Радио "Стори FM"
Нежная кожа

Нежная кожа

Автор: Диляра Тасбулатова  

Франсуа Трюффо, один из величайших режиссеров ХХ столетия, чьи фильмы неоднократно входили в десятку избранных шедевров, умер неоправданно рано, в 52 года. С его уходом осиротел не только французский кинематограф, но и мировой: без Трюффо, несомненно, мы стали в чем-то беднее.

Как стали беднее с уходом Феллини или, предположим, Чаплина, которых Трюффо боготворил в юности, никогда, даже в самых смелых своих помыслах, не мечтая встать с ним  вровень.

Судьба, однако, распорядилась по-другому: два фильма Трюффо – «Жюль и Джим» и «400 ударов» – не раз назывались авторитетными кинокритиками, как лучшие из лучших, наряду с чаплиновской «Парижанкой» и феллиниевской «Дорогой». Забавно, что Трюффо и сам начинал как кинокритик, причем довольно жесткий и беспристрастный. В юности он даже стяжал прозвище «критика с пистолетом» – настолько его высказываний боялись и маститые, и начинающие. В особенности, конечно, маститые: Трюффо ненавидел всяческую мертвечину, предпочитая архаике и павильонным съемкам фильмы свободные, свежие, снятые на натуре и без участия звезд. Прослышав, что этот непримиримый скандалист и неподкупный рецензент собирается сам снимать кино, многие потирали руки: увидим, каково это – оказаться по ту сторону камеры. Однако, как известно, Трюффо с честью выдержал экзамен: блестящий эссеист мигом превратился в столь же блестящего постановщика, чей дебют, «400 ударов» стал сразу же киноклассикой.

Кстати говоря, это довольно редкий случай: критики, как правило, оказываются неважнецкими режиссерами; возможно, даже худшими, чем подавшиеся в режиссуру актеры. Что, кстати, свидетельствует о приоритете авторства и вторичности профессии критика. Увы…

Случай же Трюффо вообще загадочен: и не только потому, что он так легко пересел из одного седла в другое. Его судьба опровергает многие установки и штампы. Режиссер утонченнейшей культуры, изощренный психолог и великолепный аналитик, чьи фильмы до сих пор нисколько не устарели, никогда и нигде не учился. Описанная им в «400 ударах» судьба Антуана Дуанеля, мальчишки, отданного в приют собственной нерадивой и жестокой мамашей, в точности повторяет судьбу самого Трюффо, родители которого были к нему абсолютно безразличны, мечтая избавиться от надоедливого «трудного» подростка. Его отправляли поочередно то в детский лагерь, больше похожий на концентрационный, то к родственникам, то вообще – в исправительный дом. Скитаясь по интернатам и колониям для малолетних преступников, маленький Франсуа, естественно, не мог получить мало-мальски серьезного образования. Его университетами стали фильмы, которые Трюффо уже тогда смотрел в огромном количестве, правдами и неправдами проникая в парижскую Синематеку. В 15 лет он даже организовал «Кружок киноманов» – предприятие с собственным счетом, на серьезной (как ему казалось) финансовой основе. Однако «Кружок» очень скоро прогорел, и юный Трюффо вновь оказался за решеткой – теперь уже в качестве должника.

И вот тогда-то, как Бог из машины, в его жизни появился Андре Базен – великий теоретик кино, не менее великий критик и основатель французской «новой волны». Именно ему мы обязаны не только блистательными эссе и трудами, по которым студенты ВГИКа учатся до сих пор, не только «новой волной», но и самим существованием Трюффо. Без вмешательства Базена, буквально выкупившего Трюффо из колонии и взявшего его на поруки, мир лишился бы «Жюля и Джима», «Истории Адели Г.», «Нежной кожи», «Соседки» и всего остального. Видимо, Базен почувствовал в Трюффо единомышленника – оба были буквально помешаны на движущемся изображении, оба мечтали перевернуть мир, создать новую эстетику и теорию, принципиально новый взгляд на кинематограф. Самое смешное, что это им удалось: Франсуа Трюффо, как уже говорилось, стал величайшим из величайших, Андре Базен – одним из основателей новейшей теории кино, чьи открытия до сих пор актуальны. Такова, как видите, сила мечты – иные из наших фантазий, как это ни странно, имеют свойство осуществляться.

