Беседовала Диляра Тасбулатова
Юлий Соломонович Гусман известен широкому зрителю как бессменный член жюри КВН (правда, молодежь может не знать, что Гусман стоял у истоков этой игры) и продюсер кинопремии «Ника».
Однако это всего лишь часть его деятельности - в своем роде Гусман может всё. Автор культового фильма «Не бойся, я с тобой», он известен и как театральный режиссер, ставивший спектакли здесь и в других странах. В «Человеке из Ламанчи» поставленном Гусманом в Театре Армии, блеснул тогда уже 90-летний Владимир Зельдин, ветеран русской сцены. Кроме того, Гусман был первым, кто организовал телемост СССР-США еще до Перестройки, в глухие, что называется, времена.
КВН. Начало
Юлий Соломонович, давайте сразу, быка за рога, что называется - о шестидесятых. Мой любимый период. Как известно, культура после сталинских фокусов была почти разрушена, выжженное поле просто… И после войны, как ни странно, начала потихоньку оживать. А в шестидесятые не то что даже блеснула, но буквально взорвалась, случилось чудо. Вам повезло – вы еще совсем юношей попали в эпицентр этого взрыва. Как это произошло?
- Ну, понимаешь, у меня такой вот темперамент - общественный. А началось все с КВН - в далеком 1964-м в наш город впервые пришел телевизионный сигнал из Москвы. До этого никакой Москвы у нас не было, и мы увидели – ВПЕРВЫЕ (притом, что Баку не деревня какая-нибудь, это огромный и отнюдь не провинциальный город) - парад на Красной площади, Большой театр, Голубой огонек… И, конечно, КВН. Вообще-то КВН с 61-го существует, но я сейчас не буду вдаваться в подробности и его историю рассказывать, отдельно тебе потом расскажу, что такое феномен КВН.
КВН. Баку. 1968 год
Можно вторую серию интервью запустить, продолжение.
- Можно. И даже нужно. Короче, город сошел с ума, увидев этих молодых, острых, ироничных, веселых, свободных и счастливых ребят. По крайней мере, нам тогда так казалось…. И все срочно заболели КВН - институты и предприятия, всякие учреждения и школы и даже …воинские части. Всюду, куда ни кинь, играли в эту игру. А я стал одним из организаторов КВН в Баку. Потом создали свой центр в одном из районов города, и вот в этом клубе мы начали проводить настоящие игры. Телевизионные. С камерами, со сценариями, с декорациями, костюмами. Очень хорошие, кстати…
Вы ведь постоянно побеждали?
- Это позже, погоди. Я тебе пока про Баку рассказываю... В общем, меня, как одного из главных энтузиастов, командировали в Москву - чтобы пригласить к нам главную редакцию молодежных программ, посмотреть наш уровень. Чтобы нас взяли во всесоюзный цикл.
Приехали?
…Конечно. Встречали мы их волшебно - около трапа самолета выстроили кэвеэнщиков в белых рубашках и …с шашлыками. С шампурами, перекрещенными над головой…
Ха-ха.
…А потом повезли их в город в сопровождении мотоциклетного эскорта - нам его милиция дала.
Вот это да.
…И еще на площади устроили парад. Ну и потом уже сам КВН. От нашего уровня они, мягко говоря, обалдели и пригласили нас в сезон 67-68 года.
И вы, конечно, выиграли?
- Выиграли! А в семидесятом стали обладателями кубка чемпионов за все годы.
Вы всегда были капитаном команды?
- Как-то раз избрали, а потом уже пошло-поехало. К тому же я еще – и все это одновременно - писал диссертацию, я же все-таки медицинский закончил... Девять лет учился, потом работал психиатром. Но настоящим врачом я все-таки так и не стал, а вот мой папа – он и правда великий врач, терапевт, в Баку его чуть ли не каждый знал. Мама тоже была профессором – правда, филологом, проректором Иняза.
Гостеприимный дом? Сервировка, люстра, тонкие блюда?
