Автор: Дмитрий Коваленин
Откуда берутся хорошие истории? Понятно, что из реальной жизни. Интереснейшие истории постоянно происходят с нами и вокруг нас, но как разглядеть эту рыбу в бурной воде событий, как её поймать, повкуснее приготовить и подать всем на стол – зависит от нас самих. Вот, например, как с этим справляется один из самых популярных писателей современной Японии.
Жарким токийским летом 2003-го я писал книгу о Харуки Мураками («Суси-Нуар», 2004), как вдруг мне позвонили из его же конторы. Секретарь писателя Дзюн Ким приглашала меня к нему... «для деловой беседы». Конечно, я тут же вскочил и помчался в Аояму, туда, где офис Мураками выходит окнами на маленькое буддийское кладбище, под которым и расположено подземное логово страшных зубастых жаббервогов, как мы уже знаем по роману «Страна чудес без тормозов и Конец света».
«И зачем я ему? – гадал я в вагоне подземки. – Что ещё за «деловая беседа»?» В последний раз мы виделись год назад. Я брал у него интервью, которое заканчивалось на таинственной ноте.
– Мураками-сан, – спросил я его тогда, – вы уже полмира объездили. Что же никак в России не побываете?
– Хм, – задумался он, – да я и хотел бы, но... Россия такая огромная! Куда там, по-вашему, съездить было бы интереснее всего?
Времени на размышления не оставалось. Что мог я, уроженец Сахалина, ответить за три минуты, отмеренные судьбой?
– М-да... – протянул наконец сэнсэй. – Похоже, Сахалин – это и правда интересно. А если я туда соберусь, скажем, в следующем году, вы составите мне компанию?
–А как же! – только и выдохнул я.
И вот прошёл год. И меня пригласили к нему в офис. Зачем? Ведь я всего лишь его русский переводчик. «Only the piano player»...
В конторе сэнсэя меня тут же представили всем трём членам «Клуба токийской сушёной каракатицы» («Токио сурумэ курабу»).
Команда, а именно:
• Харуки Мураками – писатель-космополит японского происхождения. Любит джаз и кошек. Не хочет ничему принадлежать.
• Юми Ёсимото – свободная журналистка миниатюрных размеров. Любит всех животных планеты Земля. По пятницам мешает коктейли в популярном ночном баре на Роппонги.
• Кёити Цудзуки – профессиональный фотожурналист «в поисках странного». Любит джаз, морских животных и вкусно поесть. Любимая тема – экстрим во всех видах человеческой деятельности. Именно с него списан портрет безымянного партнёра-фотографа в «Дэнсе».
Боевые заслуги команды:
По заказам глянцевых японских журналов объездили самые разные уголки мира, в том числе Индию, Китай, Монголию, Грецию, Англию, Францию, Ирландию, Исландию и Гавайи, а также малоизвестные японцам уголки Страны восходящего солнца в поисках нового взгляда на то, как, куда и зачем стоит путешествовать.
Мне же как аборигену и генератору идеи была уготовлена роль... сахалинского Дерсу Узалы.
Изрядно огорошенный, я спрашиваю, что именно они хотели бы увидеть. Мураками задумчиво хмыкает и смотрит на Юми-сан, та– на Цудзуки. Неунывающий толстяк беззаботно пожимает плечами:
– А мы же не знаем, что там есть. Вот поедем и поглядим!
Три японца взирают на меня. Провокация, понимаю я. Но отступать некуда: назвался груздем... Сажусь за стол мэтра и, продираясь через буераки его «макинтоша», раскапываю в Сети телефоны консульства Японии на Сахалине.
...И вот мы вылетаем в Хакодате, один из двух городов Японии, откуда можно прибыть по воздуху на Сахалин.
Сахалин, путина, рыбаки, лосось
В Хакодате заселяемся в гостиницу. Завтра утром в Россию. Вечером в отеле заняться нечем. Выходим шататься по субботним улочкам Хакодате убить время и поесть «чего-нибудь местного».
Наконец ресторанчик находится. Прокопчённые деревянные стены, запах свежепойманной рыбы и старички-хозяева с натруженными руками, говорящими о жизни этих людей больше, чем выцветшие глаза. Мы располагаемся, подогнув ноги, на татами вокруг низенького стола. Заказываем «для начала» разливного «асахи» на каждого и огромное блюдо сасими на всех. Приносят пиво, и мы поднимаем запотевшие кружки за успех предстоящего путешествия.