Другой парадокс, связанный с фигурой Трюффо, - его необычайная легкость. Прежде всего – человеческая, личностная. Пройдя суровую школу жизни, Трюффо не обзавелся никакими фобиями, комплексами, никогда не стремился никого подавлять, унижать и властвовать. Тяжелое детство, по-видимому, было раз и навсегда изжито при помощи его первой картины.

На остальных – той же «Истории Адели Г.» или «Нежной коже» оно не отразилось никоим образом. Несмотря на жизненные обстоятельства, Трюффо не стал имморалистом и своего рода «ницшеанцем», как его соотечественник, писатель Жан Жэне, отсидевший солидный срок и гордившийся своими воровскими и прочими, еще более аморальными, подвигами. Мир Трюффо, при всей сложности, уникальности и философской глубине его картин, сам никогда не был ни мрачным, ни тяжеловесным. Ничего предопределяющего, рокового, неизбывного: жизнь как она есть, с ее чудесами и горечью, с ее нежностью и непредсказуемостью, с ее вечной феерией…

Вплоть до того, что неосведомленному может показаться, будто Трюффо происходит из аристократической семьи, что он получил солидное образование, что никогда не испытывал ни финансовых, ни каких-либо иных затруднений. Тем более – с законом. Когда б вы знали, из какого сора… Точнее и не скажешь.

Этот очарованный странник, успевший за свою короткую жизнь снять 25 фильмов, многие из которых – абсолютные, непререкаемые шедевры, шел по жизни легко и играючи; ранняя смерть, однако, выявила, что это было не совсем так. Или – совсем не так. Правда, невооруженным глазом заметить этого было нельзя: Трюффо, как человек с хорошим вкусом, никогда не обременял окружающих.

Качество истинно французское, как, собственно, и другое: вечная тяга к женщине, романтизация любовных отношений, «жизнь как роман», как вечное любовное приключение. Недаром именно Трюффо принадлежит забавное высказывание: мол, кино и делается только для того, чтобы мальчики снимали своих девочек. По-русски звучит двусмысленно, по-французски определенно, без намека на «сексизм»: снимали на пленку. Хотя намек, который в нынешние времена стал бы поводом для обвинений в «объективации» женщины, здесь, разумеется, проглядывает: но слава богу, тогда были другие времена. Тем более что «девочки» Трюффо были самого высокого пошиба: достаточно назвать имена Катрин Денев и Жанны Моро, с которыми у Трюффо в разное время были серьезные отношения. Обе, впрочем, бросили своего Пигмалиона; да и сам он часто признавался, что утрачивает интерес к актрисе после конца съемок.

Возможно, только Катрин Денев, с ее «ледяным» эротизмом и умопомрачительной красотой (о таланте и уме и говорить не приходится), стала в его судьбе исключением. Причем исключением из разряда судьбоносных: обольститель и сердцеед Трюффо влюбился всерьез и надолго. Вместе они сняли «Сирену с Миссисипи» (после которой Катрин ушла от него), вместе стяжали – уже гораздо позже – огромный успех, сопровождавший выход «Последнего метро». Фильм, повествующий об оккупации и одновременно о театре, где Денев блистает зрелой женственностью. 

Последней любовью Трюффо стала Фанни Ардан, сыгравшая в «Соседке» вместе с Жераром Депардье. Через два года после выхода картины Трюффо ожидала тяжелая операция. Он, видимо, что-то предчувствовал, ибо в письме к вдове Жана Ренуара  предрекал, что либо они вместе откупорят шампанское, либо он отправится к Ренуару. «Туда, - писал Трюффо, - куда уходят все художники, так любившие жизнь…»

Последнее предположение, к сожалению, сбылось: его не стало в октябре 1984 года.

Перед смертью он читал Пруста и «Церемонию прощания» Симоны де Бовуар – книгу о том, как умирал Сартр…

фото: Shutterstock/FOTODOM

Похожие публикации

  • Мечта поэта
    Мечта поэта
    «Она была из тех, кто увлажняет сны женатого человека. Кроме того венецианкой», так написал Иосиф Бродский об итальянке Мариолине Дориа Де Дзулиани, чьё очарование захватило московскую богему 70-х годов. И посвятил ей эссе «Набережная неисцелимых». Поэт полюбил мечту. А мечта полюбила Россию. Поэтому и не совпали?
  • Роковая женщина на троих
    Роковая женщина на троих
    Не знаю насчёт других эпох, но что femme fatale нашего поколения, то есть шестидесятников, была Ася Пекуровская, первая жена Сергея Довлатова, – это безоговорочно