Радио "Стори FM"
Мой... Чехов

Мой... Чехов

Записала: Ирина Кравченко

Виктория Токарева рассказывает о своём любимом писателе – Антоне Павловиче Чехове

Если пофантазировать, вы могли бы стать его женой?

– Нет, женой Чехова я себя не вижу, хотя бы потому, что у него была чахотка, а это палочки Коха… Это как-то мне не очень. Интересно, что у нас с Антоном Павловичем похожие лица: прямой аккуратный нос, прямые аккуратные губы, глаза чуть-чуть уголками вниз. Мы с ним внешне как брат и сестра. По своему человеческому типу он мне очень близок: не алкоголик, не игрок, которые всегда на ком-то едут. Чехов сам вёз воз. Если бы я жила в его время, я бы помыла ему полы, окна – я бы ему прислуживала. 

tokareva.jpg
Виктория Токарева

А его семейная история могла быть много лучше?

– Думаю, главная любовь Антона Павловича пришлась на Лику Мизинову. Когда он впервые её увидел – она пришла в гости к его сестре Маше, – Лика стояла, вжавшись в своё пальто, потому что боялась. Она была красавица: изумительные брови, тонкое лицо. Живая, остроумная. И Лика любила Чехова. Мечтала выйти за него замуж… 

А Ольга Книппер была женщиной не только талантливой, но и известной, Чехов же был снобом. К тому же Книппер оказалась активной: после замужества быстро устроила так, что они стали очень хорошо зарабатывать на его пьесах и её актёрской игре. Лика была от этого далека: какие там деньги? По сравнению с Книппер она выглядела, что называется, труба пониже и дым пожиже.

У Книппер был любовник, Владимир Немирович-Данченко, но его жена стояла крепко, как скала. Ольга понимала, что Немирович на ней не женится, а быть пожизненной любовницей, естественно, не хотела. Но, выйдя замуж за Чехова, она не рассталась с Немировичем. Однажды они с Книппер явились откуда-то в пять часов утра, и она, увидев, что Антон Павлович не спит, бросила ему что-то вроде: «Ты не ложился, дуся? Тебе вредно». И ушла к себе, шурша атласными юбками и оставляя за собой шлейф духов. Чехов посмотрел на сестру Марию Павловну и сказал: «Умирать пора».

Вы, наверное, поняли, что я Книппер не люблю. А почему? Потому что я люблю Чехова. Я в него влюблена как женщина.

Вам не обидно, что Чехову изменяла жена, что детей у него не было?

–Свою порцию удовольствий он всё-таки получил, и это меня утешает. Детей не было… Ну, родились бы сын или дочь, но отца они всё равно не повторили бы. Природа кого-то выбирает для выражения себя – «будешь ты!» – а дальше без права наследования дара. Но этот дар – самое ценное. Настоящий писатель так любит состояние творчества! Поэтому Чехов не был несчастным: он был счастливым, и очень счастливым. В конце жизни – счастливым и, к сожалению, больным, вот два его главных тогдашних состояния.

Мне от рождения, например, был дан писательский талант, сейчас уже можно об этом говорить, но до поры до времени я о нём ничего не знала. И вот чеховские волны натолкнулись на мои внутренние. Случилось это, когда мне, двенадцати- или тринадцатилетней, мать читала рассказ «Скрипка Ротшильда». 

Кстати, Самуил Маршак говорил, что каждому талантливому писателю нужен талантливый читатель. Моя мать была талантливым читателем, она слышала чужой талант, потому что обладала внутренним слухом на настоящее. Так она расслышала Чехова. После «Скрипки Ротшильда», которую она мне прочитала, я стала писать, писать и писать. Чехов – это было моё подключение к космической розетке.

А что вы, ещё почти ребёнок, могли понять в этом рассказе? Или он на вас воздействовал, как волшебство?

– Как волшебство. До сих пор помню, например, то место, где главный герой, Бронза, робко напоминает врачу, что каждый жить хочет.

«– Что ж? Пожила старушка. Пора и честь знать.

– Оно, конечно, справедливо изволили заметить, Максим Николаич, – сказал Яков, улыбаясь из вежливости, – и чувствительно вас благодарим за вашу приятность, но позвольте вам выразиться, всякому насекомому жить хочется.

– Мало ли чего! – сказал фельдшер таким тоном, как будто от него зависело, жить старухе или умереть». 