- Ну как тебе сказать… С сервировкой было все неплохо, но это же была коммуналка, в старом таком, 1899 года постройки, доме. Туалет во дворе. На юге так многие жили, как сейчас бомжи не живут. А внутри – да, ковры, хрусталь, китайские статуэтки. И постоянные гости, замечательные люди, друзья родителей.
Вернемся к КВН. Это же живой эфир, ни убавить, ни прибавить? Я даже не представлю, как это делается, какой-то кошмар наяву, нужно ведь работать безошибочно?
- Так и было. Самое интересное, что сейчас тоже так снимают, без остановок. Но это все равно не прямой эфир.
Редактируют?
- Конечно. Но традиция все же отчасти сохранилась – после того, как КВН в 72-м запретили, а в 86-м опять разрешили, я помогал Маслякову заново создать структуру, где можно снимать без остановки. Но в эфир все-таки программа идет в записи.
Одна роскошная в прошлом дама рассказывала мне, что когда вы приехали в Москву, все прибалдели – ах, какой мальчик, какой остроумный, блестящий мальчик…
- Когда мы впервые вышли наутро после победного эфира, то люди чуть ли не выпадали из окон троллейбуса, высовываясь и крича – ой, смотрите, кэвээнщики идут! Живые! Мы тогда жили в гостинице «Спутник» на Ленинском, и там была ворчливая дежурная на этаже. И вот возвращаюсь я ночью после первой игры, где мы выиграли (ну, собственно, мы всегда выигрывали, не проиграли ни одной встречи, а я не проиграл ни одного конкурса капитанов), иду по коридору, а она ворчит, что вечно этот молодняк поздно шляется, а утром, слегка обалдев, уже, ха-ха, просит у меня автограф: живой Гусман, надо же! Это же прямые эфиры были. КВН тогда был единственной такой передачей и страшно был популярен. Весь город замирал, пустел…
Как ради Штирлица – вот как надо народ домой загонять, чтобы по митингам не шлялись.
- Хороший способ, точно.
Вы же тогда совсем молоденький были?
- Ну, 24, 27… В сравнении с тем, что сейчас, помоложе немножко, ясное дело. Хотя и сейчас (а я ведь врач-психиатр, знаю, что говорю) не ощущаю, что стал намного старше. То есть понятно, что возраст упрямая вещь, но все же…
А голова работает…
- Это не голова, это душа. У тебя, наверно, то же самое. Я ж тебя знал совсем девочкой - и вот вижу, когда ты говоришь, опять превращаешься в девочку, которую я знал.
Если бы.
- В общем, КВН – отдельная тема в моей жизни. Повесть о том, как мы выиграли ВСЕ кэвээны… Длинная такая повесть, которую стоит рассказать, потому что это нечто уникальное было – какие-то невероятные случаи, а какие шутки, боже мой… это что-то…
Шутки гениальные, это да.
Иисус – сверхзвезда
- Невероятно. Но понимаешь, КВН сбил меня с пути истинного. Я ведь написал диссертацию – «Клинико-психологические корреляции при церебральном атеросклерозе».
В медицинском институте
Ух ты. Не выговоришь.
- Ну вот, значит. Принес папе, и говорю ему: «Папа, я все сделал, диссертацию написал, я тебя слушался, пап. Ну отпусти ты меня из медицины! Хочу учиться на кинорежиссера».
А он ни в какую?
- Да нет, все-таки дал добро. И братья Ибрагимбековы пригласили меня в свою мастерскую на Высших курсах сценаристов и режиссеров.
Вы друзья до сих пор?
- Конечно. Хотя Максуда уже нет на свете, ушел, к несчастью… Ну, в общем, курсы – это, конечно, уже совсем другой пласт жизни. Там было столько интересного, да и баек можно столько рассказать – на отдельный роман потянет, ну на автобиографическую повесть уж точно.
У вас каждый период жизни потянет на роман – ну ладно, на повесть.
- Так и есть. Без шуток. Ну, в общем, отучился я, вернулся, и поставил спектакль «Три мушкетера» - мою первую большую постановку. Ну и – ты, наверно, знаешь, - я вообще первый в стране поставил мою любимую рок-оперу «Иисус Христос – сверхзвезда».
