В издательском доме «Высшая школа экономики» вышла книга, посвященная поэту. В ней читатель найдет фрагменты эпистолярного наследия Всеволода Некрасова, мемуары, интервью. Книгу представляет редактор Елена Пенская.
какой я Пушкин
я кто Некрасов
не тот Некрасов
и еще раз не тот
не хвастаюсь я
а хочу сказать
с вас и такого хватит
Это написал Всеволод Некрасов (1934-2009). У него несколько «прописок». «Адрес» в большой русской литературе он иронично называет сам: Николай Некрасов - раз, а еще Виктор, написавший повесть «В окопах Сталинграда» - два. А он третий по счету? Нет. Сам по себе. Бесспорный классик, первооткрыватель новых возможностей современного русского стиха, он о себе сказал точно: «… Не сотворять — творцы вон чего натворили, — открыть, понять, что на самом деле. … остался там кто живой, хоть из междометий». Внутренняя свобода некрасовского поведения в литературе, свобода его лирики содержит и авангардизм, и самые традиционные поводы для письма. Среди любимых поэтов Некрасов упоминает Блока и Есенина, Маяковского, Мандельштама, Глазкова, Мартынова, Окуджаву, Сатуновского.
Другой «адрес» – Лианозово. В конце 1950-х вокруг поэта и художника Евгения Кропивницкого, его зятя Оскара Рабина образовалась насыщенная среда. Некрасов привозил туда друзей, познакомился там с поэтами Игорем Холиным, Генрихом Сапгиром. «59 г… Еду в Лианозово, гляжу Рабина, и с тех пор в Лианозове (где Рабин) и в Долгопрудном (где О.А. Потапова и Е.Л. Кропивницкий) я лет 6 подряд большинство воскресений. И вожу, кого могу». С каким азартом он смотрел картины! Позднее писал о своем тогдашнем потрясении: "Рабину я был зритель-псих: пропустить боялся хоть одну работу... А он крепче всех учил, я сказал бы, умению противостоять на своем. Без чего автор вряд ли получится, а в те времена и подавно». Для Некрасова так и осталось: Рабин – это и есть Лианозово.
Времена Рабина
никак не пройдут
Так сложилось, что «Лианозовская школа» стала одним из первых неофициальных объединений художников и поэтов, не публиковавшихся и не имевших возможности участвовать в выставках. Для Некрасова этот синтез художественного и поэтического языка стал необходимой почвой всего творчества. Лианозовское время, конечно, очень дорого для Некрасова. И на практике, и во многих своих теоретических рассуждениях, и в полемике он постоянно возвращается к беспримерному опыту, полученному в Лианозово, но все-таки на протяжении полувека при сохранении основ, нужно говорить о развитии и многих переменах.
По замыслу в книге памяти Всеволода Некрасова и хотелось передать это внутреннее движение. Книгу начали готовить сразу после его ухода еще при жизни жены Анны Ивановны Журавлевой (1938-2009), историка русской литературы, профессора Московского университета. Составители сразу отказались от традиционного сборника научных статей о некрасовском творчестве или художественных произведений, ему посвященных. Живой голос Некрасова слышен в его собственных воспоминаниях, переписке. А также удалось получить материалы и взять интервью у тех, кому есть что сказать о Некрасове. Здесь и Франциско Инфанте, и Владимир Немухин, и впервые опубликованы ценные архивные документы, в частности, письмо Оскара Рабина. Благодаря пестрому составу собеседников в эту книгу вошли житейские истории, представлены разные люди, эпохи, и события, в которых участвовал Некрасов. Среди сообществ, отраженных в «Живем словом», — дом художника Владимира Немухина в Прилуках, прилукский Барбизон неофициального искусства, где жили Вечтомов, Рабин, Свешников, Мастеркова; самиздатский журнал «Тридцать семь» - в нем поэт Виктор Кривулин пытался в конце 1970-х примирить московских и ленинградских литераторов; штрихи к портрету концептуалистов читатель находит в интервью Льва Рубинштейна.
Эрик Булатов, один из самых близких друзей Всеволода Некрасова, включал некрасовские слова в свои картины: «Вот», «Хотелось засветло ну не успелось», «Живу вижу». Он отозвался о книге: «Чего в ней только нет! А главное – есть Сева. Начинаешь его узнавать целиком, видеть его цельность, прямоту, которая, порой, была губительной и для него самого, понимать природу его поэтической речи».