– Это «мало ли чего!» – удивительная по точности деталь. Изумительный рассказ! Рассказ о таланте. Бронза, одарённый скрипач, зарабатывал тем, что делал гробы. Талант человека был задавлен грубой повседневностью. И сам Бронза был грубым.

Мой Чехов и начинается с того периода, когда он написал «Скрипку Ротшильда». Антон Павлович прожил сорок четыре года, по сегодняшним меркам – мало, но собрание его сочинений – это более десятка томов. Несколько первых – короткие смешные рассказы. Для меня Чехов-юморист – вполне хорошее, но не обязательное чтение, я люблю его произведения 90-х годов и более поздние. Некоторые рассказы Чехова я перечитывала по восемь – десять раз.

Антон Чехов

Учились у него?  

– Чехов – мой мастер. Он сдержанный писатель, аскетичный. Никогда не педалирует ни радость, ни горе, благородно доносит состояние своих героев. Например, рассказ «В овраге»: Липа, бедная девушка, вышедшая замуж в состоятельный дом, радостно говорит своему ребёнку: «Вместе на подёнку пойдём». Свекровь удивляется: на какую подёнку? «Он у нас купец будет!» А у Липы свои представления о жизни, о счастье. 

Или рассказ «Моя жизнь»: главного героя, Мисаила, бросила жена и уехала в Петербург, возлюбленный его сестры, доктор Благово, от которого она забеременела, продолжал жить своей жизнью. 

И бывшая жена, и возлюбленный стремились к блестящему будущему. «…и только я и сестра остались при старом». Аскетическая фраза, но сколько в ней горечи, боли и мужества!


«Чехов – это мужественное видение жизни. Это спокойный ум. Я училась у него не писать – этому не научишься. Я смотрела, что это за человек – Чехов» 



В нём сочетались острый глаз, способность не обольщаться – и деликатность, правильно?

– Деликатность была не врождённая, а благоприобретённая. Чеховы – из простого сословия. Сестра Антона Павловича Мария влюбилась в Ивана Бунина, но дворяне на «простых» не женились. Хотя отец Чехова, несмотря на своё происхождение, неплохо содержал семью, хозяином был. Но Антон Павлович всегда помнил, из какого он клубня, какого сословия. 

Он, как сам написал, по капле выдавливал из себя раба. У него был старший брат Александр, который сквернословил, разговаривал на достаточно скабрёзные темы, и младший как-то написал ему письмо, чтобы тот перестал вести такие разговоры.

Чехова, видно, задевало всё, что нарушало в человеке гармонию. Достаточно привести такие его слова: «Хорош Божий свет. Одно только не хорошо: мы... Вместо знаний – нахальство и самомнение паче меры, вместо труда – лень и свинство, справедливости нет… Работать надо… Главное – надо быть справедливым, а остальное всё приложится».

– Чехов себя контролировал, он воспитывал себя и, в конце концов, стал тем же, что и его лучшие герои, например, Астров или Гуров. Они благородны, они сдержанны, я полюбила их на всю жизнь. Для меня, например, высшая похвала артисту – чеховский герой. Станислав Любшин – чеховский герой, а Никита Михалков – нет. Михалков талантливый, но он, что называется, «царь горы», Карабас-Барабас, хозяин жизни. А Чехов совсем другой.

Антон Чехов
Л.С. Мизунова с А.П. Чеховым в Мелихове. 1890-е гг.

Но разве Чехову был чужд гедонизм? Ему было чем наслаждаться, даже несмотря на болезнь: слава, к Антону Павловичу тянулись люди, и материально он не нуждался.      

– Да, Чехов любил красиво одеться и вкусно поесть, а кто не любит? Вот я каждый год езжу в Италию, и, когда в последний раз отдыхала, со мной за столом сидел богатый татарин из Казани. Я спросила его, почему он ездит на этот итальянский курорт, и услышала в ответ: «Питание и респект». Комфорт всё-таки важен. А Чехов был интеллигентом в первом поколении, и, наверное, его комплекс разночинца выражался в том, чтобы наверстать упущенное в смысле материальных благ. А то, что хорошо одевался, так ведь он был красивым, и женщинам нравился, и они ему – Чехова можно назвать бабником, – а бабники следят за собой.