«Суперзвезда»?
- Погоди, потом расскажу - поймешь, почему «сверх», а не супер». Снимать после курсов мне – как, впрочем, и всем молодым, - конечно, никто сразу не давал, и я работал с ансамблем «Гая», был такой, совершенно великолепный вокальный ансамбль. И вот с ними-то я поставил рок-оперу на английском, с которой мы и заявились в Москву. Первое отделение мы делали с Марком Розовским, и оно называлось «Огни большого города» - там были азербайджанские песни, потрясающие костюмы и декорации и все такое прочее. Классное было шоу, потрясающе сделано… А второе отделение - рок-опера…
Обалдеть. Как вам разрешили?
- Послушай, ничего нам не разрешали! Мы просто взяли и написали – «Сверхзвезда». На афише. И пели по-английски все эти замечательные арии, обожаю эту оперу. Шесть человек, две девочки и четыре мальчика, великолепные певцы пели по-английски. В мизансценах без декораций, без костюмов, а сценография сделана исключительно при помощи света. Такой, например, узкий луч в затылок Иисусу – и оттого он как бы светится, нимб у него над головой, а Иуду высвечивали красным фонарем, подвешенным у него на шее - ну, ты понимаешь, зловеще так получалось… Короче говоря, выступаем в концертном зале «Россия» - аншлаг, дикий успех, все замечательно-прекрасно, дальше некуда, триумф – уже и гастроли близятся к концу….
И тут, конечно, облом?
- Ну да… Пришел какой-то тип из министерства, который знал - а) эту рок-оперу, б) знал английский. Такое вот несчастье – но с другой стороны, рано или поздно это должно было случиться. И, конечно, заявляет нам - вы что делаете, что поете? Это же религиозная пропаганда! В общем, поперли нас отовсюду – и прямиком в Баку, после чего, конечно, последовали всякие мелкие репрессии…
А в Баку, моем родном городе, я тоже, как и всюду, без дела сидеть не мог. Незадолго до моей ссылки я увидел в Москве замечательный спектакль, мюзикл «Три мушкетера» с музыкой Максима Дунаевского и режиссурой Сандро Товстоногова - по пьесе Марка Розовского и Юрия Ряшенцева (ему, кстати, недавно 90 исполнилось, но он по-прежнему неиссякаем, до сих пор молодой человек в творческом смысле, и я ему желаю еще много лет счастья и радости).
Этот спектакль, который шел в московском ТЮЗе, гремел, а Володя Качан в роли Д’Артаньяна был просто находкой. Жаль, он умер совсем недавно… А я на улицах Баку встретил своего Д’Артаньяна - молодого Александра Шаровского, ведущего артиста бакинского ТЮЗа. Сейчас он, кстати, главреж русского драмтеатра в Баку. Ну, мы с ним немножко поговорили, и мне сразу же страшно захотелось поставить настоящий большой мюзикл. С настоящими профи, драматическими актерами, которых надо научить петь. Мюзикл вообще моя пожизненная любовь... Я их много ставил - и в Баку, и в России, и за рубежом. Но это потом будет. А тогда начались настоящие хождения по мукам. Поскольку я по образованию врач и кинорежиссер, то Минкульт никак не хотел доверить мне театральную постановку. И тут я сделал ход конем - договорился с главрежем ТЮЗа, что она будет числиться худруком, ну, чисто формально, а я – вторым режиссером при ней. Так мы и поступили… А потом целый год учились петь, танцевать и скакать на лошади.
А там что, еще и живые лошади были, прямо на сцене?
- Да нет, это я снял на пленку пролог - Шаровский на лошади въезжает город. Ночью мы собирались на Приморском бульваре, говорили о великих мюзиклах, слушали музыку из великолепных спектаклей – в общем, превратились в настоящую мЮзикальную команду (с буквой Ю, смотри не пропусти!). Неловко хвастаться, но где еще себя нахваливать, как не в воспоминаниях или интервью?
Вот именно. Спектакль получился отличным?
