Радио "Стори FM"
Умная Маша

Умная Маша


Автор: Валерий Попов

Монику Белуччи я возжелал ещё до того, как она родилась. Наверно, ещё тогда, когда проснулись мои первые желания. И замирал, встретив Её! И когда, жизнь спустя, увидел в модном журнале, где лишь первые красавицы мира, её портрет, вздрогнул: «Она!» Я уже знал её – под другими именами

Душа улетела в далёкие семидесятые... В буфете «Ленфильма», который бурлил в те годы весьма активно, был большой выбор замечательных красавиц – к сожалению (особенно к их сожалению), пока что не задействованных в творческом процессе. Статус их, надо сказать, был незавидным. Какой-нибудь третий администратор картины, познакомившийся с ней вчера и заказавший пропуск на сегодня, мог уже с неё что-то требовать – и уверенно требовал. И при том она ещё должна была выглядеть гордо и независимо, чтобы никто не подумал, что она пришла сюда в поисках связей... Шансы их были невелики. Невозможно было представить, что серьёзный режиссёр когда-нибудь возьмёт в фильм девушку из буфета – серьёзные режиссёры искали исполнительниц совсем не здесь. Да и при их занятости редко заходили в буфет.

«Умной Машей» обозвали её потому, что она сидела в буфете не просто горделиво, но ещё при этом читала книжки на французском, да ещё с видом крайне занятым. Взгляд вошедшего сразу же останавливался на ней... но потом уходил. Однажды я уже показывал её издалека второму режиссёру Цыбульнику. Сексуальная притягательность её была несомненна. Длинные, но не мускулистые, а мягкие, пышные ноги, чаще всего «случайно» открытые выше колена. Прогнутая вперёд спина, пухлые губы и груди, гладкие, непривычно чёрные для наших широт, роскошные волосы с ровной чёлкой, точёный носик. Но главное – глаза, огромные, тёмные и как бы уже страдающие... Хотя главные её страдания ещё были впереди.

monika.jpg
"Я же итальянка! Для меня не бывает полувлюблённости, полуотношений. Из ревности я могу и убить"

Мир кино игнорировал её. «По другим делам!» – как сформулировал, глянув на неё, мой друг. Может, компрометировали её «слишком роскошные» золотые босоножки, которые никто бы из настоящих актрис никогда не надел. Скажем, когда в буфете (действительно на минуту, а не на весь день, как эти) появлялась Анастасия Вертинская, в мешковатом пиджаке, брюках и без какого-либо макияжа, вблизи абсолютно неприглядная, – все почтительно привставали. Вот это – актриса! Так они и должны выглядеть – прекрасными в кино, незаметными в жизни. У настоящих нет ни времени, ни сил быть красивой ещё и в буфете! Пусть вот эти, невостребованные, тратят тут понапрасну свою красоту. И взгляд профессионалов как-то «соскальзывал» с Маши. Кинематограф переживал тогда не худшие времена, фильмов снималось много, и при всех свидетельствах о распущенности киношных нравов желательно было совмещать любовные связи с работой, с командировкой, совмещать как-то с рабочим графиком... а на «отдельно» − не было времени! И Машу могло спасти (или окончательно погубить) только чудо.

Я-то как раз был свободен, сценариев мне пока не заказывали... Но именно поэтому я не имел никаких шансов, хотя тянуло меня к ней неимоверно. Но не пойдёт же она со мной просто так. Она девушка серьёзная. Но чудо произошло. Мой друг, второй режиссёр Цыбульник, заведовавший на очередной картине всеми вопросами, кроме творческих, пригласил меня в массовку: «Фильм про Чукотку, исторический. Снимаем в Крыму. Культурно отдохнём! Отрастишь бороду и усы. Будешь китобоем».

Он умел подчинять. Но не на того напал. Я уже числился подающим надежды сценаристом, и лезть в массовку как-то... А впрочем... «Ладно! Одно условие!» –
сказал я. «Ты ещё будешь ставить условия?» «Возьми её!» – Я показал. «А-а! Умная Маша... Ну давай! Ради тебя! – Он усмехнулся. – Только учти: ты-то будешь не при делах!» Посмотрим, подумал я.