Советская интеллигенция, читавшая Чехова, возводила в культ безбытность…

– Это от бедности, «по одежке протягивай ножки». 

Получается, что люди, не имевшие возможности к достатку, придумали себе объяснение: наша бедность – от высокой духовности?

– Человек склонен оправдывать свои дурные поступки и неудачи. У моего мужа много недостатков, они исходят из недостатков моего характера, но разве я признаюсь себе в этом? Нет, я говорю себе: пусть у него есть такие-то недостатки, но зато он интеллигентный. 

У меня не получилась совместная жизнь с моим любовником, но я оправдывала ситуацию: он алкоголик, зачем он мне? Каждый хочет ощущать себя достойно. Кто не прав, тот не живёт. 

Моя соседка и подруга рассказала мне, как она по утрам делает зарядку и думает: Вика Токарева пишет хорошо, а зато я делаю зарядку. Каждому приятно думать, что он хорош и даже кого-то лучше.

Но Антон Павлович не стал «царём горы», хотя мог бы?

– Знаете, за что я больше всего люблю Чехова? За его героев. Мне особенно близок его дядя Ваня. Каждый из нас в душе дядя Ваня. Мы все где-то недобрали, где-то не состоялись, где-то пожертвовали собой, но в дяде Ване это особенно видно. Он человек с богатейшей душой, и его печаль такая глубокая, пронзительная, его так жаль! Соня говорит ему: «Мы отдохнём!» Отдохнём от несправедливости жизни. Чехов такие вещи тонко чувствовал.

Он всех жалел?

– Слово «жалеет» к нему не подходит. Сочувствует. Видит больше других и сочувствует. И любит своих героев. Когда заканчивается рассказ или пьеса, я их тоже люблю.

knipper.jpg
О.Л. Книппер-Чехова в роли Серебряковой. Спектакль "Дядя Ваня"

А почему он недостаточно обращал внимание на свою болезнь? «А себя он не лечил вовсе, – вспоминал его товарищ, литератор Игнатий Потапенко. – Странно, непостижимо относился он к своему здоровью. Жизнь любил он каждой каплей своей крови и страстно хотел жить, а о здоровье почти не заботился».

– Видимо, наша психика так устроена, что человек отметает от себя тяжёлые мысли. Чехов, думаю, ещё просто не хотел обременять собой других людей. Но он ещё и потому не брал в голову свою болезнь, что, если взять её в голову, писать не сможешь. Ни о чём другом думать не будешь.

Писатель в нём одержал верх над врачом? А первая профессия Чехова как-то оказала, на ваш взгляд, влияние на его произведения?

­­– Его рассказы в любом случае были бы гениальными. Что-то он сразу видел дальше и глубже, чем другие, а до остального доходил интуицией. Писатель – это прежде всего интуиция.

О врачебном ремесле Чехов писал: «Нехорошо быть врачом. И страшно, и скучно, и противно. (…) Сладкие звуки и поэзия, где вы?»

– В лечении людей много рутины. Каждый день приходить на приём, каждый день открываются двери в кабинет – и входят больные, в страхе за свою ничтожную жизнь, которая кажется им самой главной… В том, чтобы возиться с недужными, мало поэзии. Однако в человеке есть не только бессмертная душа, но и прямая кишка для стока отходов. И оказывается, что там, где противно, там и служение людям. Всё рядом.

И это Чехов тоже чувствовал: слабость и сила, жизнь и смерть нерасторжимы. Будучи больным, он всё равно много писал. Чехов, как известно, дружил с художником Исааком Левитаном, а тот тоже болел и рано умер. Оба знали, что обречены, и каждый из них работал, как вол, и один фактически создал русскую пейзажную живопись, а другой развернул нашу литературу в новое русло.

– Такая плодотворность в их случае – перекаливание лампы перед концом. Прежде чем погаснуть, лампа разгорается ярко-ярко. Когда Чехов жил в Мелихове, к нему туда постоянно приезжали люди, а в Ялте, куда он уехал, спасая свои лёгкие, его уже навещали реже – далеко ведь. И он, под покровительством верной сестры Маши, мог много работать. Основные вершины чеховского творчества – «В овраге»,  «Дама с собачкой» – пришлись на ялтинский период. Антон Павлович понимал, что умирает, и не тратил сил и времени впустую.

Что главное в поздних произведениях Чехова?