- Сенсационным! Шел 12 дней подряд, аншлаг каждый вечер, и там было столько всего напридумано, что хватило бы на целую режиссерскую жизнь. И светящиеся костюмы, и стробоскоп, снятый со старого военного самолета, и мушкетеры по канатам лазали, прямо до колосников, и с верхней ложи падало тело гвардейца на голову зрителям…
Никто не погиб? Из зрителей в смысле?
- Слава богу, это ватная кукла была, а не живой гвардеец. В общем, город Баку до сих пор помнит этот спектакль, а мы, его участники, верны нашей старой мушкетерской дружбе.
Не бойся, я с тобой
После чего вам доверили долгожданное кино?
- Да. Началась невероятная жизнь – сначала я снял фильм по сценарию Рустама, которым до сих пор горжусь - «Дачный домик для одной семьи», по его пьесе «Дача». А в 81-м я снял картину, во многом определившую мое будущее.
«Не бойся, я с тобой»?
- Именно. Сценарий, как ты знаешь, писали Дунский и Фрид, два великих драматурга. После того, как я в Москве объявился, благодаря КВН меня все знали. А с Дунским и Фридом мы по-настоящему дружили, они были для меня и старшие братья, и учителя, и вообще много для меня значили… Они и написали совершенно блестящий сценарий мюзикла для «Азербайджан-фильма».
Проблем не было?
- Были, куда же без них. Но по большей части забавные такие. Я уже в запуске был, когда собрался худсовет, чисто формальный, состоящий почти сплошь из аксакалов, которые, конечно, народные обычаи знали хорошо, но в кино не очень-то разбирались. Скорее просто числились на студии, нежели что-то делали, такие были заслуженные пенсионеры.
Ну и началось…
- Каждый из этих аксакалов уничтожал сценарий как мог. Один из них говорит, что вы, мол, здесь пишете? Что впереди свадебной процессии везли шест с флагом, «шах» называется. И дальше начинает нам доказывать, что не было такой, мол, традиции. Типа чужаки, далекие от нашей культуры, ничего не понимающие, придумывают какую ерунду. Когда они закончили, встал Юлий Теодорович Дунский (а он выглядел как английский лорд, элегантный такой, хотя в лагере побывал) и обращаясь к каждому очень уважительно, по имени-отчеству, говорит - я, дескать, Мамед Султаныч, благодарю вас за критику, но позвольте пример: «Вы говорите, шах НЕ везли на свадебном шествии перед процессией. Так? И вы совершенно правы, на юге Мугани так и было, но у нас действие происходит на севере. И в британской библиотеке есть книга академика Шахмурадова (это я тебе здесь фамилию условную говорю), написанная еще в XIX веке – и вот там пишут, что как раз на севере Мугани перед свадебной процессией «шах» как раз везли. Смешно. И так – каждому, уважительно, по имени-отчеству. Ну, аксакалы рты и открыли.
Он был эрудитом?
- Они же с Фридом не просто так сценарий сочиняли, а всё изучили до тонкостей. Короче говоря, те обалдели, подобрели, и все закончилось замечательно. Дунский и Фрид, знаменитые драматурги, вообще были потрясающие люди - оба сидели при Сталине, их еще студентами отправили в лагерь по лживому обвинению – будто они хотели усатого грохнуть, целым курсом. Нашли заговорщиков, господи… Но вот незадача – в квартире, из которой они якобы собирались стрелять, не было окна, выходящего на Арбат, по которому ездил Сталин. Эх, какие были люди… Я могу про них на целую книгу рассказать. Хотя книга об их лагерной жизни, написанная Фридом, существует. И называется «58 с половиной, или Записки лагерного придурка».
Съемки, наверно, сложные были? Это же в своем роде экшн?
- И не говори… Трудные были съемки. Нужно было снять обрушение горы, чтобы скала помешала злодеям догнать героя, спасающего невесту. Героя, как ты помнишь, играл Полад Бюль-Бюль оглы. К взрыву горы мы готовились долго и тщательно – и даже не мы, а наши друзья, тогда ведь, сорок лет назад, в 81-м, не было профессиональных каскадеров. Ну, собрали весь имеющийся в республике динамит и детонаторы, просверлили гору…
?!
