Радио "Стори FM"
Мой...Булгаков

Мой...Булгаков

Автор: Ирина Кравченко

Актёр и режиссёр Сергей Юрский рассказывает о том, что много лет не расстаётся с книгами Михаила Булгакова

yrskiy portret.jpg
Сергей Юрский

– Это была удивительная встреча в Праге 68-го, совершенно булгаковская, запомнившаяся мне на всю жизнь. Но прежде расскажу, как в моей жизни возникло это имя – Михаил Булгаков.

В 1946 году мы с родителями жили в грузинском местечке Сагурамо, в писательском Доме творчества. В смысле бытовых условий это было скромное на сегодняшний взгляд, даже жалкое место: всего несколько небольших комнат. Под громадным ореховым деревом около бежавшего с горы ручья стояли стол и три соломенных стула – вот и вся площадка для бесед взрослых и игр детей. 

Иногда мы, дети, начинали шуметь, нас просили вести себя потише, а когда разговаривали взрослые, ручей чаще всего заглушал их. Но порой до нас, совсем не стремившихся услышать, что там родители между собой говорили, долетали отдельные слова.    

Одним из них было «Булгаков». И ещё «Заболоцкий». Звучали они либо громче других слов, либо тише, и мои детские уши невольно напрягались. Фамилия «Булгаков» произносилась обычно тихим голосом. Собеседниками, сидевшими за столом под ореховым деревом, были мой отец, режиссёр Юрий Сергеевич Юрский, и его близкий друг Сергей Александрович Ермолинский. 

Незадолго до бесед у шумевшего ручья он, как я узнал позднее, был освобождён из лагеря, получил по освобождении запрет на проживание в большинстве крупных городов Союза и приехал в Грузию, где писал пьесу о Грибоедове. Сергей Александрович был другом Булгакова, присутствовал при последних его днях. Но как получилось, что ещё в 40-м году это имя – Булгаков – хорошо знали, а спустя всего несколько лет после ухода писателя из жизни его вообще публично не упоминали? 

Впрочем, многие советские поэты и прозаики резко «исчезли». Тот же Николай Заболоцкий был в лагере, потом в ссылке, а к описываемому времени только-только вернулся оттуда.

Итак, 46-й год и первое упоминание Михаила Булгакова не только в моей жизни, но и в жизни всего моего поколения. Позднее, в 60-е годы, во времена «оттепели», Ермолинский написал про него в журнале «Театр», хотя сделал это осторожно. 

Мой отец уже умер, Сергей Александрович жил в Москве, я в Ленинграде, но однажды вспыхнувшая искра общения переросла в крепкую дружескую связь. Причиной тому был Булгаков, всё большее место занимавший в моей жизни: ко мне одно за другим приходили его произведения. В первую очередь – «Жизнь господина де Мольера».

molier.jpg
Писатель Булгаков в роли Судьи в спектакле МХАТа "Записки Пиквикского клуба"

«Уж не пожар ли это в Старом Лувре? Нет, это тысячи свечей горят в люстрах Гвардейского зала, и в свете их оживают неподвижные кариатиды». Так вводит нас Булгаков в атмосферу спектакля Мольера перед королём. 

Некоторые говорят, что такого русского языка, как у Владимира Набокова, не знали до знакомства с его произведениями. В моём случае открытие несметных языковых богатств произошло, когда я стал читать Булгакова. 

Для меня Набоков так и остался слишком изысканным, филологическим писателем, который ставил слова так, чтобы мы всё время отдавали себе отчёт, как здорово они поставлены. У Булгакова же речь льётся сама, иногда как водопад, иногда как ручей, а то словно река, но это всегда свободно движущаяся вода. Приведённые мной строки – прощание с королевским комедиантом. Финал никак не мрачен, а торжественен. 

Горечь от неудачной, порушенной любви, от запрета на христианские похороны, от уничтожения всего материального, что осталось от человека, была у меня помножена на восторг от того, что такой человек был. Хотелось ещё и ещё раз проследить его жизнь, и я перечитывал книгу… не знаю даже сколько раз. 

Это ослепительное произведение – по лёгкости, изяществу, артистизму, ритму, то есть по постановке слов во фразе. Булгаков мог бы соревноваться с самим Мольером. Фигура французского драматурга и актёра всегда меня интересовала, но, восприняв её воплощённой в булгаковском романе, я был ослеплён и покорён. Поставленный мной на сцене знаменитого БДТ спектакль «Мольер», где я сыграл главную роль, – одно из важнейших событий моей жизни.