– Правда. В серьёзные, решительные моменты своей жизни человек не будет читать вранья: он захочет правды. У Чехова вообще нет вранья, так мало кто пишет.

Вы говорили, что тоже с некоторых пор перестали лгать и в жизни, и в своих рассказах.

– Да, и когда пишу, перестала выдумывать. Если внимательно смотреть вокруг, то интересно всё. Если смотреть глазом доброжелательным и пристальным, можно увидеть много такого, что обычный человек не заметит. Я долгие годы боялась исписаться, боялась, что у меня кончатся замыслы. А они не могут кончиться! Пониманию этого меня тоже научил Антон Павлович.

Конечно, я не могу писать так, как он: талантливый мужчина всегда пишет лучше талантливой женщины, потому что у него другая обработка замысла. Главное же, что Чехов – мой нравственный идеал. Наверняка я его идеализирую, но вижу таким – высоким, красивым, гениальным, сдержанным, грустным классиком. Он украшает мою жизнь.

Хотя ваша жизнь на чеховскую, к счастью, мало похожа?

– Иногда у меня случались странные переклички с написанным Чеховым. Помните его рассказ «Архиерей»? Там в конце сказано, что мать главного героя рассказывала – у неё был сын архиерей, и ей не верили. А моя мама хвасталась незнакомым людям, что у неё дочка известная писательница. И ей не верили, ещё и смеялись.

фото: Борис Бабанов/МИА "РОССИЯ СЕГОДНЯ"; РГАЛИ

Проницательный читатель

 

Автор: Александр Шабуров

«ВИШНЁВЫЙ САД» НА НОВЫЙ ЛАД

В этой рубрике предлагаем нашим читателям взглянуть на давно знакомую классику совсем по-другому

Сюжет пьесы Чехова «Вишнёвый сад» (если кто забыл) такой1903 год, семейка нелепых дворян – жеманная барыня Раневская, пара её дочек, Аня и Варя, и заговаривающийся братец Гаев – возвращается из Парижа, где прокуршевелили всё, что у них было. Их родовое имение теперь продают за долги.

Как известно, в 1861 году в России отменили крепостное право, но крестьян принудили к выкупным платежам в течение 49 лет (это такая насильственная ипотека за земельный надел, от которой отказаться было нельзя и за которую переплачивали втрое). Под конец выкуп сократили, потом отменили. И вот результат – крестьяне и некоторые помещики стали нищими. Про крестьян, впрочем, в пьесе никто не вспоминает…

Имение покупает холопий сын, а ныне купец Лопахин. Который видит единственный способ поиметь выгоду от покупки – это вырубить сад, поделить землю на участки и сдавать дачникам. Раньше Лопахин предлагал этот способ выбраться из долгов барыне, но та даже не поняла, о чём он, и по обыкновению пальцем не пошевелила.

До торгов прежние хозяева, их прислуга (Яша, Дуняша, Шарлотта Ивановна и Фирс), а также приживалы (Епиходов, Симеонов-Пищик и Петя Трофимов) живут в усадьбе и вспоминают, как хорошо всё было... Помещики и приживалы обслуживать сами себя не умеют. Зато умеют играть в карты и на бильярде и нести велеречивую чушь. В театре это принято сопровождать грустными мелодиями и разводить декаданс. 

Периодически непонятно, откуда раздаётся «звук лопнувшей струны». Его трактуют как слом эпох, а вырубку вишнёвого сада – как гибель дворянской жизни. Для усугубления сострадания сад начинают рубить прямо при хозяевах и выдёргивать из-под них стулья. Барыня причитает: «О мой милый…прекрасный сад! Моя жизнь, моя молодость, счастье моё, прощай!» Как им не посочувствовать… После этого баре уезжают, оставив старика-лакея Фирса помирать в заколоченном доме.

Это неудивительно. Владельцы современных усадеб не только о слугах не думают, но даже жён своих то и дело выкидывают на улицу, предварительно детей отобрав. Старый лакей тоже целиком из прошлой жизни, думает всё о хозяевах, которым забыл почистить штаны. Кряхтит: «Жизнь-то прошла, словно и не жил…» А потом нам будут говорить, что во всём виноваты большевики! 

