Очень важно, чтобы к мужчине успех пришёл вовремя, лет в сорок. Успех, который приходит рано, в каком-то смысле убивает. Успех, который приходит, но слишком поздно, тоже трудно пережить. А как вышло у Сергея Степашина – бывшего министра юстиции (ему было на тот момент 45 лет), премьер-министра (в 47 лет) и без пяти минут президента России?
Хотел начать так: «Когда я был маленький, я смотрел на него в телевизоре и думал...» Но я не был маленьким! Во всяком случае, тогда. На 90-е пришлась моя деятельная молодость. Моё поколение тогда только-только становилось на крыло, стараясь ощутить напор жизненного ветра, а люди всего на полпоколения старше уже выруливали накренившуюся страну куда-то в новые воды, в коих она никогда не ходила.
В общем, несмотря на не очень большую разницу в возрасте, люди из телевизора в 90-х казались мне небожителями. Это уж потом, столкнувшись с некоторыми из них лицом к лицу после их спуска из политической стратосферы, я увидел, что они такие же парни, как и я, только чуть постарше, просто так вышло, что балка истории упала на их хребты. Когда-то часть этой треснувшей имперской балки лежала и на плечах моего сегодняшнего собеседника. А где он сейчас? Меня всегда интересовало – куда закатываются звёзды?
Представьте себе обычный район Москвы – не слишком далеко от центра, но далековато от метро, вокруг какие-то заводы и улицы, носящие «пролетарские» названия – Шарикоподшипниковская, например. Вот здесь и стоит модерновое здание необычной архитектуры, в коем проводит свои трудовые будни герой нашего сегодняшнего рассказа, некогда второй человек в стране, солидный и благообразный.
Его должность нынче – председатель наблюдательного совета в конторе под названием Фонд содействия реформированию ЖКХ. Скучнее не бывает.
Ну что, Сергей Вадимович, даже не знаю, как утешить... Зато здание у вас красивое!
– Известный пакистанский архитектор проектировал, между прочим! Или индийский. Получил даже Госпремию за проект... Но это не наше здание, это офисный центр, мы здесь просто арендуем помещения. До этого сидели ближе к центру, на Садовом, но в таком кошмаре...
Даже здание не ваше? Тогда впору реально посочувствовать. Скучноватенько живёте. После спуска с кремлёвских высот вы сначала были главным счетоводом страны (Счётную палату возглавляли), а сейчас какие-то трубы, жилищно-коммунальное хозяйство, брр...
– Да вы что! Самая живая работа! Фонд ЖКХ – это не трубы, это люди. Наша задача – переселение людей из аварийного жилья. Целая программа. К первому июля этого года мы миллион граждан переселим!
Это, конечно, хорошо. Но всё познаётся в сравнении. А по сравнению с тем, что было...
– Что было, то было. А если уж заканчиваешь свой служебный путь, то лучше добром для людей, чем постоянным стенанием, что ты никому не нужен. Я нужен! Посмотрите всех премьер-министров западных стран – работают люди и не скорбят, не стараются вечно сидеть у власти.
А ведь вас когда-то только один шажок отделял от трона.
– Это не трон. Это, как говорит Путин, галеры...
Но Путин стал «галеристом», а вы нет. Хотя, как и он, тоже вдруг неожиданно, в один прекрасный день оказались премьером.
– «Вдруг» – это сейчас появляются и исчезают. А я появился не «вдруг». Я до этого был членом Президиума Верховного Совета, директором ФСБ, министром юстиции, министром внутренних дел, первым вице-премьером. Это не «вдруг». Это нормальный служебный путь в эпоху серьёзных перемен. А то, что Ельцин и вправду рассматривал меня как одного из кандидатов в президенты, он сам мне говорил.
Но не получилось.
– Не получилось. У Бориса Николаевича.
Тогда вообще какая-то чехарда творилась. Из которой выплыл никому не известный Путин и ознаменовал собой новую эпоху, в которой мы сейчас все и пребываем... Сергей Вадимович, бывают свидетели Иеговы, а вы – свидетель Истории. Мы наблюдали её через телевизор, а вы видели всё это рождение эпохи изнутри бурлящего котла.
– Мало кто уже помнит, но я ведь сменил на посту премьера самого на тот момент популярного политика – Примакова. И, несмотря на это, мы с ним остались друзьями до последних его дней. Так же, как с Путиным, сменившим меня, мы остались товарищами. Потому что это было не наше решение – не примаковское и не решение В.В. Так решил Ельцин. Он переставлял фигуры на доске.