Об артистах писали многие, некоторые удачно, а вообще, если начинают рассказывать о жизни театра даже хорошие писатели, они фальшивят. Нет, ну нет, хоть тресни! Наверное, так написать о Мольере, как это сделал Булгаков, мог лишь друг Мольера. В книге та свобода общения с внутренней жизнью великого драматурга, которой способен достичь только гениальный, прозорливый писатель и доктор. Чехов – вот кто ещё умел писать об актёрах правдиво и точно, но он давал эту линию в качестве боковой в общем действии. Булгаковский «Мольер», весь пронизанный театром, стал для меня книгой на всю жизнь.  

Потом вышли «Записки юного врача». Позже один мой близкий друг очень доверительно дал мне напечатанные на машинке страницы романа со странным названием «Мастер и Маргарита». Когда я читал их, у меня создалось впечатление, что я вхожу в замок с несметными сокровищами. 

s elenoy.jpg
Третья и последняя жена - булгаковская Маргарита - Елена Шиловская

Думал ли я, что вскоре увижу прообраз Маргариты, воплощённый в реальную, очень привлекательную женщину – Елену Сергеевну Булгакову? 

Мы стали общаться. Булгакова не было на свете уже почти тридцать лет, все эти годы его имени почти не существовало в пространстве нашей жизни – и вот он возвращался, в виде книг и дружб. Я хотел познакомить Наташу Тенякову, игравшую в моей – первой в Союзе – постановке по произведениям Булгакова Маргариту, с Еленой Сергеевной, но не удавалось, всё-таки мы жили в разных городах. Сам же я с ней встречался, и одна из встреч произошла при обстоятельствах удивительных.  

В 68-м мы с Большим драматическим театром были на гастролях в Чехословакии. «Пражская весна», время невероятной вспышки талантов. Спустя несколько месяцев я снова был там, на маленьком фестивальчике. Когда он закончился, мы с моим другом собирались ещё несколько дней пожить в Праге. 20 августа, прогуливаясь по городу, неожиданно встретили Елену Сергеевну с сестрой: роман «Мастер и Маргарита» должен был выйти на чешском языке. 

Переводчицей его оказалась моя приятельница Алёна Моравкова, переводившая и мои книги, писавшая о нашем театре – о БДТ. На следующий день, 21-го, вечером, мы все сидели у Алёны. А в Прагу по тем же улицам входили советские танки…

Огромный отель, где жили мы с моим другом, опустел: все иностранцы уехали, мы остались там одни. Нашли Елену Сергеевну, надо было помочь ей и её сестре вынести чемоданы и доехать до вокзала. Но поезда в Союз не шли. Несколько дней мы ходили по городу, в котором не работал общественный транспорт и передвигалась военная техника. 

«Писатель всегда будет в оппозиции к политике, пока сама политика будет в оппозиции к культуре» 

Михаил Булгаков


Разговаривали и всё время возвращались к Булгакову, к выведенным в его романах сдвинутым временам, и описанное им перекликалось с тем, что переживали в те дни мы. Наконец сели в поезд и двинулись в сторону Москвы, но не доехали до неё: остановились, паровоз был отцеплен. Потом всё-таки нас повезли дальше, мы не знали куда, но добрались до Варшавы. И дальше, дальше, в сторону нашей границы… 

Во всей той фантасмагории мы постоянно вспоминали написанное Булгаковым и, несмотря на ужас происходившего вокруг, подсмеивались над нашей собственной ситуацией. Я знаю писателей, у которых абсурд превышает допустимые пределы, но у Булгакова – такая гармония искренних, глубоких переживаний с насмешливостью! Поэтому он – родной и понятный. Ещё в Праге те чешские кроны, что оставались у нас и не могли быть нами потрачены, потому что магазины закрылись, мы пытались отдать чехам, но они отказывались прикасаться к «нашим» деньгам. И тогда я купил в дьюти-фри бутылку «Чинзано». 

Оно считалось у нас напитком мечты. Когда мы стояли на пражском вокзале в ожидании поезда, мой друг, засуетившись, толкнул ногой чемодан, тот задел сумку с «Чинзано», она упала – и бутылка разбилась. Со мной случилось что-то вроде истерики: единственное, что везли из Праги, и то вдребезги! 

Елена Сергеевна сказала мне: «Успокойтесь, дома что-нибудь придумаем». В Москве – я приехал туда из Ленинграда – мы созвонились, и она позвала меня в гости. Когда я пришёл, протянула мне валютные чеки: «Возьмите, это вам от Михаила Афанасьевича. Купите себе в «Берёзке» вина и хороших сигарет». Я купил «Чинзано» и сигарет и воспринимал это как подарок от Булгакова.  