– А что, Мураками-сан, – наконец задаю я давно наболевший вопрос, – как получается, что многие куски ваших текстов на английском утеряны?
– Что, правда?
– Ну конечно! Например, в английском «Дэнсе» нет сцены, где герой поит 13-летнюю Юки «пинья коладой». В «Стране чудес» герой не целуется с 17-летней толстушкой в Подземелье...
– Серьёзно? Хм... Но ведь тогда их отношения до конца не понять!
– В том-то и дело. Я уж про «Хроники» не говорю, там вообще от третьего тома меньше половины оставлено. Кто решает, что оставлять, что выкидывать? Переводчик, редактор или всё-таки вы сами?
– Ну, всё вычитывать по страницам у меня просто времени нет. Да и не моя это работа... Хотя насчёт «Хроник» я в курсе. Но тут важно понять одну вещь. Средний японец каждый день проводит по 2–3 часа в электричке на работу и обратно. И именно это время тратит на чтение. В одной руке поручень, чтоб не упасть, в другой – книга. При этом то задремлет, особенно в конце дня, то проснётся и дальше читает. Если книга тяжёлая, из руки вывалится, ищи её потом у всех под ногами. А то и на чью-нибудь голову упадёт... Поэтому самые покупаемые книги в Японии – лёгкие покетбуки размером с ладонь. Любой роман разбивают на такие покетбуки – два, а то и три томика малого формата. Не важно, насколько длинная книга в целом, главное – чтобы в одной руке держать удобно было... В Америке ситуация совсем другая! У них же все на машинах ездят, а книги читают дома, как правило перед сном. И вся массовая литература выпускается в однотомниках. А у однотомников есть свой психологический предел: книгу толще четырёхсот страниц уже мало кто покупает. Вот и приходится втискиваться в эти пределы. Ну, а я что могу сделать? Раз они говорят, что им так лучше...
– А что? – смущённо и как-то по-детски улыбается он. –По-моему, забавная штука...
Зато «Андрей Рублёв», подаренный мною на DVD ещё год назад, произвёл на него впечатление.
– Очень здорово! Цудзуки-кун, ты не смотрел? Старый фильм Тарковского про мужика, который иконы писал. Посмотри обязательно, тебе понравится. Все эти долгие сцены без единой склейки... С ума сойти!
Возвращаемся на такси. Таксисты на Хоккайдо – отдельная песня. Благодаря нашему старенькому водителю мы узнаём, что последним японским писателем, посетившим Сахалин, был Исикава Такубоку. В начале ХХ века! Никто не знает навскидку, правда это или нет, но кругозор таксиста впечатляет. Попадись мне такой в Москве, точно бы дал на чай. Увы! Как мы знаем из романов Мураками, чаевых в Японии не берут.
В фойе гостиницы Юми-сан желает всем хороших снов.
– А я очень редко вижу сны, – вдруг признаётся Мураками. – Последний раз смотрел, наверное, месяца два назад...
Приехали, думаю я. Вот вам и привет Карлу Густаву Юнгу.
На следующее утро мы садимся в маленький пропеллерный самолёт, взлетаем и всего через пару часов приземляемся посреди огромной долины в окружении зелёных холмов и скалистых гор. Пейзаж в духе гравюр Хокусая. В «японский» период истории Сахалина (1905 – 1945) этот уютный клочок земли назывался Тоёхара («Плодородная долина»), как и столица острова, ныне Южно-Сахалинск.
– Вы уверены, что мы больше не в Японии? – шутит Мураками.
И тут нас находит встречающая турфирма. Я смотрю на этих людей, и мне сразу становится спокойнее.
За все 60-е, 70-е и немножко 80-е, прожитые мною на острове, я привык к мысли: если за дело берутся сахалинские корейцы, дело получается. Именно сахалинские корейцы кормили нас свежими овощами со своих огородов и прочими разносолами. Пока Москва плевала на обеспечение острова самой банальной едой, мои сограждане кормились с корейского рынка. В этих, казалось бы, «людях без корней» всегда ощущалась какая-то внесистемная надёжность. Многие хотели вернуться в Корею. Их не пускали то туда, то отсюда. А когда стали пускать, было поздно: жизнь слишком коротка, чтобы скакать по заграницам на старости лет...