В общем, это история о том, как по очередным маленьким человечкам оттоптались Большая История, политика и даже экономика. Или, как сказали бы полувеком позже, проехалось Красное Колесо. Тоска смертная! В принципе, я всем сопереживаю. Мои преподы были седыми ветеранами с орденскими планками. И я считал их людьми, не способными вписаться в актуальный контекст и понять модные тренды. А сейчас мне это аукнулось. Я и сам ощущаю себя ветераном СССР и тоже готов напрудить целую лужу слёз. Но не буду! Почему? А надо не нюни разводить, а быть ко всему готовым! Показать раскисшему зрителю, что жизнь не заканчивается, и перевести «Вишнёвый сад» на язык социалистического реализма.

Акт 1. Рождение капитализма

После отмены крепостного права (освобождения крестьянства) прежние хозяйствовавшие субъекты загнулись. Народившиеся капиталисты скупают их имущество за долги, а их самих выгоняют на свалку. Селяви! Но и новые хозяева жизни жируют недолго. По рецепту прежних господ они проматывают доходы за границей, доведя собственное население до двух революций сразу. Залп «Авроры». Ленин на броневике. Керенский бежит в женском салопе. Крестьяне Флегонт и Анфиноген собираются сжечь барскую усадьбу (сами догадайтесь почему). Раневская и Гаев учатся мыть тарелки в парижских кафе и больше никогда в нашем сюжете не появляются. Лопахин, а также многие «бывшие» и прочие лишенцы отправляются в эмиграцию.

Акт 2. «Военный коммунизм» и нэп

Большевики не дали крестьянам сжечь усадьбу с садом.  «Многоуважаемый шкап» отправлен в музей дворянского быта. В усадьбе теперь одновременно изба-читальня, приют для беспризорных детей и ЧК. Её новый хозяин – Совет рабочих и солдатских депутатов. Вокруг голод и холод, разруха и бандитизм, «белый» и «красный» террор, интервенция, «продразвёрстка», «новая экономическая политика», «раскулачивание» и «самоуплотнение». 

Петю Трофимова расстреляли колчаковцы. Отец Лопахина, деревенский ростовщик (в простонародье «кулак»), переселён на Урал. Ответработник Епиходов строчит доносы. Благодаря ему Симеонов-Пищик отправлен в ГУЛАГ. ЧК руководит Варя, которая, выходя из своего подвала, говорит: «Ничего, очистим землю от гадов, посадим новый сад и ещё сами успеем погулять в том саду!»  И тут наркомвнутдела Г. Ягоду заменяют на Н. Ежова, а того на Л. Берию. Половину осуждённых возвращают, а прежнее руководство ЧК (и Варю) отправляют на их место.

Акт 3. Индустриализация и коллективизация

В усадьбе санаторий для оздоровления трудящихся масс. Его новый хозяин – профсоюз, ВЦСПС. Вокруг лозунги, «пятилетки», «стахановское движение», пионерский лагерь, отделение ДОСААФ с тиром и парашютной вышкой, а также тракторный завод и ГЭС. Санаторием заведует бывший лакей Яша. Внутри «красный уголок», «ленинская комната», шашки-шахматы, киноустановка и танцы. 

Шахтёрам Климу и Мустафе не терпится поскорее вернуться на работу, чтобы снова перевыполнять план и получать почётные грамоты. А пока они проходят процедуры, тягают гантели, сажают тополя и ухлёстывают за медсёстрами. Патефон поёт: «Проверьте прицел, заряжайте ружьё…» И вдруг – война. Тракторный завод перепрофилируют в танковый. Тополя вырубают на дрова. Медсёстры провожают добровольцев на фронт, а сами работают в разместившемся в усадьбе госпитале.

Акт 4. Огосударствление экономики

В усадьбе Дом культуры. Его новый хозяин – колхоз в лице председателя правления Петра Семёновича и прочих колхозников: Домны Сергеевны, Вани, Маняши, Зульфии и др. Вокруг лёгкий заборчик из штакетника, флаги, портреты Сталина, рынки и потребкооперативы. Вчерашние фронтовики ударными темпами восстанавливают народное хозяйство, а пионеры-тимуровцы собирают металлолом... 

И вдруг – умирает Сталин. Н. Хрущёв разоблачает на XX съезде «культ личности», вводят налоги на плодовые деревья и домашнюю живность, яблони заменяют кукурузой, колхозы становятся совхозами. Пётр Семёнович спивается. Вместо «многоукладности экономики», коллективной собственности, «сдельщины» и «прогрессивки» теперь госсобственность и распределение. Доходит до голодных бунтов. Их участников расстреливают, кукурузу вырубают, Хрущёва отправляют на пенсию.