Мы оказались в Керчи – прекрасном, знойном южном городе. Тысячи полуобнажённых керчанок, а также приезжих юных красавиц толпами шли по улицам, жаждая любви. Город словно плавился от солнца и страсти. Из последних сил я пытался изобразить верного Машиного друга. «С тобой хоть можно поговорить нормально!» – признавалась она. Насколько было бы слаще, если бы она призналась в чём-то другом! Но другое мне, простому китобою, пока не светило.

Мы шли по главной керченской улице – кроны сплетались вверху, даря благословенную тень. Она шла рядом в полупрозрачном платье, и каждая часть прекрасного её тела двигалась так, что все глядели лишь на неё, истекая страстью.

«Актриса... актриса...» – неслось ей вслед. Простой народ понимал правильно, кого надо «снимать». Она и приехала покорять мир кино. Но тот оказался как-то неподатлив.

– Ну скажи, что во мне не так? – с отчаянием спрашивала она.

– У тебя-то всё так! – говорил я. – Это у них...

Режиссёр фильма Шешунов ненавидел море и солнце, сидел в основном у себя в тёмном номере и пил местный самогон, который активно поставлял ему Цыбульник, взявший в свои руки всё. Сам Цыбульник Машу не баловал, посещая её лишь под покровом ночи, а днём был резок и груб, как и со всей массовкой, включая меня.

Глаза Маши засияли, когда привезли известного московского актёра – красавца, тогдашнего секс-символа, кумира всех женщин! К тому же по роли он должен был спасти её от насильников-китобоев. А вдруг?.. Но вскоре глазищи её погасли – с первых его слов стало ясно, что он «не по женской части»! Но что же это такое?! Есть ли нормальная жизнь вообще?

Мы плыли на китобойном судне. Китобои. Но американские. Зачем-то (видимо, для того, чтобы показать нашу звериную сущность) сценарист направил нас на Чукотку. Которая на самом деле находилась в Крыму. В кинематографе всё так запутанно и на первый взгляд дико. Для того чтобы превратить в Чукотку крымский мыс Казантип, пиротехникам пришлось выжечь траву на большом пространстве, видимом с корабля, – съёмка велась с носа! Причалив, китобои начали насиловать местных чукотских женщин –
видимо, по причине отсутствия китов у побережья Крыма.

В роли чукчанок охотно снимались кореянки из ближайшего совхоза, выращивающего лук. Настроены они были весьма благодушно... Во всяком случае, луком мы объедались, и не только. И в этом «кипящем котле» оказалась Маша, которую тоже превратили в кореянку... Точнее – в чукчанку. Зачем это всё? Не слишком ли искусственно искусство? Об этом я взволнованно говорил Маше.

– Скажи, – вдруг зардевшись, сказала Маша. – А что? Боря действительно женат?

Я застыл, потрясённый. То есть она, как единственная нормальная среди нас, пыталась объяснить эту странную жизнь хотя бы любовью.

– Борис? Ты имеешь в виду Цыбульник? Да он не просто женат – он ещё много чего... Ладно... – Видя, что текст мой её не радует, я умолк.

В кино всё неестественно, здесь важно что-то совсем другое. Тем более тогда примешивалась ещё и идеология, и с женским образом всё было непросто. Царицей наших грёз была назначена несравненная Нонна Мордюкова... Несравненная с нашей Машей – это уж точно. Мордюкова сама не всегда была в восторге от того, какой образ ей приходится нести. Помню, как на одном из капустников Нонна изобразила советский секс, точнее – советский стриптиз. Она вышла на сцену с лопатой, в резиновых сапогах и в ватнике. Со звоном отбросила лопату, потом сняла, нога об ногу, сапоги, потом скинула ватник и, сухо поклонившись, ушла под бурные аплодисменты. Не зря говорят, что любая культура – это система ограничений. В советской культуре естество прикрывалось лопатой, ватником, сапогами... А чем можно было прикрыть нашу Машу? Да разве что посадить её в танк!

А счастья я всё-таки добился. Хотя далось это нелегко. Пришлось мне сочинить отдельный художественный фильм. К сожалению, о бетонщиках – лишь такую тему могли доверить молодому сценаристу. И Маше была мною подарена небольшая роль юной бетонщицы. По части ханжества я превзошёл всех других: в большинстве сцен Моника, то есть Маша, была замурована у меня в робу бетонщика, а лицо было полузакрыто очками и каской. И странно – лишь после этого вдруг заметили, что она неплоха и как актриса, и у неё было ещё несколько ролей такого же плана. Красота – это как бы антикозырь, все шарахаются, боясь за себя, и лучше её прятать, под разными масками, в нашем пугливом и завистливом мире. Но. Со второго раза я всё-таки сделал её актрисой. И она не могла этого не оценить.