Странно это всё было... Ельцин предложил мне параллельно с постом премьера занимать ещё пост министра внутренних дел. Сказал: «Как Столыпин!» Я возразил, что для этого надо Конституцию поменять, да и вообще внимания особого тогда на его слова не обратил: Ельцин умел импровизировать. Но через несколько дней понял: Ельцин, едва назначив, уже решил меня сменить на посту премьера, но хотел, чтобы я остался в правительстве главой МВД, потому что все тогда считали, что министром внутренних дел я был неплохим. Да я и сам так считал.
Меня Ельцин два раза снимал! Сначала четвёртого августа. Мы с ним долго наедине говорили, и он при мне порвал указ о моей отставке, сказав: «Вот негодяи! Обливают вас грязью! Езжайте работать!» И я полетел в Дагестан, поскольку Хаттаб и Басаев туда уже вошли. Я дал войскам письменный приказ о нанесении по ним ударов. И это был мой последний приказ в должности премьер-министра. Но сняли меня, конечно, не за этот приказ, а потому, что Ельцин решил сделать президентом Путина.
Ельцин просто попросил написать заявление. Я сказал, что подписывать ничего не буду, поскольку в отставку уходить не собираюсь: «У вас, Борис Николаевич, есть и так право меня снять!» Кстати, и мой предшественник Примаков аналогично поступил – не стал писать прошение об отставке... «Хорошо, – сказал Ельцин. – Но тогда хотя бы подпишите приказ о назначении Путина первым вице-премьером в вашем правительстве, а то не получится его назначить премьером». И я подписал.
Мы потом встретились с В.В. Путиным, и я попросил правительство поддержать нового премьера.
А с Ельциным вы после этого в каких отношениях остались?
– В человеческих. Он меня приглашал на свой 75-летний юбилей с супругой... Если вы обратили внимание, нигде и никогда я никаких гадостей про Ельцина не говорил, хотя мог бы порассказать много больше тех, кто сейчас болтает языком, не зная и сотой доли происходившего, хотя под Ельциным выросли, как опята. Мёртвого пинают орёлики, а живого облизывали.
Сейчас время оценок и переоценок прошлого. Вы лично как оцениваете то, что случилось с вами и со страной?
– Страна развалилась... Если бы мы в 1965 году начали проводить косыгинские реформы, наверное, ничего бы этого не было. А мы вместо этого в Чехословакию вторглись. Зачем это было сделано, до сих пор не понимаю. Оттуда побежала трещина. Это первое.
Второе. Если брать реформы Горбачёва... С одной стороны, это был потрясающий глоток воздуха – гласность, демократизация, открытость. Мне-то вообще грех жаловаться: перестройка позволила моему поколению проявить себя. Но, с другой стороны, Горби сделал несколько ошибок. Ему надо было действовать на опережение, быстрее, чем Ельцин. Надо было делать нормальную партию, восемьдесят процентов коммунистов тогда пошли бы за ним и в стране была бы нормальная социал-демократическая партия, о которой мы все мечтаем. Наконец, начинать надо было с экономических реформ, а не с политических. И не спешить!
Вообще, очень много было тогда обстоятельств, похожих на февраль 1917 года. Август 1991-го – это, по сути, повторение февраля 1917-го.
Ну а что вы скажете о том «временном правительстве», которое правило Россией в столь неоднозначные 90-е?
– За гайдаровское правительство не скажу, не работал, а правительство Черномырдина было очень сильным! Там были личности. А время было тяжёлым. Мы отличались самостоятельностью и смелостью в принятии решений. Мы не собирали комиссий и рабочих групп, которые всё затягивают, решали сами, не оглядываясь на президента, да он особо и не вмешивался. Сейчас всё не так. Сейчас все бразды правления взял на себя глава государства.
Но это же дурно!
– Да бог весть! Я помню власть Советов. С 1991-го до 1993 года у нас ведь была реальная власть Советов! Ваш покорный слуга её олицетворял – съезд народных депутатов был высшим органом власти в стране. Мы назначали и снимали министров, заслушивали их, изнасиловали Конституцию, внеся туда полторы тысячи поправок, лезли в оперативные вопросы, хотели Ельцина отправить в отставку за то, что тот появился на телеэкранах лохматым. Смех и грех!..
Наверное, не может такая огромная страна жить по швейцарским лекалам. Тогда это будет конфедерация, что нам с Березовским в своё время предлагал Бжезинский. С Бжезинским я встречался в 1991 году, он носился с идеей раздела России на куски. И страна чуть не развалилась. Помните, Сибирская республика, Свердловская республика?.. У нас или сильная власть должна быть, или распад страны случится, или гуляйполе украинское.
Кстати, о Березовском. Говорят, Путина именно он придумал.
