Андрей Саломатов, как он сам говорит, является автором двенадцати детских книг и семи «взрослых» - таким образом, его можно по праву считать «детским» писателем (ну, или по преимуществу). Хотя многие литпремии он получил как писатель «взрослый»: скажем, повесть «Синдром Кандинского» была удостоена первой в его жизни награды, врученной «За утверждение приоритета художественности в литературе» (повесть была переведена на французский язык и вышла во Франции).
Дальнейшие приметы признания таланта Андрея Саломатова весьма впечатляют: он и лауреат «Золотой книги», и премии «им. Алексея Толстого», и «Бронзовой улитки», и премии им. Ивана Ефремова, и имени Н.В. Гоголя.
Есть и награды «помельче»: Саломатов - победитель Всероссийского конкурса на лучший сценарий для детей, а некоторые вещи переведены на французский, японский, китайский, эстонский языки.
Работал он и в кино, написав нескольких сценариев: по повести «Г» режиссер Владимир Лерт снял художественный фильм «Отторжение». По двум его рассказам сняты мультфильмы.
Редакция Story публикует один из рассказов Саломатова из серии «Парамониана».
В полдень, возвращаясь от профессора Дрофа, Парамонов остановился прикурить. К нему тут же подъехала машина, из нее вышли капитан полиции и сержант. Они поинтересовались, знает ли Парамонов художника Круглова и, получив утвердительный ответ, предложили проехать с ними в управление.
- Мы зададим несколько вопросов и отвезем вас назад, - пообещал капитан.
Сержант резво нырнул на заднее сиденье, капитан толкнул Парамонова к машине, впихнул внутрь и влез вслед за ним.
- А что с Кругловым? – оказавшись зажатым между двумя полицейскими, встревожился Парамонов.
- С ним все нормально, - с улыбкой ответил капитан. – Только болтает много.
- А кто сейчас не болтает? – спросил Парамонов, но ответа не получил.
Развернувшись, водитель вырулил на Профсоюзную улицу, и поехал не к отделению полиции, а к кольцевой, чего Парамонов даже не заметил. Он не смотрел в окно, ему было не до подробностей городского пейзажа - он перебирал в памяти все, что слышал в последнее время от Круглова, но ничего крамольного, кроме: «Бухло подорожало», так и не вспомнил.
За мрачными размышлениями Парамонову показалось, что ехали они недолго, но когда он глянул в окно, оказалось, что невероятным образом день почти закончился. Облака на западе догорали ядовито-малиновым светом, а впереди виднелся густой лес, который в предвечерних сумерках выглядел темным, как въезд в преисподнюю.
- Куда это мы приехали? - всполошился Парамонов, но ему никто не ответил.
Наконец, машина уперлась в тускло освещенный подъезд, над которым висела покосившаяся табличка с надписью: "Управление внутренних дел".
- Выходи, - выскочив первым, сказал капитан и неожиданно услужливо протянул Парамонову руку, чем очень озадачил его. «Что-то здесь не так, - озираясь по сторонам, разволновался Парамонов. - Никакая это не полиция».
Подталкивая Парамонова в спину, стражи порядка подвели его к двери, которая почему-то оказалась смехотворно маленькой для такого серьезного учреждения. Сержант остался позади, отрезав ему дорогу назад, а капитан привычным движением толкнул дверцу ногой, наклонился, чтобы войти, но, видимо, недостаточно. Он ударился головой о дверной косяк, фуражка слетела, и в тифозном свете полумертвого фонаря Парамонов на мгновение увидел на полированной лысине два небольших костяных отростка.
Остолбенев от ужаса, Парамонов отшатнулся и почувствовал, как сзади его за талию обхватил сержант. Капитан же, чертыхаясь, бросился за фуражкой, поднял ее и поскорее нахлобучил на голову.
Что было дальше, Парамонов плохо помнил, хотя инстинктивно действовал очень решительно. Он вдруг издал короткий боевой клич, который странным образом придал ему сил, врезал сержанту локтем в живот и попятился назад к машине. Вспомнив о водителе, он обернулся, но позади не было ни автомобиля, ни полицейского.
Быстро опомнившись от удара, сержант зверьком юркнул в раскрытую дверцу. Капитан же, смачно выругавшись, как-то по-детски погрозил Парамонову кулаком и последовал за фальшивым сержантом. Он скрылся за маленькой дощатой дверью и с грохотом захлопнул ее за собой. Все это было так не похоже на действия органов, что Парамонов не сразу нашел в себе силы убежать. Только сейчас он сумел разглядеть, что никакое это не управление внутренних дел, а старый, вросший в землю сараюшка или банька.