– Ладно, поехали, – после премьеры «Бетонщиков» сказала она.

monika2.jpg
"Любовь не исчезает. Она продолжает жить, просто принимает другую форму. Любовь выше развода"

Помню большую коммуналку на Петроградской. Испугало меня, что входная дверь была не заперта: похоже, все уже съехали, да и для Маши, кажется, это было не основное жильё. Помню потрясающий дождь за окном, вдруг утихший. Ну вот вроде и не осталось преград. Даже грустно. Сам миг ослепительного счастья почему-то не запечатлелся – и это я замечаю уже не раз, словно Бог специально вырезает это из нашей памяти. Зато чётко запечатлевает «до» и «после».

Помню, как я проснулся. Было светло. Маша тихо посапывала, и лицо её выражало страдание. Было как-то тревожно. Чего, казалось, бояться в этой квартире, откуда все съехали? То-то и оно! Я услыхал чьи-то быстрые, дробные шаги по коридору, и вдруг заиграла-зазвенела стеклянная полка, стоящая в коридоре, –
и шаги пронеслись. И после паузы – бег в обратную сторону, и опять дребезжание стекол. И тут я почему-то почувствовал, что вот это – шаги и дребезжание –
запомню навсегда. Ярче, чем всё остальное. Бежать записать! Когда шаги и дребезжание замолкли, я стал собираться. Дело сделано – чего же ждать? Она вдруг проснулась и сказала, что не отпустит меня. Я уже замечал, что её доброта стала замещаться какой-то отчаянной решимостью. Она вдруг схватила в кулак ключ, лежавший на тумбочке, вышла и звонко заперла входную дверь в коридоре. Потом послышались её удаляющиеся шаги – я вскочил и устремился за ней. Она свернула из коридора налево, по лучу света, и я услышал, как хлопнула какая-то крышечка.

Я вошёл. Огромная кухня была залита солнцем. На высокой полке стояли деревянные коробки с надписями «Соль», «Перец», «Мука», «Сахар». Видно, в одну из них она и кинула ключ. Неважно! Никто не может меня удержать. Я встал на подоконник, выдернул шпингалет. Окно со скрипом открылось. Та-а-ак... Свисает толстая шершавая верёвка, чуть поодаль – ржавая водосточная труба. Потом я обернулся. Маша стояла передо мной в одной майке и была ослепительна! Я ухватился за верёвку и оттолкнулся от подоконника. Мой шаг в пустоту имел все признаки самоубийства. Спасался от неё? Но зачем? Прекрасное – непереносимо? Пугает нас?

Пролетев на верёвке метр, я обнялся с трубой и поехал вниз. Обручи, удерживающие трубы, сплетённые из толстой проволоки, впивались в тело. Четвёртый этаж! С разорванным свитером и окровавленным брюхом я съехал вниз. На скамейке сидели старухи и с большим интересом смотрели на меня. Одна из них стала копошиться в кофте. Что там у неё? Свисток? Я выбрал самый русский способ защиты – прикинуться пьяным. Я был хозяином самой яркой красавицы, встреченной мною, но перекинулся в роль забулдыги, и, как ни странно, это радовало меня! Меньше ответственности? Я вышел из двора, но вдруг почувствовал, что мне не хочется выходить из роли −
так в ней спокойно и хорошо. Зачем-то продолжая раскачиваться, я дошёл до Кировского (ныне Троицкого) моста. Слева, из-за Смольнинского собора, слепило солнце. Я даже что-то запел (для конспирации?) и с песней перешёл мост.

Конечно, мне было её жаль. Обычными женщинами обладают, как правило, по любви. И не так часто. А красавицам достаётся! К ним лезут то и дело, причём чисто для понта, и после у них трагедии: он не любит меня! Больше я Машу не видал, верней – лишь в каких-то второстепенных ролях, и явно всё более несчастную. Боролся с угрызениями совести: я один, что ли, такой? А она – одна, что ли, такая? Их миллионы. Потом, говорят, её перестали снимать. Злые языки сообщали, что с горя она вышла за финна, уехала и от тоски повесилась на диком и скучном его хуторе... В дальнейшей работе в кино мне встречались всё больше засушенные, засунутые в джинсы, нахальные дамы, с большим апломбом, но без женственности вообще.

