, сестру Ленина, о чем упоминалось в советских источниках. Елена Карловна Дюбуше училась на юридическом факультете Сорбонны.
Платонический роман
Тихая улица Декам находится в том же 16-м аррондисмане, где в 1917-м жил Гумилёв, недалеко от площади Трокадеро, почти напротив Эйфелевой башни.
Елена Дюбуше
О встречах поэта с Еленой Дюбуше впоследствии рассказывала Ирина Одоевцева. По её воспоминаниям, Николай и Елена часто приходили в кафе «Декам», располагавшемся на одноименной улице: «...однажды я даже поехала туда, чтобы увидеть, где Гумилёв встречался со своей возлюбленной».
«Роман», несмотря на все ухаживания поэта, оставался «вовсе платоническим». Помимо глубокой любви к русской культуре их связывала совместная работа в Экспедиционном корпусе – большое количество бюрократических обязанностей в штабе и поездок по русским лагерям и госпиталям Франции. Гумилев написал Елене десятки стихов в альбом и оставил друзьям свое единственное «хокку»:
Вот девушка с газельими глазами
Выходит замуж за американца.
Зачем Колумб Америку открыл?
В начале Первой мировой войны Чарльз Дюбуше организовывал Американский госпиталь в пригороде Парижа Нейи, затем работал хирургом-консультантом прибывшей на французский фронт армии США. Некоторое время под его началом работал медбратом-волонтером выпускник Гарвардского университета Уолтер Ловелл, бостонец и будущий жених Елены, который станет одним из первых американских военных летчиков.
Дальше наступает царство сослагательного наклонения. Возможно, что задержись Николай Гумилёв в Париже, он бы остался жив. По мнению друга поэта, искусствоведа Сергея Маковского, любовная неудача стала косвенной причиной его гибели: «Гумилёв не вернулся бы, вероятно, в Россию весной 18 года, если бы девушка, которой он сделал предложение в Париже, ответила ему согласием». И даже женившись затем в Петрограде на Анне Энгельгардт, поэт назовет свою дочь Еленой.
Существуют два коротких документа, которые красноречивее многих свидетельств или предположений. В нескольких бостонских газетах в разделе «Хроника» появилось сообщение о бракосочетании капитана Уолтера Ловелла с Хелен Дюбуше 16 апреля 1918 года в Американской церкви в Париже на улице де Берри.
Miss Helen Du Bouchet пошла под венец, нося под сердцем ребенка: её первая дочь Вивиан Ловелл (Vivianne Lovell), согласно французскому сертификату о рождении, появилась на свет через шесть месяцев, 27 октября 1918 года.
Крупнейший литературовед, специалист по русской эмиграции Глеб Струве, проделавший огромную работу по сохранению поэтического наследия Николая Гумилева, допустил фактологическую ошибку: «Елена Карловна Дюбуше… уехала в Америку и жила впоследствии в Чикаго». Другие исследователи затем повторяли эту информацию, даже писали о её муже как о «чикагском миллионере». В результате авторитет Струве надолго оборвал ниточки возможного американского расследования…
Миф о загробной жизни
…Если свернуть с оживленной бостонской дороги номер девять в Бруклайн, почти сразу попадаешь в тихий зеленый парадиз старых викторианских усадеб. Мир высоких деревянных кровель, эркеров и башенок, столетних вязов и вечнозеленых рододендронов. Такова Самнер-роуд (Sumner Rd), где прожила значительную часть своей жизни «девушка с газельими глазами».
Дом Ловеллов в Бруклайне
«Заграница – это миф о загробной жизни. Кто туда попадет, тот не возвращается», – когда-то грустно пошутили писатели Ильф и Петров.
Их шутка – отголосок сложившегося в русской классической литературе отношения к эмиграции в далекую Америку: отъезд за океан сродни сжиганию всех мостов, крушению культурных идеалов, духовному самоубийству. В восприятии образованного европейца прошлого века в Америке можно было или спасаться, или доживать свой век.
Но жизнь Хелен Ловелл опровергла эти стереотипы, воплощая в себе американское чувство долга, дух непокорённой Франции и глубокое мистическое влияние русской культуры.
К Синей звезде
В августе 1923-го, на вторую годовщину гибели Гумилёва, в Берлине, в эмигрантском издательстве «Петрополис» вышел сборник неизданной любовной лирики «К Синей звезде» – так поэт называл в альбоме стихов Елену. Литературовед Константин Мочульский сопроводил издание статьёй:
«Эти посмертные стихи пригодятся не только для «полноты обзора»; они должны существенно повлиять на подходы к поэзии Гумилева. В них знакомый и дорогой нам голос «поэта и воина» звучит как-то по-другому: мы узнаем низкий металлический тембр его, важную неторопливость речи — но сколько необычных, новых интонаций. Читаем строфы, устойчивые, утвержденные, как памятник, нерасторжимые — аеге регennius, — и, в смущении откладываем книгу. В этой «спокойной твердости» невыносимое напряжение, бешеное упорство! Никогда еще воля в стихах Гумилева не одерживала таких страшных побед».