Акт 5. Реформа Косыгина-Либермана

В усадьбе подпольный цех. Его новые хозяева – цеховик Вахтанг и валютчик Майкл. Вокруг неприметный деревянный забор. За ним – «застой», «разрядка напряжённости», дефицит товаров народного потребления, талоны, «колбасные электрички», спекулянты жвачкой и пластами «Роллинг Стоунз». Внутри ткачихи Анжелика, Карина и Венера шьют кожаные плащи, ондатровые шапки и даже джинсы. За этим поверх забора попеременно следят люди Н. Щёлокова и Ю. Андропова. 

На соседней даче живёт эмэнэс Элем, который смотрит по телевизору экранизацию «Дворянского гнезда» и тоже чувствует себя дворянином. А тех, кто, как поют по кухонному радио, «создаёт все богатства на свете», считает «афонями» и «алкашами». И вдруг – умирает Л. Брежнев. Цех ликвидируют, при обыске у его организаторов находят валюту, и они отправляются на строительство БАМа.

Акт 6. Перестройка

В усадьбе госдача. Её новый хозяин — партаппаратчик Егор Кузьмич. Вокруг метровый забор и охрана из девятого управления КГБ. За ним — «демократизация», «новое мышление», «ускорение», «гласность», рок-фестивали, кришнаиты и интердевочки. Внутри – подозрительные переговоры чиновников, подъезжающих на чёрных «волгах». 

В лесу прячется спецназ «Альфа». Это потому, что на соседней даче живёт бывший опальный секретарь Московского ГК КПСС, а ныне президент РСФСР Б. Ельцин. Прослушка пишет: «Он вряд ли выживет!» Это охрана смотрит фильм В. Бортко «Собачье сердце», где очередной краснобай-интеллигент не хочет помогать голодным детям и считает, что разрухи в 1924 году не было… 

И вдруг – «Лебединое озеро». В Москве ГКЧП. А организовывали его на этой самой даче! «Путчистов» арестовывают, и они отправляются в «Матросскую Тишину».

Акт 7. Приватизация 1 и 2

В усадьбе частный дворец, к которому прирезали ещё 500 га. Её новый хозяин – «новый русский» Арсен. А после того, как его заколбасят в «лихие 90-е», – вице-премьер правительства Б. Ельцина и олигарх Козловский. Который тоже, так уж получилось, сидит. 

Вокруг двухметровый забор и частная армия. За ним – «шоковая терапия», «залоговые аукционы», деиндустриализация, скупка ваучеров, офшоры, «братки» и «челноки». Тракторный завод в руинах. Бывший колхоз по колено в навозе. ГЭС купили итальянцы. Внутри чоповцы смотрят новый фильм Н. Михалкова «Облачный удар» о том, как благородные офицеры в дореволюционной России бегали за дамочками и потому недовоспитали народ. В новостях – отставленный глава РЖДВ. Якунин призывает организовать «новое высшее сословие». 

За этим – сюжет про столетнюю дочь помещицы Раневской Аню, которую везут в кресле-каталке в Россию, чтобы она рассказала, как хорошо было при царе. Следующая новость – олигарха, владельца усадьбы, амнистировали и он сбежал в Лондон... Это всё, чтоб отвлечь от «второй волны приватизации». Новый владелец усадьбы, президент госкорпорации, обносит её трёхметровым забором. Поэтому зрителю больше ничего не видно! Занавес. Но не сомневайтесь – его детки опять всё профукают.

Как сделать, чтоб элиты не деградировали? Не заводить их.



Похожие публикации

  • Моя... Агата Кристи
    Моя... Агата Кристи
    Татьяна Устинова рассказывает о том, как чтение Агаты Кристи помогло ей понять, почему в кипарисовом полене заключено большое счастье
  • Мой.. Толстой
    Мой.. Толстой
    Кинорежиссёр Сергей Соловьёв – о своём восприятии Льва Толстого, которого считал одним из первых неформалов среди русских писателей, причём не только в искусстве, но и в жизни
  • Мой... Бунин
    Мой... Бунин
    Писатель Александр Кабаков объясняет, почему писателю полезно быть эмигрантом – в широком смысле слова