И вдруг однажды, причём в парикмахерской, я открыл журнал и увидел её. Теперь её звали Моника Беллуччи. Почему она мне так напомнила Машу? Откуда страдание и в её прекрасных глазах? Ведь она теперь, в результате всего, одна из самых успешных, популярных и, вероятно, богатых актрис мира. Её снимают лучшие режиссёры, она получает призы, и только в нашей стране, согласно опросу, именно с ней хотело бы иметь свидание наибольшее количество мужчин.

Её мужем был один из самых талантливых и, я бы сказал, один из самых привлекательных, загадочных, магнетических актёров мирового кинематографа − Венсан Кассель. Он снимался во множестве фильмов, и во всех именно он становился главным «магнитом», даже если играл и не главную роль. И он достался Монике, и не на одну ночь, а на много (четырнадцать!) лет. У них две прекрасные дочери (Дева и Леони), унаследовавшие от своих великолепных родителей не только их красоту, но и необъяснимую притягательность, что нужнее всего. Брак Венсана и Моники закончился, изжил себя, но при этом – редчайший случай в кинематографе! – они сохранили добрые и даже нежные чувства, не бросают детей, встречаются и вместе с детьми весело и вкусно обедают. Несмотря на усилия папарацци и всей жёлтой прессы, не просочилось ни одного скабрезного кадра, ни одного грязного слова, сказанного бывшими супругами друг о друге. Кто представляет себе нравы мира кино, понимает – это был один из самых счастливых браков. Притом и закончившийся красиво и достойно. Это ли не есть счастье!

Конечно, – «разведка не дремлет» – получены и широко растиражированы «разведданные» о лесбийской страсти дочери Челентано и Моники...Но это было давно, ещё до Касселя. А теперь – почти идеальная жизнь... но в одиночестве. Она старается не раскисать – с юных лет привыкла к ударам. Ещё в семнадцать лет её выгнали из трёх ресторанов подряд, где она работала официанткой, – за то, что она, сама того не желая, сводила с ума добропорядочных граждан, пришедших культурно пообедать и почему-то вдруг теряющих контроль над собой и вытворяющих чёрт знает что! Кто виноват? Да конечно же она! Как в старом советском анекдоте: «Тебе – нет? И тебе − нет? Ну и б...!»

Как говорится, она «привыкши»! И она старается держаться. В многочисленных интервью пытается говорить лишь о хорошем – о небывало счастливом когда-то браке, о сохранившемся уважении и даже о любви, о красивых и талантливых дочках.

Но больше всего её согревают, конечно же, успех и широкое признание, не уменьшающиеся с возрастом, как у других, а наоборот – возрастающие. Недавно мы увидели её в очередной бондиане – на экраны вышел фильм «Спектр». В конце длинного ряда молодых, ослепительных красоток, коварных шпионок, соблазнивших Бонда, но перевербованных или приконченных им, вдруг появилась пятидесятилетняя Моника −
и, конечно же, затмила их всех! «Куколок» тех не жалко. Запомнят только её.

Её путь к совершенству – впритирку с пропастью порока, а это так будоражит! Весь колючий букет сексуальных извращений, по большей части мучительных, пришлось ей изобразить на экране, а значит –
пережить! И откровенно «обозначиться» в этом плане. Все отговорки – «ах, это только искусство» – это лишь отговорки. Нельзя изобразить убедительно того, чего нет в тебе. Красота не интересна без страсти, а Моника не скрывает её. Моника призналась открыто в том, в чём никто из актрис не признался, – в том, что ей нравится «это» и что «падшие женщины получаются у неё «на ура». Говорит, чуть стыдливо: «Мне легко даются сцены, в которых я без одежды… Нагота чиста!» И от этого, конечно же, притягательность её «зашкаливет» во всём мире. Как все вожделеют её! Фиг ли лицемерить? Она – совершенный сосуд греха, который всех так манит, от которого мир радостно сходит с ума на протяжении всей своей истории. Самое скромное её описание: «Глаза как оливки, губы как вишни, ногти как виноградины». Каждый так бы и  съел её, если бы мог! Она – напоказ! Но если эту решимость её использовали бы не таланты, а ремесленники – её бы продавали в секс-шопе, а не показывали на престижных фестивалях. Она рискнула самым главным, что есть в женщине, – репутацией – и победила. Какой риск – такой и выигрыш!