– Бред! Березовский, этот сгоревший Мефистофель российской политики, никакого отношения к выдвижению Путин не имел, прямо так и запишите это! Я знаю, кто предложил кандидатуру Путина, это знают ещё несколько человек, но говорить не буду: табу. И ещё я другое знаю – что для Ельцина сыграло свою психологическую роль в выборе кандидатуры Путина. Ельцин в своё время сам пережил предательство – когда его сняли с первого секретаря МГК КПСС, многие из тех, кого он считал друзьями, на нём просто оттоптались, как у нас положено... Так вот, когда Собчака, которого Ельцин недолюбливал, начали травить, Путин своего патрона не предал и даже ему помогал. Сам Ельцин мне об этом сказал как-то в беседе: «Смотри-ка, не предал...»
Я спросил тогда: «Борис Николаевич, для вас это, видимо, важно?» – «Да, я предателей ненавижу, а таких, как Путин, уважаю…» Так что Путина он принял больше на чувственном уровне.
В общем, Путин обошёл вас на повороте истории.
– Знаете, мне шестьдесят пять лет, я взрослый человек. Для меня жизненный образец – Черчилль. Который выиграл войну, но проиграл выборы. А потом выиграл следующие. И затем снова ушёл из большой политики. Вот гусар! Красавец! Прожил девяносто лет.
А вы сколько хотите прожить?
– Ну, лет восемьдесят пять протяну точно. У меня маме восемьдесят девять недавно исполнилось. Отец прожил восемьдесят восемь.
Надо признать, вы хорошо выглядите. Как будто и не прошли все эти годы...
– Спорт.
Какой?
– Вообще-то я мастер спорта по лёгкой атлетике, но сейчас, конечно, атлетикой не занимаюсь, просто поддерживаю форму – бегаю, хожу по три-четыре километра, сладкого не ем.
Правильно, за сахаром в крови нужно следить, диабет не дремлет!
– Белая смерть!.. Правда, говорят, для мозга сахар нужен, но есть отличный заменитель – мёд. Очень рекомендую.
Ладно, а платят-то вам хоть много, на мёд хватает?
– Нисколько не платят. Я тут бесплатно работаю. Наблюдательный совет – это общественная работа.
Не понял. А живёте на что?
– На пенсию. Слава богу, премьерская пенсия неплохая. Да и потребности у меня небольшие. Мне не надо куршевелей, в карты я не играю, деньги на любовниц не трачу, и у меня всё есть. Чего ещё надо-то?
Ещё, правда, получаю зарплату как член совета директоров РЖД, потому что возглавляю там комитет по аудиту. Но мне больше тут нравится, поскольку здесь не просто цифры, тут живая работа – люди, болячки, результат... Я полстраны уже проехал! Программу по переселению мы выполняем, и это одна из самых удачных программ, реализованных в стране.
Кстати, это не единственная моя общественная работа. Я ещё в Ассоциации юристов России работаю, возглавляю Российский книжный союз, Императорское православное палестинское общество – мы строим школы в Вифлееме, в Дамаске, медицинский центр в Алеппо... Это и есть жизнь! И, заметьте, я не чиновник – не должен ни в чьих кабинетах сидеть, сам планирую свой день, никому ничем не обязан, кроме родителей.
Я понял, на работу вы ходите бесплатно.
– Ну да. За членство в наблюдательном совете зарплата и не положена. Когда меня сюда назначали, мне вице-премьер Козак предложил: «Хочешь, мы поправку в закон внесём, чтобы ты мог получать зарплату?» Я отказался: «Не хватало ещё из-за одного меня через Госдуму целый закон продвигать! У меня обеспеченная семья, супруга моя – банкир. Причём банкир настоящий – с 1974 года в банковской системе. Нам денег хватает...
Вы сказали, у вас низкие потребности. Какие?
– Театр. Кино. Книги. Внучка. Дом. Спорт.
И ещё вы сказали, что у вас «всё есть». Что имели в виду?
– Совесть. Здоровье. Семья. Мама жива. Интересная работа. И я никому ничего не должен... У меня сейчас столько работы, что времени свободного меньше, чем когда я работал в Счётной палате. И это прекрасно. Потому что, когда уходишь в отставку достаточно молодым, в шестьдесят с чем-то лет, есть риск просто рассыпаться или «загрустить по-русски», а попросту говоря спиться.
На пенсии можно как раз внучкой заниматься.
– У внучки папа-мама есть. А к дедушке она на выходные приезжает. Правда, в июле в Крым вместе поедем. Умная девочка, между прочим, советуется со мной и уже соображает, кто такой дедушка, – такие же вопросы задаёт мне, как вы: «Дедушка, а ты действительно был премьером? А почему ты не стал Путиным?..»
