«Похитители велосипедов»: Отчаянная надежда

Автор: Диляра Тасбулатова

«Похитителям велосипедов», знаменитому фильму Витторио Де Сика, стоявшему у истоков неореализма, исполнилось 75 лет: дата, в общем пугающая, кино стареет быстрее литературы, любого вида искусства.   

Удивительно,  однако,  что «Похитители»  нисколько не устарели, даже наоборот, обрели со временем:   какая поэзия, думаешь, пересматривая  фильм в десятый,  наверно, раз, - какое чудо, как это вообще было возможно…

Сюжет, конечно, широко известен: бедняк Антонио Риччи (не знаю, специально или нет  автор дал  главному герою имя, которое переводится как «богатый»), стоило ему обрести, наконец, работу расклейщика афиш, вновь падает на дно жизни,  потому что у него украли велосипед. А без «велика» расклейщиком работать нельзя – нужно передвигаться по Риму с лестницей и, главное, делать это быстро, афиш много.

Несчастный Антонио успевает наклеить ровно одну – с кинозвездой Ритой Хейворт, соблазнительно глядящей на прохожих, зазывно улыбаясь, - как у него тут же подрежут велосипед.  Дальнейшее развитие событий посвящено поискам вора и - как принято в пьесах классицизма, - укладывается  в сутки. Вора Антонио таки поймает, но тот, естественно, ни в чем  не сознаётся, полицейский тоже бессилен, ибо нет улик и свидетелей; ну а велосипед, видимо, давно разобран на детали и продан по частям. То есть семье Риччи, его жене и двум детишкам, один из которых  еще в люльке, грозит весь будущий год жить впроголодь. А там как повезет – если вообще повезет.

…Как рассказывал сам Де Сика, в его распоряжении было сценариев сорок, не меньше, один другого лучше, увлекательнее и драматичнее – и все как один написаны мастерски, со знанием дела. Тем не менее он остановился именно на этой, с виду незатейливой истории банальной кражи, на «мелочи», - то есть на сюжете намеренно «сниженном», лишенном патетики, без какой-либо мало-мальской лав стори (если не считать любви отца и сына, который постоянно всюду сопровождает беднягу папашу) и прочих прибамбасов так называемого зрительского кино.

Может, неосведомленному человеку это покажется  странным (для историка кино или относительно образованного интеллигента это, конечно, общее место), но Де Сика, честь ему и хвала, остановившись именно на этом, и никаком другом, сюжете, сделал, как выяснилось, прицельно точный выбор. Ибо фильм настолько знаменит, уже долгие годы, более полувека, возглавляя рейтинги киношедевров, что с ним мало кто может тягаться. Разве что Бергман на пару с Феллини, да и то: «Похитители» почему-то стоят отдельно, наособицу, в качестве непререкаемого шедевра и памятника всесилию движущегося изображения.

Незначительное, с точки зрения мировой истории, полной катастроф и трагедий, событие, у Де Сики не то что бы приобретает глобальный размах, - зато, как выражались раньше, трогает до глубины души. Собственно, в своем роде и размах тоже, - ибо это очень человеческая драма, пусть и не такая эффектная, как, скажем, военный эпос. Когда  честный человек,  отчаявшись  найти свою  потерю и зная, что за этим последует, решается на невозможное  – теперь уже самому украсть  велосипед. Тоже ведь катастрофа, как и полное равнодушие окружающих – соц. служб, строго обращающихся с бедняками, лицемерной церкви, законников и пр. Государства, наконец, ввергнувшего Италию сначала в фашизм, а после войны в чудовищный экономический кризис, где бедному человеку буквально нет места, а воровство чуть ли не поощряется. Вместо того чтобы допросить вора, полицейский уклоняется, еще и угрожая жертве статьей за клевету.

…Когда-то Феллини, выросший в той же культуре, что и Де Сика (а все они вместе прошли через период так называемого неореализма, эпоса бытования простого человека) на вопрос, что его волнует более всего, ответил, что, мол, проблемы простых людей. (Часами выслушивая исповеди гастарбайтеров, я, может, тоже понимаю эти проблемы лучше других, близко общаясь с теми, кто спит вповалку впятером, работая по 14 часов в сутки, иногда без выходных). Эти трогательные подсчеты Антонио, которые он наивно излагает своему малолетнему сынку, решившись потратить последние лиры на моцареллу и вино в трактире: мы бы получали столько-то, плюс дотации, бонусы (полагающиеся только занятым на работе) и пр. Как бы было хорошо, говорит он: а ведь речь всего-то о выживании. О куске хлеба в буквальном, а не переносном смысле…

Непонятно, впрочем, почему в этой с виду «банальной» истории столько поэзии, человечности – как говорил Чехов, «непрописной нравственности», - настолько, что  сердце буквально замирает. Великий Рим с его задворками, послевоенной нищетой на фоне поражающей красоты архитектуры, с внезапным ливнем, омывающим вечную суету Вечного города, в очередной раз попавшего в тиски большой Истории, с героем, которому податься некуда, с пацаном, стойко переносящим несчастья, полуголодным и верящим отцу на слово, как опоре и спасителю.

Это драматичное роуд-муви в пределах Вечного города потому уже почти столетие не дает покоя зрителю, напряженно следящему за поисками ординарного велосипеда, как будто за Граалем охотятся, - что, видимо, в нем сокрыто нечто такое, что романтики называют «тайной».

Прежде всего тайной изображения, нарочито документального, подсмотренного, почти не срежиссированного, а будто выхваченного из магмы самой жизни. Это, в общем, и был принцип неореализма – в пику салонному, снятому в  павильонах кино, вразрез с фальшью и постановочной роскошью фильмов «о богатых». Мало того – снимались здесь не актеры, а типажи: увидев картину в первый раз, я по советской привычке не поверила, что простые рабочие могут выглядеть так аристократично, как Антонио Риччи, главный герой. И что бы вы думали: в этой роли действительно снимался простой токарь по фамилии Маджорани (у нас, правда, таких токарей не делают, вы уж извините), который должен был после съемок вернуться на свой завод. Де Сика с него даже слово взял – правда, пока Маджорани  снимался, на заводе произошло  сокращение и обратно он уже не вернулся, став актером эпизода и снявшись еще в пятнадцати фильмах. Великий кинодраматург Чезаре Дзаваттини, работавший с классиками итальянского кино, даже написал сценарий о судьбе Маджорани. Действительно, интересная судьба.

…Пойманный, как банальный воришка, униженный и раздавленный, Риччи больше всего боится пасть в глазах своего сына Бруно: кто-то написал, что для ребенка отец ассоциируется с Богом-отцом. А низвержение Бога, как известно, чревато: но Бруно, не по годам умный, протягивает отцу руку, то есть прощает его и понимает – что жертвовал он ради него и матери, ради брата, семьи, чтобы накормить их.

Риччи, правда, простят, ему хотя бы срок не светит, а заодно  - судимость и потеря доброго имени. Но и только-то. Работы нет, как нет – жена Мария уже продала простыни, чтобы выкупить из ломбарда тот самый злосчастный велосипед, который тут уже и украли: то есть им и спать-то придется на голом матрасе.

Но, как и в финале «Ночей Кабирии», освещенным  той самой, знаменитой, улыбкой Джульетты Мазины, маленькой римской проститутки, ограбленной и едва не убитой, - улыбкой, которая вошла в историю кино, как пример необъятности человеческой души, - так и здесь, надежда умирает последней.       

фото: kinopoisk.ru