Отступая назад, Парамонов не мог понять, как они добрались до этих глухих мест и почему так быстро закончился день. Вокруг было совершенно темно, и лишь вдалеке мерцал одинокий огонек, да где-то монотонно лаяла собака.
До Москвы Парамонов добирался долго. Он больше часа шел по проселку, опоздал на последнюю электричку, и ему пришлось ночевать на безлюдной платформе у билетных касс. Страх настолько обострил его чувства, что он начал различать звуки, которые и не положено слышать несовершенному человеческому уху. Под платформой прошмыгнула крыса, и ему тут же привиделось, как со всех сторон полезла всякая нечисть в человечьем обличье. Ночная бабочка ударилась в окошко кассы, и Парамонов взвился над скамьей, как от громкого окрика за спиной. После этого он еще долго всматривался в темное окошко, пытаясь разглядеть за собственным отражением потустороннюю ухмылку врага человечества.
На следующий день вечером, когда вчерашний морок несколько потускнел, Парамонов вышел в магазин и встретил на улице участкового со странной фамилией Парадизов. Соседи называли его Паразитовым, но не потому, что плохо относились к нему, а от чрезмерной невостребованной креативности.
- Вы-то мне и нужны, - не поздоровавшись, сказал участковый. – Вы знаете Круглова?
- Знаю, - мрачно ответил Парамонов. – Опять в лес повезете?
- В какой лес? – искренне удивился Парадизов. – На пять минут зайдем в управление, вам зададут несколько вопросов и пойдете по своим делам.
Отделение полиции находилось недалеко, и Парамонов безропотно последовал за участковым. Его провели в кабинет со спартанской, если не сказать хуже, обстановкой. Там царили какой-то нежилой дух и тревожный оранжевый свет, от которого в глазах начинают мелькать черные мушки.
В кабинете за заляпанным канцелярским столом восседал аккуратный как манекен следователь, отдаленно похожий на вчерашнего капитана. Едва увидев его, Парамонов необычайно взволновался и отступил назад, а участковый грубо подтолкнул его к столу и совсем другим голосом рявкнул:
- Куда?! Садись! Займись им, - обратился он к следователю.
Пока Парамонов от возмущения хватал ртом воздух, Парадизов вышел и оставил его наедине с человеком, один вид которого приводил его в трепет.
Форточка в кабинете была раскрыта настежь. На послезакатном ультрамариновом небе проявилась всего одна звезда и, не зная, что делать дальше, Парамонов в оцепенении уставился на нее.
- Туда пройди, - кивнул хозяин кабинета на стул у самого окна. Но Парамонов остался у стола. Ему казалось, что стоит присесть, как он тут же попадет в разряд обвиняемых, тогда как его нынешнее бестолковое топтание между столом и дверью выглядело чем-то временным. – Ну, и о чем вы с Кругловым разговариваете? – спросил следователь.
- О разном, - пожал плечами Парамонов. – Америку ругаем. Представляете, опять бухло подорожало.
- Понятно, - буркнул следователь и бросил несколько исписанных листков бумаги, но не Парамонову на край стола, а к окну, куда он приглашал его пройти. - Ознакомься и распишись.
- Я ничего подписывать не буду, - заявил Парамонов. Фраза эта вырвалась у него скорее от отчаяния. Напуганный событиями прошлой ночи, он отверг бы сейчас все, что исходило от этих людей.
- Э, Парамонов, - со злой улыбкой пропел следователь. - Ты, видно, не представляешь, в какую историю вы с Кругловым вляпались. Да сядь же ты наконец!
Парамонов подался было к стулу, но вдруг почувствовал такую глубокую тоску, будто прямо здесь должен был расстаться с жизнью. Он остановился, перевел дух и оперся о край стола. За окном окончательно стемнело, далекая звезда переместилась в угол форточки, и, глядя на нее, Парамонов твердо повторил:
- Я ничего подписывать не буду.
В кабинете произошло нечто странное: пару раз мигнув, погас свет, откуда-то сзади подуло прохладой и под рукой, которой Парамонов опирался о стол, образовалась пустота. Немного привыкнув к темноте, Парамонов обнаружил, что стоит на крыше дома, в сантиметре от края, и вокруг ни души. Всего полшага или неосторожный наклон вперед закончились бы для Парамонова падением, он понял, что стул, на который ему предлагали сесть, находился за пределами этой крыши.
Не помня себя от страха, Парамонов не заметил, как оказался на улице. Проезжающие мимо автомобили светом фар иногда выхватывали из темноты его бегущую сгорбленную фигуру, и Парамонов как заяц бросался прочь от света. И только когда за ним захлопнулась дверь квартиры, он с облегчением вздохнул. Было уже далеко за полночь.