Важно отметить, что профессор Мочульский был потомственным одесситом, а его отец-филолог тесно дружил с семьей Орловых–Дюбуше. Здесь еще один ключ к разгадке мотивации анонима, передавшего Мочульскому для публикации стихи Гумилева. В примечании в конце издания сказано:
«Настоящий сборник печатается с подлинника, хранящегося в Париже». Все ли стихи из альбома «Синей звезды» были тогда опубликованы? Какова дальнейшая судьба рукописного альбома? Уцелел ли он в годы нацистской оккупации Франции? Уплыл ли с прекрасной Еленой в Массачусетс? Для исследователей эти вопросы пока что остаются без ответа…
«Хокку» Гумилёва
В Бостоне небо кажется выше, чем в Париже, а звезды ярче – сказывается близость южных широт. Муж Елены, майор Уолтер Ловелл (Walter Howland Lovell, 1884–1937), летчик-доброволец во время Первой мировой войны, прожил достойную жизнь (Википедия даже посвятила герою статью). Он воевал в международной эскадрилье Лафайет, сбил несколько немецких самолетов, был ранен. Французское правительство наградило Уолтера Ловелла двумя Военными крестами (Croix de guerre). Некоторое время после ранения он служил инструктором в своей эскадрилье, после войны вернулся к отцовскому бизнесу – известное в Бостоне семейство Ловеллов занималось финансовыми инвестициями.
И умру я не на постели…
Супруги имели трёх детей. В доме говорили по-французски и по-английски. Внучка Елены профессор Синтия Б. Керр вспоминала, что в семье царил культ русской литературы, в их доме встречались видные представители русской эмиграции, а на семейном столе для трех поколений всегда были любимые русские блюда.
В посвящённом Елене Дюбуше парижском стихотворении «Да, я знаю, я вам не пара», написанном в 1917-м, Николай Гумилёв предсказал свою судьбу:
Фото Николая Гумилёва при аресте
И умру я не на постели
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь страшной щели,
Утонувшей в густом плюще.
Место расстрела и захоронения Николая Гумилёва августовской ночью 1921 года до сих пор неизвестно. Наиболее вероятным считается Ковалевский лес близ Петербурга, в районе арсенала Ржевского полигона. Через много лет здесь установят памятник-кенотаф. Вторая жена поэта Анна и его дочь Елена погибли от голода в 1942 году в блокадном Ленинграде.
Героическое семейство
…Бруклайн стал приютом Елены Дюбуше от многих трагедий «века-волкодава». Сюда она перевезла отца и детей (мать Елены скончалась во Франции в 1931 году). «Протестантский, прибранный рай», – язвил в альбомном стихе Гумилёв.
Впрочем, ещё друзья поэта отмечали сильный характер его «Синей звезды». Поэт Константин Льдов писал Гумилёву о «своенравном обаянии» музы поэта. Два известных нам поступка Елены – публикация парижского альбома Гумилёва и приезд в Ленинград в попытке передать Ахматовой бумаги расстрелянного поэта – говорят сами за себя.
Пунин, гражданский муж Ахматовой, поначалу смолчал о звонке русской парижанки. Он только что был уволен из Русского музея за неблагонадёжность и ожидал нового ареста (летом 1921 года в тюрьме на Шпалерной встретятся «контрреволюционеры» Пунин и Гумилёв, но первого тогда выпустили). Вскоре после того неожиданного звонка арестуют и Льва Гумилёва, сына Анны и Николая. Ахматова ездила в Москву просить за мужа и сына, отмолила их от расстрела, но не от будущих лагерей.
«Так она и не встретилась с женщиной, внушившей Гумилёву его великую любовь, – вспоминала литературовед Эмма Герштейн. – Анна Андреевна рассказывала об этом несостоявшемся свиданье почти со слезами на глазах».
Во время Второй мировой войны Хелен Ловелл (или Елена Дюбуше) приняла деятельное участие в эвакуации французских детей из Парижа (среди них были русские эмигранты и еврейские дети-сироты). Хелен сотрудничала с различными благотворительными организациями, разъезжала по Соединенным Штатам, находя беженцам спонсоров, устраивая детей в американские семьи.
