В 63-м году меня пригласили в Нью-Йорк – целый месяц у меня была возможность окунуться в американский образ жизни. Конечно, все дни проводила в музеях. Как-то мне посоветовали: сходите в галерею «Фрик», не пожалеете. Пошла. Одноэтажное здание, внутри фонтанчик. В залах только шедевры – галерею основал сверхбогатый человек. Великие мастера: Джованни Беллини, Гойя, Рембрандт, Тициан, всё первый класс. И вот я брожу среди этих потрясающих вещей и вдруг смотрю, батюшки, картина Вермеера «Офицер и смеющаяся девушка»! Приглядываюсь. И неожиданно ловлю себя на том, что у меня ручьём текут слёзы на мой костюмчик вниз… Такое потрясение от этого полотна. Почему, с чего вдруг? Не сразу отдаю себе отчёт, потому что я же только что смотрела другие совершенно дивные вещи– того же Гойю, Рембрандта. Да и сюжет картины примитивный. Стол, как всегда у Вермеера стоящий косяком. На переднем плане спиной к зрителю в кресле сидит молодой человек в широкополой шляпе. Лица его не видно. Напротив него – девушка. Они в каком-то диалоге, потому что она застенчиво улыбается, он чуть нагнулся и у него в руках бокальчик, видимо с вином. А слева, как часто у Вермеера, большое окно, через которое льётся свет, и он освещает девушку, шляпу мужчины, стол. Ну и что? Бытовая сценка. А ощущение катарсиса, будто в этот момент со мной происходит что-то необыкновенное! Причём дело не в красоте живописи. Это само по себе не вызовет эмоционального всплеска. В чём же дело?.. Комната, точнее бордель. Молодой человек пришёл за своим кусочком счастья, пусть только на этот вечер, на эту ночь. Девушка рада, что у неё есть клиент и что пришёл молодой, не старый человек, это видно по улыбке. Они только встретились, началась беседа. И вот тут вступает вермееровский свет. И этот свет всё преображает. Маленький, скромный кусочек ожидаемого и уже вот-вот переживаемого счастья, снизошедший на очень простых и не очень счастливых людей, – это открытие меня так поразило…
Примерно такое же состояние я пережила во время войны, когда пришла на концерт в Зал Чайковского, – пианист Софроницкий играл Шопена. Конечно, не топили, все сидели в валенках, на мне был тулупчик, платок и перчатки. Безумный был холод. Софроницкий вышел во фраке, но мы видели, что он утеплён, и в перчатках, в которых были отрезаны пальцы, чтобы он мог играть. До этого я много слушала Шопена. Моя мама училась в консерватории, она часто играла Шопена дома. Я привыкла к этим звукам! Но в зале вдруг всё стало звучать по-другому в каком-то смысловом плане, причём очень высоком. И я пережила невероятное возбуждение! А что я открыла? Возможность понимать Шопена и знать, что эта возможность есть во мне. Значит, в этот момент оказаться наравне с Шопеном. Вот секрет великих произведений, будь то живопись или музыка: когда вы узнаёте, что так же высоко и глубоко понимаете то, о чём говорит вам её гениальный автор. Вот настоящее искусство, которое обладает силой поднимать нас на уровень чуть выше, чем быт, обладает силой укреплять – потому что даёт возможность поверить в себя…
Подготовлено по материалам программы "Линия жизни". Программу "Линия жизни" смотрите по пятницам в вечернем эфире телеканала "Россия-Культура"
фото: Вадим Шульц