- Ну, да, ГОРУ! И запихнули в нее весь динамит - должно было так рвануть, что гора разлетится, представляешь? Людей, кто жил неподалеку, попросили временно переехать и оцепили их деревни с помощью войск - рядом со мной, например, сидел офицер, а с ним солдат с рацией, у которой была длиннющая антенна. И взрыватель. Знаешь, как в американских боевиках - такая штука, ее нажимаешь, искра – и привет, полгорода на воздух. Мы чин чином всё сделали - проложили провода и всё такое. А поскольку у нас был всего один дубль, три раза гору же не взорвешь, взяли все камеры, какие только нашли - три с разными планами, крупным, общим и еще одну, чтобы был еще один общий план, потом еще рапид-камеру, камеру с замедлением и ускорением… Ну и, стоим, ждем, как при запуске космической ракеты. Все слушают, а я говорю: «Внимание, первая камера – мотор!» Отвечают: «Есть мотор»! Потом вторая камера - мотор, есть мотор, третья и прочее. Все - мотор. И…
Не взорвалось?
- Слегка. Как будто ишак на горе пукнул. И какой-то песочек посыпался… Понимаешь, эта гора до сих пор начинена динамитом – они же так положили, что не доберешься.
Ну вы даете.
… Мы ведь снимали в таких условиях, очень сложных – это сумасшедший фильм, с взрывами, музыкой, танцами, с карате...Наш оператор, Валера Керимов, сам сделал кран, ручной такой. Короче, терпение и труд плюс энтузиазм всё перетрут. Сняли же все-таки…
Это ведь хит?
- Суперхит до сих пор. Но не все так радужно…Была еще история, как мы сдавали эту картину.
Чего ж ее не сдать? Хорошая музыкальная комедия.
- Сейчас расскажу. В общем, привожу фильм в Москву, на двух пленках, в объединение «Экран» - все телефильмы делались по заказу этого объединения. И сидит такой суперэлитный худсовет во главе с Борис Михалычем Хесиным, жуткий был товарищ, партноменклатура, начальник всего нашего телекино. Страшновато вообще-то… Но зато после просмотра – аплодисменты, все кричат – молодец, ура, и я выхожу из просмотрового зала, откуда обычно все как побитые собаки выползают, прямо-таки триумфатором. Еду в Баку печатать сводную пленку, чтобы через два месяца привезти копию для технической сдачи. Приезжаю, привожу идеального качества пленочку с идеальными новыми титрами и вдруг вижу – те же люди собрались, практически полным составом, хотя на этом, последнем, этапе должны принимать всего двое, редактор и техслужба. Приемка идет уже чисто формальная. Ну, и что думает Юлик? Он думает, какое же я обалденное кино сделал, так оно всем понравилось, что снова хотят насладиться. Сижу, такой жирный, самодовольный, вальяжный такой. Победитель. Смелый и гениальный.
Так в чем засада-то была?
- Погоди, расскажу. В общем, кончился просмотр и те, кто вопил ура, гений, теперь кричат - позор, смыть, говно…
Ужас…
- Да не то слово, я чуть не умер там. Так вот и хватают ранние инфаркты. Что это? Почему, зачем, что случилось? Я как ошпаренный, выскочил, а за мной редактор Володя Катасонов. И я ему, чуть не плача - что это было, а? Оказывается, Хесин был в ЦК и там под подписку ознакомился с закрытым постановлением ЦК и КГБ о запрете …карате.
Господи. Ну вы попали.
- Это был такой шок, что воспоминать страшно. Володя мне говорит, что типа всё, картине грозит «полка», будет валяться где-нибудь вместе с Тарковским и Аскольдовым. Стиснул я зубы, вытер слезы и пошел на десятый этаж, в главную редакцию кинопрограмм. Иду и думаю – ну что ж, Тарковский лежит, и я буду лежать. Прихожу, а там такая начальница сидит, Нина Александровна Севрук, главред этого подразделения. А я злой такой, на Конька-горбунка похож, ноздри раздуваются, из ушей пар, сзади у меня, наверно, уже горб вырос и копыта подо мной стучат… Иду и думаю, сейчас мне еще врежут. И вдруг эта очаровательная женщина, милая такая, интеллигентная, говорит, что ей нравится мое кино. А я ей: а карате? И тут она – мол, какое еще карате, нет там его, вы же сами в интервью «Советскому экрану» сказали, что это национальная азербайджанская борьба гюлеш.