Началось всё с её плотской красоты – всё остальное она заработала потом... Впервые заворожила зрителей она в качестве модели (до этого поработала и официанткой, деморализуя мужчин и вызывая гнев женщин). Из рядовой модели она стала «лицом» знаменитой модной фирмы «Дольче и Габбана», снялась обнажённой для календарей. Обнажённой, но не униженной: это ей удавалось. Тут определился уже и твёрдый характер. Далеко не любой модели, которой фотограф вертит как хочет, удаётся перейти на работу гораздо в более сложную сферу – в кино. Но ей это удалось. Впервые снялась она в двадцать шесть лет в фильме с многозначащим названием «Взрослая любовь». Дебют её состоялся в 1990 году, и с тех пор она снялась более чем в шестидесяти фильмах, из них девятнадцать, документальных и художественных, где она играет саму себя! Чем плохо?

Перечислим хотя бы самые главные. «Дракула»
(1992 год). Сам Коппола снял её в роли порочной и, естественно, обнажённой подруги знаменитого графа-вампира. И сразу слава и жадное внимание. Поначалу, возможно, больше к её телу... Но Коппола пустышку не пригласит. Далее берём только самые знаковые её фильмы. «Малена» (2000 год) – об опасности красоты, которую все заведомо считают порочной, осуждая её и при том мысленно обладая. Пик фильма –
отважное выступление героини в суде, где ей удаётся перед вожделеющей и осуждающей толпой отстоять если не свою честь, то достоинство. Ханжи, однако, взяли реванш – в США вырезали самые порочные, на их взгляд, сцены – эротические видения подростка, связанные с Маленой. Следующий знаковый для Моники фильм – «Необратимость» (2002 год) – с самой долгой и ужасной в мировом кинематографе сценой изнасилования героини в подземном переходе. Фильм «Страсти Христовы» (2004 год) – один из самых скандальных на библейскую тему. Где вряд ли ещё кто-то, кроме неё, мог так сыграть Марию Магдалину.

Да, острые сюжеты выбирает она для своих героинь – и не боится, а ищет их! Она уже знаменита и может выбирать. И названия других фильмов, даже бегло перечисленные, довольно ясно указывают нам главную её тему: «Каким ты меня хочешь», «Дурной тон», «Учебник любви: Истории», «Сердечное танго», «Человек, который любит», «Любовь в квадрате»... В 2011 году она становится столь знаменитой и неоспоримой в своём амплуа, что снимается вместе с великим Робертом Де Ниро в фильме «Любовь. Инструкция по применению». Фильм захватывает сразу. Ну а кто бы не хотел оказаться на месте престарелого писателя, который вдруг встретил красавицу, страстно влюбившуюся в него, уединился с ней на острове и родил сына? Фильм-мечта.

Как же ей удалось это – со столь рискованной, с на- шей точки зрения, темой страсти добиться не только популярности, но и уважения критики и эстетской публики, признания самых серьёзных и изысканных режиссёров? Как она сумела – так «высоко пасть»?

И почему моей бедной Маше – честное слово, не менее красивой и, может быть, тоже талантливой − выпало жестокое и даже позорное поражение? Дело, наверное, в разных традициях. У нас страсть всегда подавалась под столь кислым соусом, что есть не хотелось. «Анна Каренина». Под колёса! «Воскресение». На каторгу! Фильм «Леди Макбет Мценского уезда». В главной роли – знаменитая певица Галина Вишневская. С виду привлекательна, но опять всё плохо –
ради страсти мужа убила. А без этого, похоже, у нас никак! Страсть без преступного оттенка никого у нас почему-то не устраивает. Может быть, мы садисты? Или, может быть, мазохисты? Уж на что была прекрасна Алла Ларионова в фильме «Анна на шее», но тем не менее героиня её как бы зря и родилась – на погибель мужьям, на горе детям! Поганое, получается, это дело −
красота. И дурак тот, кто ей поклоняется: пожалеет! У нас красавица – обязательно погибель. «Вы сгубили меня, очи чёрные!» И только так, и никак иначе!