Вот почему, я считаю, особенно здорово, что с русским Сахалином Мураками знакомили именно местные корейцы. Пожалуй, весомее и убедительнее для японцев о его истории не рассказал бы никто.
– А вашим гидом всю дорогу будет Им-сан! – представляют нам крепкого корейского старикана, который вдруг отвешивает классический восточный поклон и приветствует нас на вышколенно-вежливом, чуть ли не довоенном японском. И я понимаю, что перед нами ходячая история Сахалина. На вид старикану лет под 60. А на поверку – вообще 72. Как выясняется уже в автобусе по дороге в гостиницу, Им-сан родился в 1931 году, когда Южный Сахалин был префектурой Карафуто. Учился в школе с японскими детьми, а после 45-го года жил уже с русскими. Его семье, как и десяткам тысяч пригнанных сюда на работу корейцам, ни японцы, ни русские вернуться на родину шанса не дали.
– Но теперь, я слышал, уже вроде как можно? – говорит Мураками. Не собираетесь?
– Да теперь-то что толку! – качает седой головой дед, глядя куда-то сквозь сопки на горизонте.
– «Можно» сказали при Горбачёве. Ещё мой отец был жив. Он-то и собирался. Хотел сам уехать да родню перетащить. Долго всех нас уговаривал. А я сказал ему тогда: «Куда ж я поеду? Разве там есть будущее? Я здесь родился, прожил всю жизнь. Здесь и помру»...
Гостиница нам достаётся на удивление приличная («аригато» американским инвесторам-нефтелюбам!), прямо на краю огромного парка имени Гагарина. График сегодня свободный, до ужина ещё пара часов. Решаем прошвырнуться по парку. Во время променада выясняется множество мелких пристрастий наших гостей. Так, все встречающиеся на нашем пути кошки, домашние и бродячие, тщательно изучаются и фотографируются.
Кошки?
– Почему кошки? – не выдерживаю я после третьей отснятой животины.
– А мы с Харуки старые кошкоманы, – поясняет Ёсимото. – И считаем, что будущее той или иной страны во многом зависит от того, как люди обращаются, например, со своими кошками...
«О как!» – впадаю я в ступор.
За ужином Цудзуки-сан, заедая водку пельменем, рассказывает, как ходил в Токио на тайский массаж.
– Отличная штука. Только жаль, цены бешеные: полный курс на Роппонги пятьдесят тысяч иен! Дешевле до Таиланда доехать...
– Цудзуки-кун, – вздыхает марафонец Мураками. – Когда ты уже поймёшь, что за деньги похудеть невозможно? На свете существуют только два способа похудеть: меньше есть и больше двигаться. Других путей не бывает! Побежишь со мной завтра утром вокруг гостиницы?
Юми-сан вставляет свои пять иен:
– Харуки-сан! Так тебе вообще никогда массажа не делали? Даже простого «сиацу»?
– Да зачем мне...
– Но это ведь не только для похудения. Это знаешь как приятно! Особенно после работы, когда плечи затекают. А сделали тебе массаж, и ты потом три дня как новенький!
– Ну, не знаю. У меня плечи не затекают. И вообще, не люблю, когда меня руками трогают.
– Это ты так говоришь, потому что не пробовал никогда, – убеждённо заявляет Цудзуки. – А ты попробуй!
– Да ну. Я лучше в бассейн схожу. – Мураками хитро смотрит на меня. – Вот, Дмитрий, видишь, какие странные у них разговоры. А всё потому, что они оба закоренелые холостяки!
– Понимаю, – киваю я. – Очень знакомо...
– Что поделать! – вздыхает Цудзуки. – Видно, такой уж у нас характер ужасный.
– А может, просто идеалы слишком завышенные? – предполагаю я.
– Это точно! – грустно кивает Юми-сан. – Идеалы, я считаю, нужно устанавливать как можно ниже.Тогда всё будет в порядке. Вот, знаете, как порог у входа в дом? Чем ниже порог, тем больше народу зайдёт...
– Как считал один знаменитый писатель, – улыбаюсь я, ни на кого не глядя, – «в моём доме две двери. Одна – вход, другая – выход. Люди входят ко мне через вход и уходят через выход»... Если так считать, какой же порог, по-вашему, нужно строить на выходе?