Спасла?
- Спасла. Мы поменяли пару слов – «убью-не убью», чтобы хоть что-то исправить на озвучке, и картина была показана по ТВ, с огромным успехом. Ее до сих пор на разных каналах крутят...
Много людей посмотрели?
- Тогда же все смотрели, и фильм до сих пор помнят, хотя уже 40 лет прошло. Мы с этой Ниной Александровной очень потом подружились, чудесный она была человек, но ее смелость можно объяснить тем, что у нее муж занимал ответственную должность в ЦК КПСС. Вот от чего зависела судьба режиссера – ведь эта история закончилась хеппи-эндом совершенно случайно.
Телемоcт: США vs СССР
Замечательно. Вы просто везунчик. Ну, а телемост? Первый телемост между США и СССР вы ведь организовали?
- Давай все-таки сделаем в двух частях нашу беседу. Мы еще и к середине ведь не подошли.
Заметано.
- Я редко рассказываю вот так, как тебе, такие исповеди. Ну вот, в общем, подружились мы с Ниной Александровной, она меня даже брала на все совещания как режиссера. И вот как-то сидим с ней в ее кабинете, болтаем, и вдруг входит какой-то странный человек. Такой невысокого роста, со шкиперской бородкой и без усов, в кепи – ну прямо норвежский матрос. Ну и этот матрос говорит мне, что, мол, это вы «Три мушкетера» поставили и прочее – перечисляет мои работы, откуда-то знает всё обо мне. А ведь тогда ни Интернета, ни Википедии не было. Ну, в общем, это был Иосиф Гольдин, удивительно талантливый человек, который привез из Америки письмо от посла СССР на имя Лапина, тогдашнего председателя Госкомитета, с предложением провести первый в истории человечества телекосмический мост СССР - США.
Оп-па. Вы же его и организовали?
- Первые два телемоста. Но тут что интересно – ведь именно Лапин в 72-м закрыл КВН аж до 86-го. И он в ту пору, когда нужно было телемост делать, еще сидел в своем кресле.
Страшный человек, наслышана о его фокусах.
- Ага. Упертый сталинист, хотя очень любил поэзию.
И юмор, хе-хе.
- Это точно, так любил, так любил, что КВН запретил. Да черт бы с ним. В общем, громадные экраны, которые сейчас на стадионах и на больших концертах транслируют происходящее – тогда их как раз и придумали все эти гении, которые потом создали Майкрософт и прочие современные чудеса. Они тогда называлась diamond vision, «бриллиантовое вИдение». И вот американцы должны были собраться на День труда под Лос-Анджелесом, в лесу, миллион человек на музыкальный фестиваль - и в том числе увидеть сигнал из Москвы. А нам, таким образом, нужно было этот первый сигнал, первый, стало быть, контакт из-за океана, провести...Ну, и этот Лапин поставил визу – разрешаю, мол, поддерживаю. Это было в пятницу вечером, а уже в воскресенье нам предстояло выйти в эфир – у американцев как раз был второй день фестиваля. Всё это, учти, в первый раз, никто ничего не знает…
Это какой год?
- 82-й
До перестройки еще далеко...
- Короче говоря, Лапин поставил свою визу и уехал на дачу. И вот тут, в связи со всем этим, знаешь, что я вдруг увидел? На моих глазах телевидение, эта крепость и цитадель, этот гигантский монстр начал оседать как снеговик после дождя. Никто даже подступиться не может, страшно, не знают, что делать. Есть такое психологическое правило, называется «синдром пятнадцатилетнего капитана» - кто первый в трудную минуту скажет «я вас спасу», тот и становится лидером. Штурвал, в общем, на себя потянет, когда корабль тонет...