Мне всё хотелось познакомить с Еленой Сергеевной мою Наташу. Наконец в один из наших с ней приездов в Москву я говорю ей: «Пойдём, без звонка». Отправились в знакомый мне угловой дом у Никитских Ворот, стали подниматься в квартиру. На лестнице обнаружилось много странных, не понравившихся мне вещей, какие-то ходили люди несимпатичные, но я старался не обращать внимания. Подошли к двери, я позвонил. Открыл нам сын Елены Сергеевны, я спросил, дома ли она. Он ответил: «Она дома. Она умерла». Такое было «знакомство», точнее, прощание – и незабываемость.

Всё это навсегда привязало меня к Булгакову.

…Ну ладно, одно дело – воспоминания и другое – живые книжки, которые он написал. Его фразы, ритм его прозы, умение сразу втянуть читателя в повествование. Вот пример:

«Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс. Но дни и в мирные, и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь».

В трёх начальных предложениях, не понемногу разгоняющихся, а прямо влетающих в происходящее, уже представлены место и время действия, герои и дано общее настроение всего этого месива, называющегося романом «Белая гвардия».

Так и любое начало главы из «Мастера и Маргариты» – воронка с мощным втягивающим эффектом, мгновенно переключающая читательское внимание даже с предыдущей главы. То же и в «Театральном романе»:

«Гроза омыла Москву 29 апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось. В сером новом моём костюме и довольно приличном пальто я шёл по одной из центральных улиц столицы, направляясь к месту, в котором никогда ещё не был. Причиной моего движения было лежащее у меня в кармане внезапно полученное письмо».

Несколько строчек сразу, без всяких предисловий, подходов, оправданий втягивают тебя – и ты уже движешься вместе с героями Булгакова. 

Это волшебство. 

И его юмор тоже. Юмор – божественная вещь. Мера булгаковского юмора для меня целебна и учебна, она безошибочно, изумительно точно выверена. Юмор наполняет романы Булгакова на всём их протяжении. Булгаков всегда насмешлив, в первую очередь по отношению к самому себе, потому что он мог представить себя в описываемой им ситуации. 

В «Театральном романе» в Максудове показывает, по сути, свой характер и в то же время отделяет персонаж от себя и позволяет себе подшучивать над ним, собственные страхи, собственные нелепые поступки рассматривая не с отчаянием, но насмешливо.

И, может, благодаря юмору Булгакова в его книгах присутствует великолепная отстранённость от происходящего, то есть правда. Кстати, здесь на него повлияла его первая профессия – врачебная. Как врач он знал больше других, а как писатель – имел право не хранить тайну, мог воспользоваться ею художественно. 

saolet.jpg
Полет на аэроплане с оперным режиссером Леонидом Баратовым
И всё то страшное, что происходило в Москве 30-х годов, Булгаков воспринимал таким, каким оно было. Но и насмешливо. Отсюда его взгляд на любые события чуть-чуть сверху. Вот Маргарита мстит за Мастера, но автор находится немного отдельно: он не вместе с ней летает, не вместе с ней крушит мебель. Может быть, именно поэтому в кино, где метафоры надо перевести в зрительный ряд, нарушается булгаковская интонация. Одно дело, когда всё выражается словами и возникает в воображении читателя или слушателя, другое – когда выстраивается декорация и начинают ломать мебель. Одно – сказать изумительным текстом Булгакова, который – почти стихи, только без рифмы, и другое – показать это. Во втором случае уходит тот воздух, которым пронизана булгаковская проза. 

У Булгакова соединяются вымысел, феерия – и реальность. Он постоянно ставит серьёзные вопросы. 

Например, в «Мастере и Маргарите» ведёт подспудный разговор о том, почему люди в ситуации нравственного выбора нередко отказываются от добра. 

Но даже нелестные для читателя вещи Булгаков пишет с чувством достоинства, с любовью и способностью смеяться, в том числе и над собой. Поэтому книги его улучшают настроение и, надеюсь, всего человека.


Похожие публикации

  • Моя... Агата Кристи
    Моя... Агата Кристи
    Татьяна Устинова рассказывает о том, как чтение Агаты Кристи помогло ей понять, почему в кипарисовом полене заключено большое счастье
  • Мой... Шекспир
    Мой... Шекспир
    Писатель Михаил Веллер рассказывает о том, какую роль в жизни каждого человека может сыграть монолог Гамлета «Быть иль не быть?»
  • Мой... Довлатов
    Мой... Довлатов
    Татьяна Друбич рассказывает о том, как благодаря прозе Сергея Довлатова поняла, чем прекрасны «никчёмные» люди