Как получилось, что Николь Кидман стала лицом нового феминизма? И как борьба за равноправие полов уживается в ней со старомодным образом «сексуального объекта»? Версия аналитика моды Андрея Аболенкина
7 января 2018 года. Николь Кидман на сцене отеля «Беверли Хилтон» получает «Золотой глобус» за роль в сериале «Большая маленькая ложь». «Моя героиня пала жертвой явления, которое в этот вечер мы больше всего обсуждаем. Я говорю о насилии». Предмет разговора привычен: десять лет она является лицом кампании ООН по борьбе против женского насилия. На ней далёкое от строгости чёрное платье.
В чёрном в этот вечер большая часть зала. Так же и второй муж Кидман, звезда кантри-музыки Кит Урбан. Его песня стала неофициальным гимном движения Time’s Up (кампания против сексуальных домогательств. – Прим. ред.). К нему она обращается со сцены за примером истинной любви и поддержки, которой лишены миллионы женщин в мире. «Я верю и надеюсь, что чем откровеннее мы будем говорить о происходящем, тем быстрее будет меняться ситуация». На церемонии слов о неравноправии, подавлении и насилии действительно звучало немало. И всё же главным символом объединения знаменитостей вокруг этой темы стал объявленный дресс-код, непривычный для ковровых дорожек чёрный цвет нарядов.
Впервые так явственно в моде встал вопрос о том, что внешний облик и содержание в индустрии разошлись очень далеко. Послания о важных проблемах современности одежда способна нести к аудитории только с помощью слов, стилистических средств для этого недостаточно.
Великие дизайнеры недавнего прошлого с этим как-то справлялись. Тут можно вспомнить кровавые потёки и зияющие дыры ранней коллекции Маккуина Highland Rape. Или трогательную коллекцию Хуссейна Чалаяна о беженцах-киприотах, в финале которой модели собирали все свои пожитки, включая мебель, в небольшой чемодан, а часть уносили на себе, в виде одежды-трансформера. Теперь же важную мысль привычнее оформить надписью на майке или озвучить в сопроводительном тексте. «Политические футболки», подобные известной диоровской модели «Мы все должны быть феминистами» за 700 долларов, очень быстро стали трендом в списке других увлечений сезона. Так стало очевидным, что собственный язык дизайна одежды, его символика не способны в настоящий момент адекватно передать чувства поклонников моды.
Сама Николь Кидман на «Золотом глобусе» может стать неплохой иллюстрацией к сказанному. Она выбрала чёрную модель в пол, с прозрачным верхом, облегающей юбкой и обнажёнными руками. Лиф был отделан стеклярусом и кружевным рюшем. Тоска по поруганной женственности её товарок шла ей так же безупречно, как десятки платьев с красных ковровых дорожек её биографии. Отличались только цвет и сопроводительные слова. Актриса в целом может служить идеальным примером «ковёрного стиля»: собственного, заметного, у неё так и не появилось, зато с толком выбранное платье всегда выглядит на ней идеально. Посмотреть, одобрительно кивнуть и навсегда забыть, такая идеальная для многолюдных церемоний формула. Как тут отличишь активистку и борца за женские права? Да и нужно ли сейчас делать это с помощью одежды?
Пару лет назад обсуждение этого вопроса выплеснулось на улицы. Многолюдные женские «марши проституток» несли призывы не судить о человеке по внешности. «Открытое платье не означает согласия», «Моя одежда – моё право», «Нет – значит, нет» и похожие лозунги говорили о праве на самовыражение. Так теперь рассматривается выбор образа, как самодеятельное творчество и внимание к своим внутренним движениям. Эта перемена очень чётко отражена в современном маркетинге продуктов моды и красоты для женщин. Если раньше главным рекламным посылом была возможность стать привлекательной для мужчин, соответствовать ожиданиям и стандартам, то сейчас такие товары подают как возможность самовыразиться, преображаться, работать с образом. Так что откровенный наряд теперь отражает не призыв, а минутное настроение и редкую возможность принести искусство в быт, где холстом становится тело и лицо.