Понятно. В роли пятнадцатилетнего капитана вы выступили?
- Ага. Вместе с Гольдиным придумал, как это сделать. Говорю, что вот так и так надо: собрать всякие материалы о дружбе СССР и Америки, лендлиз, например, потом лучшие наши ансамбли пригласить, собрать все отборное, лучшее, - Пугачеву, скажем. У них-то там все на огромной поляне происходит, а у нас в первой студии, где помещается человек двести, не больше. Короче говоря, слово за слово, мне поручили организовать этот первый телемост, написать сценарий, продумать режиссуру и пр.
А технически?
- Технически тоже организовывали в первый раз. Ну понимаешь, ладно технически – это еще можно понять, как сигнал пройдет, пробовали и до этого. Но само действие? Кстати, у нас потом это не показали, а сейчас в Интернете остались только какие-то короткие отрывки. Важно было, в общем, ЧТО будет происходить у нас в студии, это и было самое главное блюдо. Но я вперед забегаю... Короче говоря, за двое суток я смонтировал все материалы – всё, что есть по поводу советско-американской дружбы. Мы собрали лучшие музыкальные ансамбли, а Аллу Борисовну сняли тогда с самолета, и она приехала, чертыхаясь - во Францию летела, а тут вдруг - явись и пой. Но увидев, с каким энтузиазмом мы репетируем, тоже увлеклась. Всю ночь репетировали… Я еще попросил, чтобы прислали двести самых красивых мальчиков и девочек из самых известных вузов, МГИМО, МГУ, Щуки, Щепки и ГИТИСа. Для фона. Чтобы они поняли, какая у нас красивая молодежь.
Ха-ха. Пусть думают, что мы такие красивые. Но вообще страшно, вы прямо как адмирал во время шторма…
- А я люблю такое, прямо как Фидель – управлять массами, нравится мне это. В первых мостах не было никакого текста, только песни и пляски. Тексты и ведущий появились на третьем мосте с приходом Познера, его Иосиф Гольдин предложил, хотя крестный отец Познера – я…
Вы друзья?
- В добрых отношениях. Но это тоже длинная история. В общем, в тот день было так – у нас раннее утро, а в Америке соответственно вечер. И этим ранним утром на нашем экране в студии появилось какое-то изображение. Мы начали кричать – от радости, ну и, конечно, нервы сдавали уже - кто-то даже плакал…. Хлопали, танцевали. А там, на том конце, за океаном было огромное поле… Это был первый такого рода контакт с Америкой - шок и странное ощущение триумфа, победы. После чего нас с Гольдиным впервые пригласили в американское посольство – посол Артур Хартман в честь нашего моста устроил прием. А я даже не знал, в чем идти…Ну, там же, думаю, написано casual, то есть иди в чем хочешь, не в смокинге же, но, видимо, все же в самом лучшем. А самое лучшее у меня были джинсы и джинсовый пиджак из Малайзии, плюс красная рубашка. И вот в таком смешном прикиде я отправился в посльство. Если бы они не знали, что я режиссер, решили бы, наверно, что какой-то псих прибыл, там же все в нормальных пиджаках и галстуках.
- Такие времена были… И в прессе не «раздували» - короткое сообщение, всего несколько строчек, и всё. У моста было длинное продолжение - меня даже хотели назначить большим начальником, но так и не назначили – тогда ведь нужно было из Баку меня вызывать, человека с отчеством Соломонович, сама понимаешь… В общем, дальше начинается совсем другая история. Как меня попросили возглавить Дом кино, как мы придумали «Нику», как ее делали… Я тебе предлагаю рассказать все это в следующий раз. Часть вторая, ждите, так сказать, продолжения. Вообще, ты знаешь… Я потому с трудом соглашаюсь на интервью, что обо всем не расскажешь, или надо рассказывать несколько дней, часами сидеть с диктофоном, материала на многотомную книгу хватит. Жалко что-то пропустить….
Ну так в чем проблема? Может, и несколько дней посидим… Спасибо за беседу, было очень интересно.
фото: Архив фотобанка/FOTODOM: личный архив Юлия Гусмана