monika3.jpg
"Впервые в своей жизни я одна, без мужчины рядом. И впервые могу побыть сама с собой. Что-то в себе открыть. Это так здорово"

И помню, с каким восторгом увидели мы французский фильм «Фанфан-Тюльпан», где можно было грешить – и веселиться, и это вовсе не мешало блистательным победам обаятельного героя, а наоборот –
способствовало. Совсем другой подход к жизни! Любовь совсем не обязательно зла! Конечно, изуверов и там полно... И Монике удалось показать страсть высокой, достойной, завораживающей и хоть порой и опасной, пробуждающей зверское в людях, но необходимой для человечества так же, как и мораль. Ей пришлось нелегко – порочных ханжей (пугливо насладиться, а потом осудить) полно всюду. Но она показала, что красавица – не обязательно пустышка, не обязательно жертва. Она может обладать сильным характером – и не обязана гибнуть, радуя моралистов, а способна сражаться и побеждать, достойна красивой судьбы и всеобщего почитания. Она сделала это! Но, конечно, не с нуля. Она шла по стопам своих великих предшественниц, чувственных и желанных, грешных, но бесстрашных, весёлых героинь Джины Лоллобриджиды, Софи Лорен, которые жили, как им велела их страсть, и при том вовсе не считали обязательным кидаться под поезд, сохраняли достоинство и свою правоту. И прекрасное продолжение и даже пик этой высокой традиции жизнелюбивого ренессанса – блистательная, хоть и опасная судьба Моники Беллуччи. Вдруг вовсе не случайно оказалась она одинокой, что особенно тяжело в её возрасте? Вдруг она всё же неправедна, на чей-то взгляд, и несёт наказание?

А если даже и так, то тем более она – герой! Герой нашего тусклого времени, когда нет настоящих героев даже среди мужчин, когда победивший капитализм воспринимает страсть и красоту как главную проблему, нарушающую офисный стиль, и всё настойчивей выращивает бесполый и безгласный офисный планктон, в который он постепенно переделывает бывших красавцев и красавиц. И даже искусство уже переориентировано на стандарт и безликость, и все прячутся в безликие и стандартные образы и одежды…

И вдруг – вспышка яркой сверхзвезды Моники Беллуччи, сломавшей все эти «системные установки» и вернувшей главное, что надо знать: нет ничего лучше женской красоты, женской груди и манящей улыбки, так было всегда и так должно быть и в наше тусклое время! Моника прорвала обступившую нас серую муть, как солнце прорывает нудные тучи, казалось, закрывшие солнце навсегда. Показала не просто победу, но и ужасные и неизбежные страдания и раны на этом пути – и в этом её особая доблесть. Она защитила живую плотскую жизнь, которую теснят со всех сторон железные роботы. Моника говорит всем нам: я такая как есть и не желаю меняться.

Эх, Маша! И ты могла. Но сделала это ты, Моника. На лице твоём – все страдания, выпадающие красоте. Но ты – стала звездою, заслонив всё плохое на свете своей красотой. 

 


фото: LOUIE MONSOON/CAMERA PRESS/LEGION-MEDIA;FREDERIC MEYLAN/SYGMA/CORBIS/EAST NEWS; LUC ROUX/GETTY IMAGES RUSSIA;EVERETT COLLECTION/EAST NEWS

Похожие публикации

  • Проповедь неистового Челентано
    Проповедь неистового Челентано
    Адриано Челентано не только певец и композитор, актёр и режиссёр. Есть у него одна ипостась, которая, может, и заставила его состояться во всех названных амплуа. Сегодня она почти вышла у Челентано на первый план. О чём речь?
  • Кожа принцессы
    Кожа принцессы

    Во все времена существовали дамы, вызывающие народную любовь и подражание вопреки тому, что сама их жизнь вовсе не эталон добродетели. За что же таких любить?

  • Мистер Почти
    Мистер Почти
    Дмитрий Нагиев даже во время интервью снимается. Где же протекает его настоящая жизнь? Может, здесь, в здании милиции на окраине Москвы, где стены завешаны старыми фото с надписями «Внимание, розыск!» и где всё время оглушительно кричат: «Приготовились! Тишина! Начали!». Вот она, популярность. Получите, распишитесь. Вы ведь этого хотели?