Удивительно, как сложно приживается эта мысль в обществе. Одежду всегда считали сигнальной системой, способом рассказа о желаниях. Когда я приступал к этому материалу, приятельница опубликовала в соцсетях рассказ о сломанном носе. Она шла из сада «Эрмитаж» в короткой юбке и полном мейке. На вопрос двух мужчин, дорого ли она берёт, она отреагировала со всей возможной резкостью. В итоге её избили, при полном безразличии проходящих и проезжающих, а напоследок ещё и сказали, что она позорит свой народ. Символично, что все эти события происходили прямо напротив Петровки, 38. К абстрактному стилистическому творчеству двое негодяев явно были не готовы, они по-прежнему думали стереотипами, в которых внешность означает содержание.
"Я всегда старалась быть отважной. И в жизни, и в профессии" (Николь Кидман)
Этот жанр коммерческого любования переживает сейчас серьёзный кризис. В годы расцвета, например, входное дефиле перед «Оскарами» транслировалось два часа. После церемонии в дело вступала «полиция моды», которая большую часть актрис пропускала перед специальными камерами: покрутитесь во все стороны, покажите туфли, покажите сумку и т.д. Одна из камер была специально отдана под рассматривание маникюра, пока самые сознательные актрисы не начали показывать в неё «факи» этим самым маникюром. Общее настроение суммировала Кейт Бланшетт: «Что вы там такого интересного надеетесь видеть? Мужчинам вы тоже такие вопросы задаете?» Голливудские звёзды явно не горят желанием представать перед публикой в качестве объектов. Что удивительно, если вдуматься. Однако их тоже поглотило общее стремление быть или казаться уникальными. Сейчас это рассматривают даже как право.
У всех теперь должно быть своё послание и заявление. Разноцветные политические ленточки, значки и самодельные плакаты на красных дорожках стали новым статусным символом, как раньше сумки. Похоже, зрители разделяют этот антитоварный пафос: эфирное время для разглядывания звёзд сокращается, как и число самих передач вместе с аудиторией. Нешуточное культурное изменение, хоть повод для наблюдений и пустяковый. Красота и стремление к идеалу рассматривались раньше как лучший способ совершенствоваться, в них виделось приближение к идеалу божественной гармонии. Добродетель, иными словами. Однако и в античной, и в ренессансной истории наступал момент, когда обобщённая красота уступала место проявлениям индивидуальности. Похоже, такой же поворот к гуманизации мы с вами сейчас и наблюдаем.
В наши дни он выглядит помельче масштабом. Член жюри Каннского фестиваля снимает во время дождя туфли прямо на ковровой дорожке, при том что дресс-код там самый строгий. «Если вы не ожидаете каблуков от мужчин, то и от нас такого не ждите». Кидман осмелилась на такой же демарш единственный раз, когда болели ноги и их не было видно под юбкой в пол. До сих пор она с гордостью вспоминает этот жест как панковскую акцию, пусть и прошло двадцать лет. Зато она значительно смелее, когда речь идёт о вопросах женского угнетения. О моральном подавлении ей должно быть известно многое – десять лет в браке с Томом Крузом. Он тогда был (и сейчас остаётся) лицом секты и чувствовал себя всемогущим. Конкретно эта история угнетения остаётся недописанной, несмотря на все призывы MeToo (кампания, осуждающая сексуальные домогательства. – Прим. ред.) к откровенности. Собственно, и об истории с Вайнштейном, который был продюсером её главных фильмов, актриса говорит: «Ой, как-то не замечала ничего». Кидман так же упорно избегает прямых упоминаний о причинах развода. Понять её можно, влиятельные сайентологи известны своей позицией: каждый враг, кто не с нами. Даже внутри семьи двое её взрослых детей, усыновлённых в этом браке, прервали с актрисой всякие отношения. Они были воспитаны в этой религии, а теперь не хотят иметь с мамой-ренегаткой ничего общего, на свадьбы не зовут, внуков не показывают. Это ли не отголоски того повседневного семейного угнетения, которое до сих пор многими считается частным делом?