Ей повезло, у неё есть дед, а я вот дедов своих не видел, они погибли. Дед по отцу погиб в Калмыкии. Вся армия там полегла, к Сталинграду двигались, открытая степь, спрятаться некуда, разбомбили их немцы. Где-то там он и лежит – Дмитрий Иванович Степашин, старший сержант, член ВКП(б). Я обещал отцу покойному найти могилу деда. Найду.
А по материнской линии первый муж моей бабушки погиб в 1915 году во время Брусиловского прорыва. А её второй муж умер перед самой войной, он заведовал костюмерными мастерскими в Мариинском театре, ленинградцы его всегда Мариинским называли, даже когда он назывался Кировским... Вот бабушка с дедом в театре и познакомилась. Поэтому меня с самого раннего детства водили по театрам. Я был театральный мальчик.
А зачем вы, театральный мальчик, да и вообще человек с интеллигентным лицом, пошли в военное училище?
– Я вообще-то хотел в военно-морское. И поступил, сдал экзамены. Но из-за того, что я много читал, испортил глаза, и меня из-за плохого зрения не приняли. И я, чтобы год не терять, пошёл в высшее политучилище МВД, там приёмные экзамены были на месяц позже. Туда и поступил.
Политрук! Фу!
– Когда говорят, что политработник – это дурачок, который умеет только боевые листки выпускать, это ерунда полная! Первые три года нас учили, как быть нормальным сотрудником внутренних войск – оперативная, розыскная работа, а четвёртый – учили, как с людьми работать. Поэтому политработник – человек, который умеет думать в первую очередь. И те, кто с мной работал и через горячие точки вместе прошёл, знают, что это не пустой трёп.
Ладно, замнём... А где вы с женой познакомились?
– В Ленинграде, в ДК Первой пятилетки, который снесли и теперь там вторая очередь Мариинки... Это был 1974 год. Я, тогда ещё молодой офицер, пошёл первый раз в жизни на танцы. Никогда не ходил, товарищ меня с панталыку сбил, можно сказать «сосватал». Вот там и познакомились. Два месяца ухаживал, потом поженились. И больше я на танцы никогда уже не ходил: незачем было. Я и там-то не танцевал, один раз вот только пригласил – свою будущую жену, и всё.
С одного выстрела сняли, получается...
– Да. Просто не люблю я танцевать. Я петь люблю. Да и не до танцев мне было – я книжки читал, учился и, поскольку спортом занимался с четырнадцати лет, со спортивных сборов не вылезал.
В общем, по части семьи у вас всё нормально.
– Более чем. Сын у меня взрослый уже, ему сорок один. Бизнесом занимается, закончил финансово-экономический в Ленинграде, правовую академию, кандидатскую диссертацию защитил в МГУ, прекрасный английский. Когда ещё я был большим начальником, мне предлагали взять его в разные серьёзные компании, но он мне сразу заявил: «Бать, под фамилию я не пойду. Я должен сам себя проявить и свою жизнь прожить...» И это единственное известное мне исключение среди «сынков». Зато сейчас он свободный, обеспеченный человек.
Завидная гладкая, счастливая жизнь! И в семье всё в порядке, и на высотах побывали, впору мемуары писать...
– Мне просто повезло. Миллионы... Ну, не миллионы – приподниму уж себя чуть-чуть – тысячи людей, не хуже меня по уму, могли бы быть на моём месте. Но так случилось, что я оказался в нужное время в нужном месте. Эпоха перемен. И началось всё с того, что меня курсанты и слушатели выдвинули в народные депутаты. Но ведь не просто так выдвинули, я до этого два года мотался по горячим точкам – Сумгаит, Фергана, Нагорный Карабах, Баку, Сухуми... И я тогда выиграл выборы у начальника КГБ в Ленинграде, представляете? Не думаю, что КГБ это понравилось... А мне потом пришлось спасать это самое КГБ, потому что Галина Старовойтова подготовила закон о люстрации и над комитетом, и не только над ним, нависла опасность.
А надо было спасать контору?
– А как стране без спецслужб? И чем люди виноваты? Им ставили задачу, они выполняли... Я просто сделал то, что считал должным сделать. И я всегда поступал так.
Получается, жизнь удалась?
– Жизнь продолжается.
Какие у вас успехи в должности председателя попечительского совета, ППК «Фонд развития территорий»?
– На данной должности моим самой важной задачей над которой работает фонд, является программа переселения граждан.
Автор: Александр Никонов
фото: личный архив С.В. Степашина