Доктор Чарльз Дюбуше, когда-то спасавший в своем одесском доме евреев от погромов, кавалер ордена Почетного легиона за заслуги перед Францией, прожил в Бруклайне на Самнер-роуд свои последние семь лет (1940–1947). Несмотря на преклонный возраст, он активно сотрудничал с массачусетским Комитетом помощи России (главой комитета был знаменитый дирижер Бостонского симфонического оркестра С. Кусевицкий). Из портов Новой Англии уходили корабли с продовольствием, медикаментами и другими грузами для сражающегося Советского Союза.
Честь превыше почестей
Как вспоминала Синтия Керр, семья следовала старинному девизу Plus d’honneur que d’honneurs («Честь превыше почестей»). Внук доктора Дюбуше Чарльз Ловелл (сын Елены) продолжил семейную традицию: выпускник Гарвардской медицинской школы во время Второй мировой войны был батальонным врачом на Тихом океане, после победы вернулся в Бостон, преподавал в медицинской школе университета Тафтс.
Старшая дочь Елены, Вивиан Ловелл, выбрала своей профессией журналистику. Она работала в редакции «Голоса Америки», во время войны находилась в Лондоне, где служила в Отделе военной информации (OWI). Вивиан передавала по радио кодированные сообщения для французского Сопротивления. После высадки союзников в Нормандии работала американским корреспондентом агентства Франс Пресс. Сохранилась фотография, на которой журналистка в числе других гостей присутствует в Белом доме во время выступления президента Трумэна, объявившего о капитуляции Японии и победе во Второй мировой...
Хелен Ловелл не оставила мемуаров, равно как и её потомки. Тщеславие не было семейной чертой Дюбуше. В сентябре 1944 года появилась небольшая заметка в газете «Бостон Глоб», где запечатлены на фотографии Хелен и Вивиан Ловелл в их доме в Бруклайне.
«Увитый плющом дом с мебелью Louis Quatorze и памятью о трех французских войнах за свободу… Это дом миссис Уолтер Ловелл на Самнер-Роуд, 36, чей дед отказался покинуть Париж во время франко-прусской войны (осады немцами Парижа – Л. С.) … Сегодня дом миссис Ловелл – это настоящий салон, где вечерами собираются дипломаты и общественные деятели из Европы и нашей страны, чтобы обсудить будущее франко-американского сотрудничества».
Русская нота продолжала звучать в их семейной истории. Вивиан Ловелл в 1947 году вышла замуж за известного журналиста Уолтера Бордмана Керра. Знавший несколько языков, включая русский, он был одним из самых известных военных корреспондентов своего времени.
Керр работал в Праге в 1938-м, когда Гитлер оккупировал Чехословакию, затем в Хельсинки во время советско-финской войны. Он был последним из американских журналистов, остававшихся в Париже во время немецкой оккупации. С ноября 1941 года Уолтер Керр работал фронтовым корреспондентом в России. В 1943-м он находился в Сталинграде и был свидетелем капитуляции армии Паулюса. Военные репортажи Керра занимали первые полосы ведущих американских газет.
После войны Уолтер Керр жил в Париже, где возглавлял международное бюро газеты «Нью-Йорк Таймс» и издавал вместе с Вивиан журнал The American Abroad Magazine. Супруги несколько раз побывали в Москве. Керр работал в архивах и выпустил две книги о войне: «Русская армия» и «Секрет Сталинграда», выдержавшие десятки изданий. Последняя книга Уолтера Керра «Дело Шабунина» – документальное исследование одного из важных эпизодов биографии Льва Толстого.
Дочь Вивиан и Уолтера Керра, профессор Синтия Бордман Керр родилась в 1950 году в Лозанне, училась во французской школе, затем в Милтонской академии (Массачусетс), где учился ее дед Уолтер Ловелл.
В течение 44 лет Синтия Керр преподавала французский язык и культуру в Вассарском колледже (Нью-Йорк), посвятив себя, по ее признанию, «просвещению, соединяющему между собой цивилизации», что соответствовало традициям её семьи.
В июле 1917 года в цикле «К Синей звезде» Николай Степанович Гумилёв оставил нам еще одно предсказание:
Мой альбом, где страсть сквозит без меры
В каждой мной отточенной строфе,
Дивным покровительством Венеры
Спасся он от ауто-да-фэ.
И потом — да славится наука! —
Будет в библиОтеке стоять
Вашего расчетливого внука
В год две тысячи и двадцать пять.
Как писать Историю
После гибели поэта Марина Цветаева сказала пронзительные слова: «Дорогой Гумилёв, есть тот свет или нет, услышьте мою, от лица всей Поэзии, благодарность за двойной урок: поэтам – как писать стихи, историкам – как писать историю».
Марина Ивановна Цветаева произнесла тогда очень важные слова: «Чувство Истории – только чувство Судьбы». Одесская, парижская и бостонская семейная сага Дюбуше–Орловых–Ловелл–Керр тому свидетельством.
фото: unsplash.com