Однако это вовсе не так. Разницу между формальной юридической позицией и необходимостью общественной оценки мы видим по делу сестёр Хачатурян. Если угодно, тут такое же, характерное для нашего времени, расхождение между внешней видимостью и реальным значением. Семейный ад, ежедневное насилие заканчивается – да, преступлением. В существующей правовой системе континентального типа другую оценку дать действиям доведённых до крайности девушек невозможно. В вину им публика ставит не только отсутствие обороны, но и желание выглядеть благополучно, делать счастливые селфи. Вот лучшая иллюстрация того, как далеки сейчас друг от друга картинка и реальность. Без дополнительных пояснений мы принимаем одно за другое.
Эти трагичные события могли и не произойти, если бы центры для жертв семейного насилия были у всех на слуху и на виду. Если бы и жертвы, и окружающие точно знали, как себя вести и куда обращаться в таких ситуациях. Если бы жестокость в семье рассматривалась всеми как преступление, а не как частное дело. Вот с такими «если бы» и работал ЮНИФЕМ (Женский фонд развития ООН) и продолжает работать структура «ООН-Женщины». С обеими организациями Николь Кидман сотрудничает с 2006 года как посол доброй воли. Другими словами, она одалживает свой голос, свою известность всем женщинам мира, кто пережил разные виды насилия. Ей такая работа привычна с детства – её мать была активисткой феминистского движения в Австралии.
Выполняет она эту миссию в тех же локонах и с безупречной кожей («витамины, медитация, ботокс только разок попробовала»). Разве что по деревням Косово ездит в джинсовой куртке, но в комплекте с шифоновым платком. Никаких радикальных трансформаций стиля, как, к примеру, у Одри Хепбёрн, которая с началом работы в ЮНИСЕФ перешла от «Живанши» к полумонашескому «сафари». И вот тут снова встаёт вопрос о «феминистском облике». Ещё недавно его решали радикально: никаких уступок мужскому вкусу, стремление себя украсить превращает женщину из личности в сексуальный объект. Мол, во времена Time’s Up женщинам сложно воспринимать образы юных безупречных дам в сексуальном контексте. Ещё недавно прогрессивные фотосессии изображали сильных героинь, которые выглядят и действуют словно стереотипные мужчины. В целом могло создаваться впечатление, что в патриархальном обществе просто меняется власть, а механизм остаётся тем же. Тогда же были в ходу приёмы «антикрасоты», которые связывали искажённый мир с искажениями внешности.
Примерно год назад заговорили о необходимости перемен визуального языка. Потребовался новый, гуманный взгляд, который обращён на женщин с вниманием и уважением. Который признаёт их право самим определять свой образ и характер своеобразия. По совпадению, сразу трое ведущих фотографов-мужчин (Тестино, Демаршелье и Вебер) выбыли из строя из-за скандалов о домогательствах. Им на смену пришла целая плеяда востребованных женщин-фотографов, которые с одинаковым сочувствием приглядываются к шрамам, или угловатости, или безупречному макияжу. Главное, чтобы при этом персонаж выступал с предельной искренностью, имел право на признание своей стилистической позиции.
Этот гуманный взгляд на интимные мелочи образа часто сравнивают с «бессознательным искусством» – способностью видеть в каждой стене не общую категорию, а набор уникальных трещин и потёков. Перед таким подходом стираются стереотипы, каждый случай уникален, и только такой подход способен придать человечности 52-летней ветеранше ковровых дорожек Кидман.
Хоть и без единой складочки, а всё же человек хороший.
фото: WENN/VOSTOCK PHOTO; GETTY IMAGES RUSSIA