– Как можно выше, – говорит Ёсимото.
– А ну его, этот выход! Может, его вообще замуровать? – бубнит Цудзуки, налегая на крабовый салат.
– Боюсь, тогда получится очень странный дом... – хмыкаю я и, наконец, гляжу на Мураками. Тот, безучастно улыбаясь, молча приканчивает жареную горбушу.
– ...Значит, «гиляки» – по-русски «нивхи»? – уточняет Мураками, вспоминая Чехова в краеведческом музее.
– Наоборот, – поправляет Им-сан. – «Гиляки» – это их русское название. Сами нивхи не любят, когда их так называют, это слово пренебрежительное.
– А орочи?
– Ороки, орочи, орочоны – это всё тунгусские племена. Жили на Сахалине, но в основном – на Амуре, и в Китае их было немного. Да и тех уже тысячи две осталось. Очень похожи на североамериканских индейцев.
– Как и айны...
– Да. Но айны, наоборот, на материк не стремились особо. Вот они-то коренные островитяне! Эти и в Японии, и на Сахалине, и на Курилах ещё до нашей эры обитали. Монголы их били, китайцы били, японцы били. Только русские уже под конец не трогали. Здесь-то их больше нет, с местными жителями перемешались ещё в начале ХХ века. Только на Хоккайдо ещё и остались в резервациях.
– Так вот кому нужно Северные территории возвращать! – осеняет писателя. – Учредить на Курилах Айнскую республику, и дело с концом...
Классная мысль, думаю я. Осталось донести её до Путина с Коидзуми. И пусть никто не уйдёт обиженным.
...Всего на Сахалине мы проводим пять дней. Из Южного едем на север, до порта Холмск – это последний форпост Императорской армии на Сахалине, где разразилась самая жестокая битва между русскими и японцами перед самым концом войны.
Затем перебираемся в Невельск, садимся на катер и отправляемся к морским львам, жизнерадостным увальням, в которых Мураками влюбляется сразу и на всю жизнь.
Последний день посвящается рыбной ловле. Мы сидим на берегу Японского моря с «неяпонской» его стороны и пытаемся поймать рыбу. И хотя удочка Мураками в итоге так и остаётся пустой, он с гордостью объявляет, что какая-то рыбина всё-таки сорвалась с его крючка и спаслась.
– Это здорово, что я отпустил её, – вспоминает он перед тем, как покинуть остров. – Где-то она теперь плавает, моя сахалинская рыба…
Шесть лет спустя Мураками выпускает свой опус магнум – трёхтомник «1Q84». А я сажусь за его перевод. И чем глубже погружаюсь в хитросплетения романа, тем ярче всплывают в моей памяти подробности нашего «сахалинского квеста».
Судите сами, как истории могут вырастать из историй.
2) Главная героиня (Аомамэ) по профессии фитнес-инструктор с особыми навыками «крутого» массажа. Настолько особыми, что она даже использует их для убийства своих врагов...
3) Ещё один герой – бодигард Тамару, сын корейца, которого угнали на тяжёлые работы на Сахалин, но которому удалось передать ребёнка обратно в Японию при бегстве японцев с острова...
4) Из кошек, которых Мураками так усердно изучал и фотографировал на Сахалине и в Японии (да и, уверен, по всему миру), родилась целая сказка про Кошачий город, написанная якобы «каким-то немецким автором», который, я уверен, никогда не существовал…
Копаясь во всём этом, я так и ловил себя на странной мысли. А что вообще происходит? Разве меня не засасывает в очередную историю, родившуюся из истории, которая случилась со мною же? Мои воспоминания превратились теперь в чью-то прозу и стали бестселлером. Истории о моей родине, рассказанные или переведённые мною на японский, я теперь должен перекладывать обратно на свой язык? С ума сойти, как любит повторять Мураками. Слава богу, хотя бы Антон Павлович в переводе на русский уже не нуждается. Как ни крути, а в рассказывании историй об «острове, похожем на рыбу», мировая пальма первенства заслуженно принадлежит ему.
фото:LEGION-MEDIA; Анатолий Струнин/ИТАР-ТАСС; Владислав Титов/ИТАР-ТАСС
